Аристотель двадцатого века

Бертран Расселл (1872-1972) в своем увлекательном очерке "История западной философии" (Нобелевская премия по литературе за 1950 год) снисходительно упоминает о ключевом понятии учения древнегреческого гения: "Аристотелевское понятие потенциальности удобно разве что в тех случаях, когда без оного можно обойтись... Но когда потенциальность используется им как нечто фундаментальное и несводимое, то каждый раз мы имеем дело с замаскированной путаницей мысли. Так что "потенциальность" - это один из пороков его учения". Как хорошо, что этот кембриджский сарказм запоздал и в 1932 году Нобелевскую по физике успел получить 30-летний немецкий физик Вернер Гайзенберг (5.12.1901 - 1.2.1976) - преемник Аристотеля, открывший еще осенью 1926-го важнейший для физики и философии принцип неопределенности - основу квантовой механики.

Формулировка Аристотеля "существующее актуально возникает из существующего потенциально под действием уже существующего актуально" отныне расшифрована и развита в фолиантах и сотнях тысяч статей, в изобретениях ХХ века - от ускорителей и лазеров до ультрамикроскопов и суперкомпьютеров. Квантовая теория позволила понять химические процессы, структуру твердых тел, магнетизм, ядерные реакции, "все-все". Детерминизм Лапласа отодвинут в разряд блефов, а "Физика и философия" Гайзенберга потеснила талмуд Расселла.

В 1933 году власть в Германии досталась нацистам и германская физика потеряла таких "неарийцев", как Макс Борн, Джон фон Нойманн и Ханс Бэтэ, не говоря об арийцах-коммунистах, среди которых был и Клаус Фукс - будущий конструктор "американской" А-бомбы. Италия - колыбель фашизма - потеряла Энрико Ферми, которому повезло жениться на прелестной еврейке... История с Эйнштейном слишком известна... Однако Господь избавил Германию от чистки науки по признаку благонадежности, то есть чего-то подобного 37-му году в СССР немецкая наука не испытала. Правда, против Гайзенберга начинали травлю на "основании" его "приверженности к еврейской теории относительности". Но последовал отпор со стороны таких столпов науки, как Людвиг Прандтль (без которого не могли обойтись авиаконструкторы и ракетчики!), и нацистские хунвейбины затрепетали под обвинением в саботаже...

С началом Второй мировой войны истерия охватила мир физиков, осознавших близость пришествия А-бомбы. В Германии это лучше и быстрее других понял ближайший друг Гайзенберга - Вайцзеккер - сын госсекретаря нацистского правительства. В духе идей романа Герберта Уэллса "Освобожденный Мир" (1913 год!) он решил, что открылся шанс для перехвата власти учеными - творцами и владельцами сверхоружия, не говоря о возможности двинуть науку за счет военных.

Аналогичные волнения испытал классик ракетостроения Вернер фон Браун, инициатор атомного проекта Америки Лео Сцилард, а в СССР - Андрей Дмитриевич Сахаров, служивший Сталину пуще, чем Вайцзеккер с Гайзенбергом - Гитлеру. Правда, Гайзенберг вряд ли жаждал власти. И славы уже достиг - больше некуда. Но именно поэтому германские атомщики стремились сделать именно его "атомным царем", который сумеет не допустить гестапо к делам немецкой атомной касты. И это удалось! Скажем, аналог "первого отдела" в Германии состоял только из ученых - назначенцев Вайцзеккера и Гайзенберга! И не было реальных инспекций - руководство "Великой Германской Империи" полностью доверяло Гайзенбергу, образцу арийской расы "сверхчеловеков" - "сверхгению науки".

Гайзенберг не лелеял собственных научных планов, которые могли бы реализоваться за счет военных контрактов. Пост "атомного царя" Гайзенберг употребил на спасение избранной научной молодежи от фронта, на недопущение пронацистских физиков к разработкам Бомбы, на спасение науки и образования от нацистских хунвейбинов. Он умно проводил научную политику, требуя такие малые ассигнования на разработку Бомбы и ядерной энергетики (ведь Гитлер надеялся и на атомные подлодки, даже самолеты!), которые изумили нацистских бонз, оставивших без серьезного внимания столь дешевые контракты по столь серьезному вроде бы поводу. В итоге, ссылаясь на "невозможность слишком крупных затрат, которые необходимы для бомбы", группа Гайзенберга правдоподобно отмывалась от обвинений в саботаже. Интрига была в следующем. Ведь для разработки конструкции бомбы нужны были скорее мозги, нежели деньги. Как здесь оправдаться? После войны, в "почетном" плену в Англии, Вайцзеккер и Гайзенберг с порога отмели версию о существовании таких проектных работ. Из известных мне лично высказываний только советский академик Лев Ландау не верил этому отрицанию.

Американские атомщики разделились: кое-кто злорадно настаивал на неполноценности немецкой науки, лишившейся "сливок общества" в 30-х годах; иные верили в нежелание группы Гайзенберга делать бомбу Гитлеру... В моей статье ("НГ-наука" # 1, сентябрь 1997 г.) я держался второго варианта: "могли, но не захотели", что недоказуемо на уровне историографии, журналистики.

Но в этом году разразилась сенсация, на которую и историки, и журналисты среагировали странно. В журнале "Успехи физических наук" (# 1, 2001, стр. 96) прямо указано, что конструкция немецкой урановой бомбы была разработана. Их имплозионная (от английского слова "имплозия" - схлопывание) бомба соответствовала боеголовке ракеты "V-2" фон Брауна, то есть имела "бы" массу не более одной тонны, - в противовес 4 т 400 кг американской бомбы 45-го года, разрабатывавшейся в Лос-Аламосе, - была и принципиально совершеннее "американской": имела "внешний источник нейтронов, генерируемый высоковольтной трубкой", то есть более надежный и компактный "запал". Этот принцип, как указывают авторитетные авторы Л.Рябев и Г.Гончаров, был "реализован уже в усовершенствованных конструкциях бомб в СССР - в 1954 г."!

Иными словами, и Гайзенберг с сотоварищами, и Браун лгали десятилетиями о том, что реальных разработок ядерного оружия в нацистской Германии не было, маскируясь тем, что таковые не были реализованы. Если бы немецкие диверсанты сподобились похитить "начинку" А-бомб в США (ведь наша агентура нечто подобное смогла!) либо Гайзенберг пробил "мобилизационный" план разделения изотопов урана тысячами и тысячами центрифуг, рассредоточенных по "Великому Райху", то немцы смогли бы сокрушить и Лондон, и Нью-Йорк (пуск с подлодки!) и, не дай Бог, добиться почетного мира. Но Гайзенберг повернул колесо истории по-другому.

После войны он с Вайцзеккером и другими близкими коллегами сумел предотвратить вооружение бндесвера ядерным оружием. Слава ему.