Марк Рац
Израильские националисты – вполне реальная сила. Фото Reuters
Образование экстремистских движений и партий всякого рода, в том числе неофашистских и неонацистских, – распространенная тенденция в современном мире. Но может быть, в силу известных особенностей своей истории Израиль имеет иммунитет от этой болезни? Нет, мы так не считаем. Экстремисты есть и у нас, а высказывания типа «хороший араб – мертвый араб» – не такая уж редкость. (С учетом того что официальная идеология некоторых наших соседей состоит в уничтожении Государства Израиль, удивляться этому тоже не приходится.) Мы, однако, не ожидаем развития этой болезни, ибо видим институциональные механизмы ее сдерживания. Механизмы эти примерно одинаковы во всех демократических странах, но у нас они, может быть, лучше работают, и причины этой особенности отнюдь не сводятся к истории.
Как не стать жертвой одержимости
Интересующее нас явление сопровождает всю известную историю человечества. Валерия Новодворская полагала, что еще в трудах Лао Цзы (2,5 тыс. лет назад) метафорически описан режим, который сегодня мы называем фашистским: «Головы пусты, желудки полны». Мы добавили бы к этому старую как мир методологию решения сложных задач простыми методами. Об опасной простоте фашизма писал уже в наши дни Борис Стругацкий. Умберто Эко говорит о «вечном фашизме», а Зигмунт Бауман предупреждает об актуальности нового холокоста. И действительно, периодически нам сообщают об эксцессах фашизма, национализма и прочего экстремизма в той или иной стране. Мы также видим, что никакие уроки прошлого не уменьшают опасности его возрождения. Никто не гарантирует, что в следующий раз в следующей стране все не повторится снова: профилактика здесь почему-то плохо работает.
Если говорить о странах европейской культуры (а мы – при всех его особенностях – относим к ним и Израиль), то определяющая черта тоталитарных режимов в них – исключительное господство «единственно верного учения», поддерживаемого подавляющим большинством населения. При этом ни содержание учения (с точки зрения внешнего наблюдателя, оно всегда внерационально), ни способы обеспечения его массовой поддержки особой роли не играют. В организационном плане следствием подобного положения дел оказываются вождистский режим и практический запрет на политическую оппозицию, в «мягком» варианте – ее маргинализация.
Фашисты у власти – это уже тяжелый случай, в XXI веке, слава богу, почти изжитый. Но бациллы этой идеологии, по-видимому, неизбывны. То ли они как-то хорошо встраиваются в человеческую культуру, то ли в самом человеке есть для них некая питательная среда. Конечно, в разных странах опасность этой болезни различна. Как пророчески сказал после войны Карл Юнг, «немцы обретут себя, когда примут и признают свою вину, но другие станут жертвой одержимости, если в своем отвращении к немецкой вине забудут о собственных несовершенствах».
Так или иначе, похоже, что мы сталкиваемся с неким уровнем интенсивности проявлений фашизма, с которым общество готово мириться. Не исключено, что уменьшение этого уровня так же нежелательно с точки зрения сохранения «социального здоровья», как и его увеличение. Живем же мы в симбиозе с множеством разных микроорганизмов. Так и здесь. Но тогда должны существовать механизмы, регулирующие уровень фашизоидности в стране... Говоря об этих механизмах, мы имеем в виду сдерживание от сползания к любому типу тоталитарного режима. Конечно, особая аллергия на национал-социализм тоже имеет место, но по опыту Израиля это все же вторичное обстоятельство. Таким образом, нам нужно понять, что способствует взрывному росту уровня фашизоидности, приводящему фашизм к власти, и какие механизмы регулируют этот уровень, в частности препятствуют его резкому росту.
«А сколько у нас Нобелевских премий!»
Как правило, экстремистские идеи приживаются у людей, извлекающих из них какую-то пользу (например, становящихся «вождями») либо плохо образованных, не имеющих опыта рефлексии и не склонных рефлексировать – а таких подавляющее большинство и у нас. В Израиле есть люди, склонные переносить в политическую жизнь религиозные идеи «избранного народа» (еврейскую версию «народа-богоносца»), «чистоты еврейской крови», изгнания инородцев, пропагандирующие возврат к формам правления двух-, трехтысячелетней давности, культ силы и вождя и другие атрибуты экстремистских идеологий. Существуют маргинальные группы, о которых широкая публика узнает после противозаконных акций: кого-то избили, испачкали стену синагоги, отметились антиарабскими или антисемитскими надписями на стенах домов и прочими безобразиями. Их эпизодичность свидетельствует, что у них нет широкой поддержки.
Вместе с тем мы слышим разговоры о гиперталантливости евреев и о недооценке их «мировой прогрессивной» роли («а сколько у нас Нобелевских премий!»). Распространены даже генетические толкования этого, очевидно, культурно-исторического феномена. Независимо от желаний сторонников таких взглядов они могут содействовать национализму и экстремизму. С другой стороны, муссируется тема антисемитизма и мирового «заговора против нас». В этом отношении Израиль может дать фору России с ее мазохистскими разговорами о русофобии. Но (и это принципиально!) даже при наличии периодически проявляющейся агрессивности со стороны соседей во внутренней политике Израиля это не приводит ни к идеологии «осажденной крепости», ни к каким-либо мероприятиям мобилизационного характера: здесь работают механизмы, о которых мы поговорим дальше.
Есть и объективные обстоятельства, которые могли бы, как принято считать, питать фашизм и национализм, например разница в максимальных зарплатах, с одной стороны, и уровня минимальной зарплаты, с другой – в десятки раз. По индексу Джини (так именуется показатель этой разницы) Израиль сильно опережает страны Западной Европы и находится примерно на одном уровне с Россией и США. Однако этот феномен является предметом постоянного обсуждения в СМИ, докладов Госконтролера (очень приблизительно – израильский аналог Счетной палаты) и нескрываемой головной боли правительства, что, похоже, приглушает его негативное влияние на настроения общества.
Немалую роль мог бы сыграть и вынужденный милитаризм: Израилю приходится поддерживать постоянную боеготовность Армии обороны, то и дело отражать локальные нападения соседей и всегда быть наготове к широкомасштабному вторжению. Но никакого военного психоза не наблюдается.
Это все, так сказать, постоянно действующие факторы. Но из истории Германии хорошо известно, что важнейшую роль во взрывном росте фашизма сыграло поражение в Первой мировой войне и тяжелое положение Веймарской республики в 1920-е годы. Тогда в масштабах целого народа как по нотам разыгралась концепция ресентимента, предложенная за полвека до того Фридрихом Ницше. «Вынужденное неподконтрольными обстоятельствами принятие гнетущего порядка вещей» создало условия для формирования особой рабской морали: собственная неполноценность породила образ врага, якобы виновного во всех ошибках и поражениях. Травмирующие переживания превратились в массовый выброс творческой энергии, даром что в этой истории творчество вылилось в военную агрессию, строительство немецкого варианта ГУЛАГа и изобретение душегубок.
Мы вспоминаем эту ставшую уже хрестоматийной историю, потому что в Израиле нечто подобное невозможно по вовсе безрадостным причинам. Израильтяне не имеют права на поражение, потому что оно означает их физическое уничтожение. Мы либо победим в навязываемых нам военных столкновениях и выживем, либо проиграем и погибнем. И похоже, что такая жестокая витальная дилемма очень благотворно сказывается на жизни страны: получается так, что в израильской политике нельзя врать.
Не без оснований принято думать, что политика – грязное дело и вранье там в порядке вещей. Наверное, во внешней политике Израиль в этом отношении не лучше и не хуже других стран. Но вот во внутренней дело обстоит совершено иначе. Это ничем не рискующие европейцы и американцы могу позволить себе – да и то, думаем, временно – игры типа знаменитой политкорректности в своей политике. Мы тоже можем об этом поговорить, но не более того. Невозможность вранья касается не разговоров, а того, что мы делаем в итоге: в процессе обсуждения и реализации замыслов разнообразное вранье аннигилирует, и в конечном счете формируется политическая линия (Policy), основанная на правде. Потому что цена обмана и самообмана слишком велика. Наверное, это помогает Израилю удерживаться в первых рядах демократических стран, идеал которых мы сформулировали бы так: непримиримая, но открытая политическая борьба при жестком соблюдении правовых норм и абсолютной независимости суда.
Не спешите строить между нами стену
Недавно в Израиле произошли два события, которые послужат нам, как теперь говорят, кейсами.
 |
| Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху извинился перед эфиопским солдатом, избитым полицейскими.
Фото с официальной страницы премьер-министра Израиля в социальной сети Facebook |
Первое. К югу от Иерусалима расположен сельскохозяйственный район Гуш-Эцион, где еврейские поселения соседствуют с арабскими. Здесь должна пройти часть Разделительной стены, которую Израиль начал строить в 2003 году для защиты от проникновения террористов. В начале этого года жители еврейского поселения Кфар-Батир просили Высший суд справедливости (БАГАЦ: Верховный и Конституционный суд в одном лице) отменить правительственное решение о строительстве стены в районе поселения. Свое обращение они мотивировали тем, что тесно сотрудничают с арабскими соседями: помогают друг другу в сельскохозяйственных работах, предоставляют арабам рабочие места в строительстве на территории еврейского поселения (важный источник дохода для арабов); между ними установились дружеские, добрососедские отношения. Стена разрушит непросто сложившееся мирное общежитие, которым дорожат обе стороны, к тому же нанесет вред окружающей среде. Просьбу поддержали Совет поселений Гуш-Эциона и экологические общественные организации.
В ходе разбирательства, выяснения реального положения дел в Кфар-Батир и артикуляции интересов сторон государство пересмотрело свою позицию и нашло другие способы избежать террористической опасности. Каждая сторона получила то, что хотела, и суду осталось лишь юридически зафиксировать прекращение конфликта.
Это вроде бы частное событие интересно тем, что суд выступил не в привычной для нас роли института правоприменения, а как организатор коммуникации, диалога сторон, то есть как методологический консультант. Перевод властного государственного монолога в диалог процессуальных фигур и в их лице противостоящих сил, на наш взгляд, перспективное направление мысли. Особенно важно, что в роли одной из этих фигур, формально равных перед судом и законом, выступило государство. Возможно, развитие правового мышления в рамках этой интерпретации даст современные инструменты эффективного разрешения конфликтов, в том числе и питающих экстремизм.
Между прочим, отношения еврейских поселенцев и жителей арабских деревень во всей зоне их соприкосновения, по свидетельствам известных нам очевидцев, были еще четверть века назад нормальными и добрососедскими. Люди сотрудничали по многим жизненно важным вопросам, их дома были открыты друг другу. Вечерами в тель-авивских кафе можно было увидеть совместно отдыхающих арабов и евреев. Так продолжалось до явления народу Арафата и его группы и последовавших затем соглашений в Осло. Этот совместный с арабами опыт старшие поколения хорошо помнят как в Израиле, так и в Палестинской автономии. Он тоже противостоит фашистским и нацистским идеологиям, но, между прочим, заставляет еще задуматься о роли «миротворцев», уверенных, что их представления о мире, демократии и способах их достижения непогрешимы и универсальны.
Второе. 30 апреля центр Тель-Авива был парализован демонстрацией эфиопов. (Если точнее, то эфиопских евреев. Израиль – страна репатриантов, и выходцев из разных стран принято называть по имени страны исхода, но никаких отрицательных или оскорбительных коннотаций не подразумевается. Мы, например – русские.) Повод к демонстрации – избиение полицейскими солдата-эфиопа.
Здесь надо учитывать, что в общественном сознании израильтян солдат – фигура священная, поднять руку на солдата – преступление вдвойне. Общественная реакция была однозначной: осуждение полиции, поддержка солдата (более 90% мнений независимо от страны исхода). Что же касается эфиопов, то это этническая группа из племен Восточной Африки, исповедующая иудаизм. Вообще же эти племена ведут едва ли не первобытнообщинный образ жизни. Тем не менее эфиопы-иудеи были репатриированы в Израиль еще в 1980-х годах. При этом они получили от государства невиданные до того льготы и преимущества, облегчившие их адаптацию к непривычным условиям жизни.
Премьер не стал вилять и врать
Вернемся на площадь Рабина в Тель-Авиве. Митинг не был санкционирован, как требует израильский закон. После кратких горячительных речей демонстранты нападают на полицейских, которые поодаль наблюдали за порядком: бросают в них камни, бутылки, переворачивают полицейские автомобили, поджигают мусорные баки. Все по известному из Балтимора сценарию. Причем все свидетели указывают, что на площади находились не только эфиопы. Было много просочившихся в Израиль нелегалов из Сомали, ситуацию использовали также анархисты и другие посторонние элементы, по разным причинам заинтересованные в нарушении порядка. Показательно, что ни один из опрошенных представителей эфиопской общины не мог внятно изложить требования демонстрантов.
Что сделали власти? Они немедленно вступили в диалог с представителями общины и тем загасили вспыхнувший было экстремистский пожар. Вместе с лидерами общины и пострадавшим солдатом премьер-министр обсуждал жалобы и просьбы общины. Было решено, что в ближайшие недели правительство рассмотрит комплексную программу по решению проблем эфиопских евреев. В работе по программе будут участвовать несколько министерств при содействии специально созданного комитета под руководством премьера. Контроль за реализацией программы берет на себя канцелярия премьер-министра (аналог администрации президента в России). Специальные указания даны полиции, а полицейский – виновник инцидента уволен.
Особо важный момент этой встречи мы видим в том, что премьер не стал вилять и врать, он однозначно признал действия полиции расистскими, народ это видел и слышал: встречу показывали по ТВ.
Далее, благодаря тому что обсуждение перекинулось в СМИ проступают контуры интересных «неожиданных» проблем, связанных с патерналистским подходом чиновников Министерства абсорбции (есть у нас и такое) к абсорбции репатриантов. Приходит понимание того, что эксцессы с полицией действительно только повод для протеста, подлинные же проблемы – в хронических болезнях общины, в том числе такой, как непонимание протестующими подлинных причин своего неудовлетворения и того обстоятельства, что их используют внешние силы. Если это понимание сделать общественным достоянием, оно резко снизит оперативный простор экстремизма.
Вообще экстремизм особенно бурно цветет, пока встречает сопротивление. А там, где вовремя развертывается диалог, он может в ряде случаев заменить насилие со стороны правоохранительных органов. Можно привести пример необходимости диалога совсем из другой области: разрешение вопроса о двуязычных иврито-арабских, детских садах и школах. Открытие таких учреждений в Израиле решается на муниципальном уровне, где понимание того, что эти учреждения решают задачу государственной важности – взаимопонимания двух народов, практически отсутствует. Здесь и приходит на помощь общественность. Пока что результатом публичного обсуждения стали новые детские учреждения в Иерусалиме, Беэр-Шеве, Яффо, частично – в Хайфе. Обсуждение продолжается.
* * *
Мы бы извлекли из всего сказанного несколько неожиданную мораль. Основа современного общества и государства – право. А ядро и суть права, как показал академик Владик Нерсесянц – принцип формального равенства: формально все люди равны перед судом и законом, и именно поэтому фактически одни богаты, а другие бедны, одни получают нобелевские премии, а другие убирают мусор на улицах. Но одно дело провозгласить этот принцип, а совсем другое – соответствующим образом организовать реальную жизнь.
И оказывается, для того чтобы он стал реальностью, люди должны и свои отношения друг с другом в мирной жизни, а не в суде строить как равные: на основе диалога. Это особое искусство, о нем надо говорить специально, имея в виду, что диалог не цель, а средство, и работает, если все стороны конфликта хотят его вести. Но тогда (в идеале) и наступает царство свободы, о котором говорил 200 лет назад Бенжамен Констан, как «право каждого подчиняться одним только законам», а никому и ничему помимо них. Экстремизм же любого рода, как и отношения господства-подчинения вообще, остается тогда уделом маргиналов, без которых народ тоже был бы неполон.
