Юрий Борисов
Строителям казалось, что мимо плывут очень свободные люди.
Фото ИТАР-ТАСС
Нынешней осенью Беломорско-Балтийскому каналу исполнилось 78 лет.
В 1933 году по нему проплывал на пароходе Мартин Андерсен-Нексе, иностранный писатель. Он нашел великий проект социализма просто замечательным: «Истинное наслаждение плыть сотни километров по местности, преображенной человеческими руками...»
Люди здесь действительно преображали местность. А она преображала их. Таким образом, на Беломорканале реализовывались два проекта. Один был воплощением идеи, существовавшей еще с петровских времен, – соединить водной артерией Белое и Балтийское моря. При Петре Первом корабли здесь просто перетаскивали от водоема к водоему. Поэтому к нелегкому маршруту приклеилось название «государева дорога».
Канал попытались прорыть при императоре Павле. Не получилось. Но уже на Всемирной выставке в Париже 1900 года русский проект соединения двух морей получил золотую медаль.
Дело было за людьми, способными его осуществить. Ими стали большевики, одни из самых энергичных преобразователей реальности.
Беломорско-Балтийский канал (ББК) был построен в рекордно короткий срок – за 1 год и 9 месяцев. Руками заключенных. Постоянное количество работающих составляло около 100 тыс. человек. Контингент все время пополнялся, так как шла естественная убыль. По разным данным, здесь погибло от 50 до 200 тыс. узников.
Люди гибли. Но рождались новые слова. Например, ГУЛАГ (Государственное управление исправительно-трудовых лагерей) – это пошло отсюда.
Интересна история слова «зэка».
Во время посещения стройки партийным деятелем Анастасом Микояном к нему пришел начальник ГУЛАГа Лазарь Коган с вопросом, как называть строителей канала. «Сказать «товарищ» – еще не время. Заключенный – обидно. Лагерник – бесцветно. Вот я и придумал – «каналоармеец». Как вы смотрите?»
Партия в лице Кагановича словечко одобрила. Но лагерный народ о том, что он заключен под стражу, упорно не забывал. Привилось «заключенный каналоармеец», что сокращенно и зазвучало как «зэка», распространившись позже по всем тюрьмам и лагерям страны.
Основное средство преображения преступников в сознательных граждан определялось заключенными словом «котловка». Так называлось неравное питание: чем меньше заключенный вырабатывал, тем меньше он получал пищи. А значит, слабел и на следующий день работал еще хуже, постепенно теряя энергию жизни.
Но все это были мелочи в сравнении с результатом. Кстати, в 1966 году на этот результат поехал посмотреть Александр Солженицын. Нашел, что канал находится в запустении – суда ходят редко, туристы почти не заглядывают. Одну из гостиниц отдали под интернат.
Но Солженицын в своем анализе сталинского режима, по мнению историка Роя Медведева, был склонен к преувеличениям. А уж как удивился бы скепсису Александра Исаевича писатель, осуществлявший, как бы сейчас сказали, пиар Беломорканала. Впрочем, это был не просто пиар, а отдельный, глобальный творческо-информационный проект.
«Это одна из наиболее блестящих побед коллективно организованной энергии людей над стихиями суровой природы севера. В то же время это отлично удавшийся опыт массового превращения бывших врагов пролетариата-диктатора и советской общественности в квалифицированных сотрудников рабочего класса и даже в энтузиастов государственно-необходимого труда». Такими словами обозначил итог великой и беспрецедентной стройки не какой-нибудь записной автор передовиц «Правды», а большой писатель Максим Горький.
Тот самый Горький, чью газету «Новая жизнь» закрывали большевики, с которыми он на первых порах имел серьезные разногласия. Так от «буревестника революции» пришел он к ярому стороннику «перековки» граждан в товарищей с помощью каторжного труда.
Еще в 1929 году пролетарский писатель поездил по лагерям на Соловках, проверял слухи о беспорядках и нарушениях. Уже тогда в своем путевом очерке похвально отзывался о местах заключения, оспаривая критику «международной эмигрантской прессы».
Но Беломорканал требовал масштабного ответа всем, кто не верит в социализм.
Итак, 17 августа 1933 года отправился в плавание пароход, на котором находились 120 писателей и деятелей культуры. Не только из Москвы, а из различных союзных республик.
Дело в том, что Горький, избранный главой оргкомитета по подготовке Первого съезда советских писателей, решил не просто показать коллегам, как страна преобразует преступников в «человеков». Он так увлечется этой идеей, поддержанной Сталиным, что в следующем году на писательском съезде произнесет доклад не о литературе, а скорее о роли труда в истории. Это будет доклад Бухарина о поэзии.
А пока по каналу плывет пароход, периодически причаливая к берегу, где литераторов гостеприимно встречают каналоармейцы и их заботливые перевоспитатели.
Среди участников тура были Алексей Толстой, Всеволод Иванов, Михаил Зощенко, Борис Пильняк, Леонид Леонов, Валентин Катаев, Виктор Шкловский, Мариэтта Шагинян, Вера Инбер, Ильф и Петров и другие.
Писатель Александр Авдеенко был поражен не только прекрасным питанием на стройке, но и сервировкой столов. А уж его описание блюд было сравнимо разве что с картинками известного фолианта советских времен «Книга о вкусной и здоровой пищи».
Алексей Максимович ничему не удивился: «Многие литераторы получили заряд энергии. В настоящее время в литературе царит такое состояние духа, которое толкает вперед и ставит (писателя) на уровень наших грандиозных проектов».
Но, как говорится, погуляли – и за дело.
Так в результате романтического путешествия родилась книга «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства 1931–1934 гг.».
Горький прекрасно понимал, какие уши торчат из его проекта. Поэтому он, хотя сам и не плавал на диковинном пароходе, решил поддержать товарищей теоретически. Его послесловие к книге – это гневная отповедь сторонникам индивидуального писательского труда. Ущербность такого метода, по мнению Алексея Максимовича, сказывается и на так называемых литературных дуэтах: «Эркман и Шатриан, братья Гонкуры, Маргериты, Таро и другие – все это факты невысокого значения, не превышающие фактов единоличного творчества». И вообще: «Уродливый собственнический инстинкт как-то особенно отталкивающе выявляется в среде литераторов». Отсюда ревность к славе, зависть к успехам. Другое дело бригада писателей-беломорканальцев: «За текст книги отвечают все авторы. Они помогали друг другу, дополняли друг друга, правили друг друга... в результате трудно оценить: что же от одного и что от остальных».
Бригада состояла из 36 человек далеко не бездарных художников. Но, видно, поставленная цель была настолько труднодостижима, что порой повествование ломало героический жанр и устремлялось в сторону пародии.
Вот пассаж о черной зависти охранников, которую якобы испытывают лагерные вохры к работающим заключенным: «Как-то человек десять вохровцев взяли да и отправились в свободное время на производство и показали выработку в двести пятьдесят процентов нормы... Стрелку на вышке невесело. Работа у него однообразная, а ему тоже хочется учиться и работать. Он понимает – люди на трассе получают квалификацию: работает человек на кубатурных работах, выбирает грунт, потом к насыпи переходит. Там работа сложнее – думать нужно. А будешь думать – далеко пойдешь».
Через год книгу раздавали на Первом съезде советских писателей.
Рассказывают, что Андрей Платонов на съезде не присутствовал, но книгу ему принесли. Он подарил ее сыну. С надписью «Маленькому бандиту – о больших». Кого он подразумевал под большими – можно догадаться.
Но на съезде, открывающем новую страницу в отношениях между художником и властью, был Борис Пастернак.
Тогда, в 1934 году он, сидящий в президиуме, еще не знал, что напишет «Доктора Живаго», будет удостоен Нобелевской.
Нет, его огород еще не забрасывают тухлыми овощами коллеги-писатели, требующие убираться из России.
Борис Леонидович сидит и видит, как в зал с приветствием писателям входят строители Беломорканала и ударники Метростроя. На плече комсомолки лежит огромный отбойный молоток. Воспитанный Пастернак вскакивает и устремляется к ней на помощь. Девушка делает легкое движение, и зал заходится в смехе. Пастернак смущенно улыбается: отбойный молоток сделан из папье-маше.
Мегаметафора однако.
...Не так давно в «Русском журнале» я нашел интересные размышления историка Ильи Овчинникова об этом литературном памятнике Беломорканалу. «История строительства» была в какой-то степени более важной целью, нежели то, что было построено», – считает он.
Исследователь заметил, что жанры книги динамично сменяют друг друга, интонация постоянно сбивается с одной на другую. «Что это, полное отсутствие стиля или сорок голосов, слившихся в один?»
Версия Игоря Овчинникова: «Беломорско-Балтийский канал» – и энциклопедия, и физиологический очерк, и рекламный ролик, и роман воспитания, и философский трактат, и героический миф. А иногда даже театр абсурда в духе Хармса.
«Таким образом, – следует вывод человека XXI века, – в «Беломорканале» отчасти достигнуто то, к чему стремится идеальная виртуальная книга, к чему стремится Интернет в целом: обесценивание одного отдельно взятого автора как самостоятельного творца; почти полное слияние текста с реальностью; поглощение вновь построенным миром максимально возможного числа участников».
Люди, придумавшие Беломорканал, не знали Интернета. Как не знал ничего о виртуальной реальности великий пролетарский писатель, вдохновивший коллег на коллективное произведение. Люди жили тогда в иной и единственной реальности. В той самой, что спустя несколько лет обрушит каток репрессий и на инженеров человеческих душ, и на тех, кто занимался перековкой «граждан» в «товарищей».
