Сергей Рыженков
Информационное поле на Северном Кавказе весьма агрессивно.
Фото Владимира Павленко (НГ-фото)
Пропагандистские ролики боевиков Северного Кавказа различных жанров (от посланий к братьям с призывами к джихаду до заявлений после терактов) в большом количестве размещены на сайтах, в YouTube и в блогах, в том числе в формате 3gp для скачивания на мобильные телефоны. Исследователями и журналистами эти видеоматериалы чаще всего рассматриваются как разновидность продукции, используемой в информационной войне, либо как прямые свидетельства реальной ситуации, информация о которой довольно скудна в силу обоюдной заинтересованности противоборствующих сторон в ее сокрытии. Мы рассматриваем видеопропагандистскую продукцию боевиков в ином ключе. Нас интересуют косвенные свидетельства реальных процессов, так или иначе связанных с деятельностью террористического подполья.
Нелюбительское видео
Предваряя анализ, необходимо хотя бы в самом общем виде охарактеризовать данную видеопродукцию. Ролики боевиков обращены главным образом к мусульманской среде – и это (не в меньшей степени, чем технические возможности и нежелание давать лишнюю информацию о месте нахождения говорящего) определяет их минималистскую эстетику как бы демонстративного отказа от клипового подхода, свойственного западным СМИ, и вообще от каких-либо технических ухищрений.
Как правило, ролики сняты предельно просто. Лес. На фоне деревьев сидит или стоит говорящий – один или в группе из нескольких человек. Часто за спиной у них висит флаг так называемого Имарата Кавказ. Подавляющее большинство персонажей – в камуфляже. Неизменный атрибут говорящего – автомат, висящий на боку, лежащий на коленях или стоящий рядом. Съемка ведется с одной точки, изредка камера незначительно движется или панорамирует. Никакого монтажа, ничего вырезанного или вклеенного, хотя в ряде случаев информационные агентства боевиков используют свои видеозаставки перед началом ролика. Визуальный ряд сведен к базовым символическим элементам (лес, военная форма, оружие, флаг). Поэтому все внимание обращено на говорящего. Его речь, сопровождающие ее жестикуляция и мимика независимо от степени их выразительности – единственный динамичный элемент.
Постепенно по мере просмотра материала все внимание зрителя сосредоточивается на речи. Авторы, сознательно или нет, добиваются легкого гипнотического эффекта. Он подкрепляется вкраплением цитат из Корана на арабском языке, ритуальных реплик, сопровождающих упоминания Аллаха, Пророка и погибших моджахедов, часто – монотонией с характерными проповедническими интонациями.
Длительность роликов – от полминуты до 45 минут. Обычно ролики начинаются и заканчиваются молитвой на арабском языке.
В кадре и между кадрами
Что касается прямого показа тех или иных сторон деятельности вооруженного подполья, то считается, что они могут содержать какую-либо объективную информацию, случайно попадающую в кадр. Однако, выборочно просмотрев несколько десятков роликов, мы обнаружили: относительно вооружения и количества боевиков, их технической оснащенности, характера местности и т.п. они не говорят нам ничего, что не было бы известно из других источников.
Логично предположить, что не видимое нами способны увидеть спецслужбы. Но по мере погружения в материал нам стало понятно, что информационная и исследовательская ценность данных источников, даже в случае, если удалось бы достичь большего в вычитывании реалий, не может сводиться лишь к прямым свидетельствам.
Так, при просмотре и анализе пропагандистских роликов боевиков как косвенных свидетельств реальной ситуации обнаруживается существенная динамика в подходе к изготовлению видеопропагандистской продукции. В последние два-три года происходило возникновение и развитие новой пропагандистской стратегии, следствием чего стала диверсификация предложения за счет производства принципиально нового продукта.
Образцом прежнего пропагандистского подхода может служить репортажный ролик о встрече Доку Умарова (именующегося также амиром Имарата Кавказ Абу Усманом) с моджахедами Юго-Западного фронта в апреле 2008 года (согласно титру). Выступление Умарова являет собой пример прямой агитации, обращенной к сторонникам. Оно включает в качестве обязательных компонент жесткий язык вражды по отношению к противникам, которые должны беспощадно истребляться, и угрозу наказания своих в случае их отступления от «генеральной линии». В целом данная «политинформация» подается с помощью довольно традиционных прямолинейных пропагандистских средств.
Другой пример лобовой пропаганды, призванной мобилизовать сторонников, – ролик, содержащий выступление еще одного лидера боевиков – Анзора Астемирова (амир Сейфула, ликвидирован в марте 2010 года), в котором он спокойно и негромко, без внешних эмоций в отличие от Умарова, но также используя жесткий язык вражды, говорит о необходимости полного разрушения цивилизации неверных и установления ислама как единственной веры на земле. Непокорившихся, а также муртадов – мусульман, сотрудничающих с неверными (кафирами), будут убивать.
Новая фигура, отошедшая от канона прямой пропаганды, – Саид Бурятский (Саид абу Саад аль-Буряти, по паспорту Александр Тихомиров; ликвидирован в марте 2010 года). Он демонстративно бравировал обширной теологической эрудицией, уверенным владением арабским языком (сначала он стал известен в рассматриваемом сегменте Интернета как автор лекций об исламе). При этом он стремился создать образ человека, доверительно, простым языком говорящего о своем личном опыте, о том, что им продумано и прочувствовано. Добавим к этому последовательное использование им нового идеологического кода боевиков с опорой на собственную биографию (русско-бурятское происхождение): интернациональность ислама, а не этническая особость каждого из народов Северного Кавказа. Саид отличался умелым использованием эмоционального интонирования речи, сарказма (например, президента Чечни именовал «Рамзаном Владимировичем Кафыровым»), иронии и самоиронии.
Все это представлено в роликах, выходивших начиная со второй половины 2008 года. В них Саид рассказывает о том, что привело его в Имарат Кавказ, отвечает на критику и обвинения в свой адрес после появления первых интернет-обращений, рассказывает о личном участии в боевых операциях и т.п. Здесь тоже присутствует язык вражды по отношению к немусульманам, но отличие этих роликов от остальной пропагандистской продукции, произведенной на Северном Кавказе, несомненно. Прямолинейность, клишированность речи и логики традиционных пропагандистов явно рассчитаны на то, чтобы укрепить поддержку среди тех, кто и без того разделяет их точку зрения. Многослойность, нестандартность построений нового пропагандиста была призвана найти отклик у более широкой аудитории. Показательно, что если имена других лидеров боевиков в русскоязычном Интернете встречаются, как правило, в новостях, то о Саиде спорили на форумах и в блогах.
По ряду свидетельств, среди самих моджахедов Саид Бурятский воспринимался неоднозначно. Но его приглашение в 2008 году на Кавказ и совместные выступления с ним Умарова свидетельствовали о желании руководителей вооруженного подполья расширять формы пропагандистского воздействия.
Сквозь кадр
Ролики боевиков обращены к мусульманам, прежде всего жителям Северного Кавказа. И то, как конструируется адресат в обращениях лидеров боевиков, будь то перелицовки мобилизационной пропаганды советско-геббельсовского образца, будь то более изощренные послания, предложенные Саидом Бурятским, позволяет говорить и о той реальности, которая никак, казалось бы, в роликах не представлена: аудитории.
Боевики, безусловно, хорошо ее знают и уверены, что то, что они предлагают, будет надлежащим образом воспринято. Подобно тому, как реклама товаров и услуг для того, чтобы быть эффективной, должна в какой-то мере отражать потребительскую ситуацию, так и пропагандистское видео боевиков «вписано» в реальный контекст. Иначе бы массовое производство такой продукции – и это касается не только России, но и многих других стран, в которых распространяется как эндемичные, так и интернациональные пропагандистские ролики террористов, – следовало бы признать пустой тратой времени и сил.
 Агитации террористов нужно противопоставлять веские аргументы. Фото Александра Шалгина (НГ-фото) |
Вот один из лидеров боевиков в своем интернет-послании обращается к отдельным группам, участвующим в вооруженном подполье или поддерживающим его. Очевидно, что знание об этих группах почерпнуто из опыта вооруженного подполья, его взаимодействия с населением. Вместе с тем в обращении, по сути, воспроизводится известное по мировому опыту разделение на группы участников и сторонников вооруженного подполья (первая и вторая из далее названных категорий в ролике не разделяются): 1) собственно боевики; 2) те, кто повседневно не воюет, но может принять участие в военных действиях или в операциях; 3) мирное население, которое поддерживает боевиков материально – одеждой, пищей, информацией; 4) те, кто морально сочувствует боевикам. Исследователями эти группы были типизированы исходя из истории существования военизированных подпольных и террористических организаций, укорененных в социальных сетях. И это сопоставление говорит о том, что связь между боевиками и частью населения на Северном Кавказе если еще и не стала симбиотичной, как в определенный период в Северной Ирландии, то близка к этому состоянию.
Именно наличие значимой социальной базы поддержки боевиков, социальных сетей, связанных с вооруженным подпольем, в том или ином смысле ориентированных на него, – существенный пласт реальности, который вычитывается из пропагандистских видеороликов боевиков.
Перемешивая идеологию радикального исламского фундаментализма с моделями «правильных» жизненных стратегий в существующих на Северном Кавказе условиях и апеллируя к очевидным провалам государственной политики в регионе, боевики осознанно и целенаправленно мобилизуют социальную базу собственной поддержки, как это делает любая политическая сила, претендующая на власть. Для целевой аудитории представление лидерами боевиков себя в качестве альтернативного центра власти, несомненно присутствующее в кадре, не должно казаться игрой и натяжкой (как при взгляде со стороны). Это значит, что виртуальные позиции лидеров боевиков корреспондируют с тем статусом, который они занимают в реальном мире, пусть это относится только к какой-то части общества.
Вместе с тем невозможно предположить, что в плотных социальных сетях родственно-клановых отношений, сохраняющих свое значение, несмотря на несомненные признаки слома традиционного уклада, каналы интернет-коммуникаций существуют на Северном Кавказе сами по себе, в отрыве от повседневных каналов обмена информацией. А это значит, что виртуальные обращения дополняются реальными актами коммуникаций, передачей информации от человека к человеку, обсуждением ее в неформальных и формальных (джамааты – неофициальные общины сторонников чистого ислама) сообществах и предполагают обратную связь.
Таким образом, если в первом приближении производство видеопродукции боевиков как направленной на мобилизацию социальной поддержки можно объяснить практическими потребностями в восполнении людских и материальных ресурсов и получении информации о противнике, то, осмысливая ситуацию глубже, мы должны признать видеопропаганду боевиков частью долговременной стратегии, основывающейся на методах завоевания социальной и культурной власти. Причем речь, вероятнее всего, должна идти о сознательной стратегии – хорошо известны примеры подробного описания методов «молекулярного проникновения» умеренного ислама в общество, возводимого самими авторами методик к грамшианской концепции гражданского общества.
То, что уже почти 20 лет на Северном Кавказе идут войны, происходят вооруженные конфликты, в результате чего вооруженное противостояние и насилие стали составной частью повседневной жизни, рутинизировалось, делает боевиков в восприятии обычных людей легитимными гражданскими и политическими лидерами, занимающимися политикой, как и их оппоненты. «Человек с ружьем», живущий в лесу, однозначно негативно воспринимается лишь российской публикой за пределами Северного Кавказа. (Разумеется, речь идет об общих тенденциях – ситуация на Северном Кавказе варьируется от региона к региону и от территории к территории.)
Профетический пафос роликов дает основание предположить, что официально поддерживаемая в северокавказских республиках десекуляризация политики, культуры, социальных отношений (в данном случае – в форме умеренной исламизации), так же как и «нормализация» военного состояния, должна способствовать дальнейшему расширению социальной базы боевиков. Религиозные дебаты, которые должны вести с ваххабитами официальные священнослужители, усиливают общее дискурсивное поле, вне которого обращения боевиков теряли бы значительную часть своей силы.
Следует отметить, что за относительно короткий период новый подход к видеопропаганде успел получить развитие. Это очевидно продемонстрировал «мини-сериал» о мнимой смерти Саида Бурятского в августе 2009 года при взрыве здания городского ОВД в Назрани, в результате которого погибли 80 человек. Объявленный погибшим в результате осуществления теракта Саид Бурятский снова появился пред публикой, объяснив недоразумение технической ошибкой.
Обращает на себя внимание абсолютная уверенность Саида в том, что сторонники не усомнятся в его честности. Более того, находясь в довольно щекотливом положении, под подозрением в намеренной лжи о собственной смерти (все известные лидеры террористов «умирали» много раз, что делало их в глазах населения почти мифологическими персонажами), он посчитал возможным выступить с новым призывом – на этот раз обращенным к чужим по отношению к Имарату Кавказ. Саид советовал чужим перейти от позиции нейтралитета к поддержке вооруженного подполья. На первый план при этом выходит на удивление приземленный для проповедника подход, связанный с оценкой любым жителем своей личной безопасности. Саид говорит о том, что существуют способы предупреждения населения о месте и времени проведения крупных терактов и свои всегда эту информацию получают (?!), а чужие – нет. Даже если чужие не сразу станут своими, им на переходный период предлагается рациональная линия поведения: нужно подальше держаться от официальных зданий и других мест обитания муртадов и кафиров, это единственная гарантия непопадания в зону операции боевиков. Проведение этой разделительной линии свидетельствует о дальнейшем развитии не только пропагандистской стратегии, но и стратегии расширения социальной базы боевиков в целом.
После кадров
Несмотря на пилотный характер предпринятого нами анализа пропагандистской видеопродукции боевиков, рискнем сделать некоторые выводы общего характера.
Официальная пропагандистская картина, предлагаемая российской аудитории за пределами Северного Кавказа, связана с проводимым властями курсом на исключительно военно-силовое подавление северокавказского вооруженного подполья. Последнее время руководство страны в лице президента Дмитрия Медведева признало необходимость усиления невоенной составляющей борьбы с северокавказским терроризмом. Однако в официальной картине как не было, так и нет места довольно успешно используемым «маркетинговым разработкам» боевиков, направленным на мобилизацию социальной поддержки в северокавказском обществе. А значит, и противопоставить им в этой плоскости борьбы нечего (лишь президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров по собственной инициативе использует отдельные элементы более адекватного в этом отношении подхода).
Представить себе, что после ликвидации Саида Бурятского усилия по мобилизации социальной базы перестанут предприниматься, было бы легкомыслием. А это значит, что, умело сочетая позитивные и негативные стимулы для населения к участию в различных формах поддержки вооруженного подполья и фактически не встречая сопротивления в этом измерении противостояния, боевики, увы, продолжат оставаться куда более умелыми «кукловодами», чем представители федеральной и местных властей.
