Водяное перемирие

Социальный капитал концентрируется исключительно внутри узких групп общения. Потому что доверие не выходит за их пределы.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)

Чрезвычайную важность общественного доверия для нормального развития страны, а особенно в условиях кризиса, отмечает профессор Виталий Тамбовцев – заведующий лабораторией институционального анализа экономического факультета МГУ.

– Виталий Леонидович, по Киплингу мы знаем, что во время засухи животные не нападают друг на друга у тонкого ручейка – водопоя. Действуют ли подобные стратегии поведения в обществе во время кризиса?

– Конечно, водяное перемирие должно было бы действовать, это совершенно правильный принцип в условиях кризиса. Вот только в обществе далеко не всегда происходит то, что должно. Все взаимодействия опосредуются человеческими интересами, возможностями и другими ограничениями.

В Испании в 1975 году, после смерти Франко, был подписан Пакт Монклоа – правительство, работодатели и работники заключили некое явное соглашение, которое устанавливало для них правила поведения на довольно длительный период. И условия пакта действовали. Благодаря ему удалось перевести экономический процесс на нормальные рыночные рельсы. У нас в политологически сходной ситуации – после крушения одного режима и формирования другого – в 94-м году был подписан Договор об общественном согласии. Подписали партии, общественные движения, профсоюзы. И забыли о нем на следующий день. Почему Пакт Монклоа действовал несколько лет и способствовал трансформации испанской экономики из тоталитарного в свободно-рыночное состояние, а про Договор об общественном согласии уже никто не помнил через месяц после подписания? Никакого влияния он ни на кого и ни на что не оказал. В чем дело?

Я думаю, здесь задействованы гораздо более фундаментальные факторы, чем политический процесс. Режимы приходят и уходят, а некие глубинные законы жизни общества остаются. В случае пакта и договора речь идет о доверии: там уровень доверия между гражданами, к правительству, к государственным организациям высок. В родной стране – низок.

– Доверие – основа социального капитала.

– Да, и поэтому он у нас концентрируется внутри узкой группы общения. Мы доверяем членам семьи, мы доверяем друзьям. Без этого мы бы не выжили. А в отношениях между группами у нас непроходимая стена. Я не могу априори доверять олигарху. Как я могу ему доверять, если он непонятно откуда возник.

– Вот Евгений Григорьевич Ясин считает, что для того, чтобы завоевать доверие, нужна ответственность...

– Никакие формы социальной ответственности не могут переломить тенденции восприятия крупного капитала как нелегитимного. Я специально изучал этот вопрос. Доверие и признание легитимности возникают в контексте каких-нибудь совместных дел, объединяющих «верхи» и «низы», – тут еще можно попытаться что-то исправить, через ту же социальную ответственность бизнеса. Но есть второй момент, и он неизменяем, по крайней мере в течение жизни нашего поколения: «не те люди». Люди, которые не являются легитимными лидерами.

– Среди них немало вполне харизматичных.

– Это разные вещи – харизматичность и адекватность позиции. Представление о руководителе уходит корнями в советское прошлое: руководитель – это руководитель предприятия. А советское предприятие было прежде всего социальной организацией, огромное количество социалки было на балансе. И там был легитимный директор. Он шел к этой должности снизу вверх, проходил партийный отбор, он был из тех, кто заслужил, что называется. Новые собственники не заслужили, эта составная часть легитимности у них полностью отсутствует.

– По опросам, работать люди хотят на частном предприятии – там больше платят.

– Да, но работая там, человек не принимает собственника. Деньги дает, ну и хорошо, он так и должен делать. У нас очень слабы межгрупповые связи, то, что называется бриджинговый капитал (от слова bridge – мост). В значительной степени это результат того, что с момента преобразований прошло мало времени.

Легитимность на поведенческом уровне – это когда я смотрю на что-то и говорю: «Так есть. Так и должно быть». Нелегитимность: «Так есть. Но так быть не должно». Если в стране сложилась система легитимных образов жизни, то есть каждый признает право другого жить в соответствии со своими предпочтениями, в этой стране с бриджинговым социальным капиталом все в порядке. А у нас многие общественные группы считают, что многие другие общественные группы не должны жить так, как они живут. Система взаимно нелегитимных образов жизни.

При этом даже в социуме, где перекрестная легитимность глубоко укоренена, всегда есть такие прослойки, как арабские пригороды в Париже. Между ними и остальным обществом существует взаимное неприятие. В социальной психологии есть термины «включенность» и «исключенность» – так вот это слои, которые из общества исключены. Однако по идее перед обществом стоит задача такую ситуацию преодолеть: чем больше «исключенных», тем сложнее объявить водяное перемирие. А у нас взаимной нелегитимности очень много, и усилий для ее преодоления не предпринимается. Высшие не считают за людей низших, низшие не считают за людей высших, а между ними очень узкий средний класс. Как договариваться в таких условиях?

– Во Франции, если зарплату пропорционально инфляции не повысят, будут мощные демонстрации, может и до беспорядков дойти. У нас зарплату на треть снижают половине страны, и пока на улице тихо. С одной стороны, в данной ситуации это проявление мудрости – люди понимают, что кризис системный, во всем мире. С другой – такая модель поведения продуктивна не всегда.

– Она пришла из 90-х годов, когда все страшно боялись безработицы. Сравните пособия по безработице здесь и там – это как соответствующая разница пенсий. Для среднего класса у нас коэффициент замещения – соотношение средней пенсии к средней зарплате – будет 0,1. В целом по стране 0,24 – что тоже недопустимо низко. А поскольку на 90-е годы пришлась, кроме того, приватизация, то здесь присутствовал еще элемент негласного договора между новым хозяином и старым работником – я тебя не уволю, а ты мне отдай мое. Эта модель отчасти и сейчас продолжает работать, особенно на старых предприятиях.

– Поставлю вопрос по-другому: почему наш народ абсолютно не политизирован?

– Во-первых – память поколений. Во-вторых, как вы заметили, люди более-менее рациональны. Они не будут прикладывать больших усилий в направлении, которое очевидно ни к чему не приведет. Не будет человек лезть на стену, если он знает, что он на нее не залезет. Люди прекрасно видят, что их локальные попытки поменять что-то в лучшую сторону кончаются ничем. А почему они не объединяются в единое целое? Очень слабый бриджинговый социальный капитал. Чтобы его наращивать – необходимо взаимодействовать. Можно сколько угодно писать: «Люди, будьте братьями!» – но проверяется все элементарным взаимодействием. Которого нет.

Возникает замкнутый круг. Практическая бесполезность индивидуальных усилий – необходимость взаимодействия – невозможность взаимодействия, потому что все чужие.

То есть, как я сказал, дело не в политическом режиме. А в гораздо более глубоких характеристиках общества, которые можно изменить лишь со временем и приложив определенные усилия.

– Со стороны кого?

– Общество состоит из групп, которые отделены друг от друга, но все равно взаимодействуют. Вот есть такое понятие – «лидер референтной группы». Это тот человек, с которым вы себя соотносите, которого воспринимаете как образец для подражания. Такой лидер может даже об этом не знать. Но от того, что он делает, как себя ведет, во многом зависит и то, как себя ведут другие, то есть он диктует нормы взаимодействия, на нем лежит эта ответственность.

А собственно организация взаимодействия – основной инструмент строительства бриджингового социального капитала. Как наладить взаимодействие? Вы не пойдете к Фридману, а он к вам. Третья сторона, которая может вас соединить, – это государство. Вот я по телевизору видел, как проходило обсуждение антикризисной программы правительства. В рамках «Единой России». Это укрепление социального капитала внутри узкой группы общения, среди своих, так называемый «бондинговый капитал». Бриджинговый капитал при этом явно не возник, а, наоборот, сократился. Иной результат дало бы обсуждение, где с одной стороны была бы представлена «Единая Россия», с другой – КПРФ, с третьей – «Солидарность».

– В теории все прекрасно. Но на дворе кризис, про который никто в мире ничего как следует не понимает. В этой ситуации любой маргинал, который станет говорить, что доллар будет стоить 150, будет голод, не переживем зиму, – легко посеет панику. Как здесь укреплять капитал?

– Значит, противоположную сторону должен представлять очень разумный, компетентный человек, который в ответ на все это приведет факты и цифры, подтверждающие, что все под контролем. А если такого человека нет, то это вина второй стороны.

Это универсальная модель. Которая у нас не реализуется.

– Западная демократия устойчива только потому, что там разные силы согласны по поводу определенного набора базовых ценностей. Неадекватных там тоже особо в телевизор не пускают...

– Бывшие неадекватные стали адекватными, их все-таки не вытесняли из системы – теперь они сидят в Европарламенте или работают министрами иностранных дел. А вообще для взаимодействия должно быть движение с двух сторон, инициируемое из тех центров, которым доверяют. По социологическим исследованиям известно, кто у нас имеет высокий рейтинг доверия.

– Да, мы все знаем этого человека. Но почему бы обществу в кои-то веки самому не озаботиться этой проблемой?

– В обществе, где бриджинговый социальный капитал хорошо развит, где центров доверия много, инициатива может исходить от кого угодно. От влиятельной общественной организации или от профсоюза – от любого субъекта. А у нас нет влиятельных общественных организаций или профсоюзов. Действовать может тот, кого знают. Если я выйду на улицу и стану призывать к объединению и взаимодействию, меня сочтут за городского сумасшедшего. И правильно сделают – я никому не известен. Можно мечтать о множественности центров влияния в обществе. Но или мы говорим о том, какими мы хотели бы себя видеть, или мы принимаем реальность такой, какая она есть.

При этом позиция лидера очень важна и в самом развитом обществе. Так, Обама озаботился случаем с AIG, где топ-менеджеры выплатили себе огромные бонусы, при том что корпорация получила многомиллиардную поддержку от государства. Осуждение хамского поведения компании и обществом, и властью увеличивает социальный капитал, что много важнее текущей динамики биржевых индексов. Без него каждый станет тянуть одеяло на себя, и что самое страшное – будет думать, что это нормально.