Сергей Переслегин
Мы живем в конце эпохи.
Сальвадор Дали. Сон Христофора Колумба (Открытие Америки). 1959
Говорят, что будущее легко предсказать, но трудно предсказать его точно. В действительности история вероятностна, и поэтому никакого «правильного» прогноза не существует: версия, которую мы предвидим и выстраиваем, может стать Текущей Реальностью, а может ею и не стать. От нас это слабо зависит, хотя есть такие прогнозы, которые имеют тенденцию проектно сбываться. Например, сценарное предвидение аналитиков ЦРУ о грядущем распаде России. Как в известной хулиганской присказке: «Я знаю точно, наперед – // Сегодня кто-нибудь умрет. // Я знаю где, и знаю как, // Я не гадалка, я – маньяк»┘
Но у всех вариантов существует общее ядро. В теории сценирования оно носит название «Неизбежного Будущего». Что бы мы ни делали сейчас, какие бы решения ни принимали – поезд мгновенно остановить невозможно. Социальные системы обладают огромной инерцией, и некоторая часть Будущего принципиально неотвратима.
Есть, напротив, «Невозможное Будущее»: варианты развития, запрещенные известными законами. Например, невозможна глобальная термоядерная война, это противоречит «закону неубывания структурности сложной системы». Нельзя повысить рождаемость среди титульного населения постиндустриальной страны выше, чем до 1,9 ребенка на семью – так утверждает «демографическая теорема». Нереализуема принятая лидерами G8 концепция «устойчивого развития» – здесь в роли «принципов запрета» могут выступить хоть законы диалектики, хоть методы вполне стандартного геополитического анализа.
Между Неизбежным и Невозможным Будущим лежит Реальное Будущее, которое вариантно. Выбор одного из вариантов подразумевает переход к единственному Базовому Сценарию и последующий возврат к проектной деятельности. Вы проектируете Будущее вместо того, чтобы предсказывать его.
Базовый Сценарий, реализованный в виде проекта или мегапроекта, может быть руководством к действию или же ничем. Беда России в том и состоит, что в стране наблюдается паралич политической воли, который затрудняет переход от сценирования Будущего к его проектированию. Эксперты шутят: «У нас в стране есть только два сценария – инерционный и нереалистический».
Впрочем, нет худа без добра: именно из-за отсутствия политической воли на уровне высших элит Россия смогла избежать включения в чужие конструкции Будущего, так что пока еще мы не потеряли шансов обрести субъектный статус.
Ни у кого нет монополии на разработку сценариев Будущего. Это – сложная работа, требующая коллективных усилий. Япония, например, создала для этой цели специальную комиссию, в которую вошли ученые, политики, представители деловых кругов, писатели, деятели культуры, военные, космонавт и даже гейши. Результатом работы этой исследовательской группы стал замечательный документ «Внутренняя граница. Цели Японии в XXI веке», в соответствии с которым страна приводит свою Конституцию – не больше и не меньше. Важную роль в реализации этого проекта играют, в частности, художники-мультипликаторы, чья деятельность способствовала распространению в мире моды на анимэ.
Текущий момент характерен, интересен и страшен тем, что резко снижается вариантность Будущего, иначе говоря, Неизбежное почти смыкается с Невозможным, оставляя очень тонкий «зазор» для самостоятельного исторического творчества.
Мы живем в конце эпохи. Индустриальный мир достиг предела своего развития, и все четыре базовых вида деятельности Человечества – познание, обучение (воспроизводство накопленной информации), управление и производство – находятся в тяжелом кризисе. Падает производительность капитала и растет норма эксплуатации. Уменьшается возраст потери познавательной активности у детей, и школа уже не в состоянии с этим справиться, в результате чего резко снижается уровень грамотности и теряется онтологическая «рамка». Слабеет эффективность труда ученых: по критерию производства новых смыслов на одного исследователя мы опустились на уровень «темных веков». Управленческие системы, напротив, захлебываются в избытке информации, которая уже не может быть обработана в реальном времени. Разрушаются привычные международные и национальные организующие структуры. Нарастает антропоток, и очевидно, что уже скоро можно будет говорить о новом «великом переселении народов».
Все это указывает на приближение общества к постиндустриальному барьеру. И если этот барьер обладает теми же свойствами, что индустриальный и неолитический, мы находимся перед необходимостью предсказать вступление Человечества в один из наиболее критических периодов развития за всю его историю.
Мировая нестабильность проявится прежде всего в военной области. Возможны серьезный конфликт масштаба мировых войн или цепь локальных столкновений в середине второго – начале третьего десятилетия нынешнего века. Одной из предпосылок этого станет энергетическая проблема, проявляющаяся не столько как нехватка сырья, сколько как кризис генерирующих мощностей и распределительных сетей. Данный кризис, в частности, положит конец промышленному росту Китая, что послужит причиной внутреннего кризиса в этой стране по типу «перестройки», если не гражданской войны. Вообще, насколько можно судить, «фокусом» конфликтов первой половины XXI века станет Азиатско-Тихоокеанский регион.
Другим важным фактором станет рост внутренней нестабильности в ряде стран, осуществляющих постиндустриальные преобразования. Две различные во всем структуры – умирающая индустриальная и рождающаяся когнитивная – вступят в смертельную схватку между собой. Это проявится в росте насилия, резком изменении статистики катастроф, преступности и самоубийств, что сделает неизбежным переход ряда стран к агрессивной внешней политике во имя утилизации энергии молодежи и стабилизации внутреннего положения.
Таково Неизбежное Будущее, которое, однако, еще можно превратить из «катастрофического» в «сложное и неоднозначное». Этим занимаются четыре великие державы современности, акторы собственных постиндустриальных проектов: Япония, США, Германия (Евросоюз) и Россия.
