Константин Кинчев: 'Я не монах. Я рок-музыкант. Всяк на своем рубеже'.
Фото с сайта www.alisa.net
-Константин, стоит ли жить в стране, где жизнь каждого из нас еще с незабвенных советских времен – ноль?
– Это вы о России? Знаете, у меня нет ощущения, что жизнь моя – «ноль»┘ Как-то нормально я себя чувствую. Во всяком случае, только на родине у меня есть ощущение, что я на своем месте. Если речь идет о бюрократии, которая имеется в любой стране, то в любой стране человек – это малюсенький винтик, который закручивают с той или иной долей деликатности. А вообще, как говорила русская балерина Анна Павлова, «не надо путать Россию с дирекцией императорского театра».
– За последние десять лет многие потеряли веру в демократические ценности, в возможность государственной справедливости. Не важно, о какой системе речь – о тоталитарной или либеральной. Можете ли вы сказать, что идеалы какого-либо социального движения вам близки и вы искренне готовы за них бороться?
– Ну, я особых иллюзий в отношении демократических ценностей не питал. И всегда считал, что более размытой формулировки «ценностей», чем в этой системе, не существует. Либерализм, на мой взгляд, жестокая и лживая система, которая при определенной доле свободы легко превращается в тоталитаризм. Во всяком случае, именно такие выводы напрашиваются, когда слушаешь наших либералов – дай им власть, сразу же начнут стрелять. А если взглянуть на недавнюю историю нашей страны, то в 1917 году будущие тираны тоже обещали «землю крестьянам, фабрики рабочим»┘
Идеальной системы правления не существует, и вряд ли мы обретем рай на земле. Все попытки этого достигнуть кончаются кровью. «На свете счастья нет, но есть покой и воля», вот к покою (разумеется, рассматривая это понятие так, как предполагает поэт) и воле надо стремиться. На это жизнь уходит. Считайте, что это и есть моя борьба.
– У японки Сей-Сенагон есть стихотворение: «О, этот храм святой, где я молился так неосторожно на пагубу себе». Как вы сегодня, с позиции зрелого человека, расшифровали бы эти строки? Вам не кажется, что вся наша искренность иногда ничто в сравнении с парадоксальной глубиной древней восточной поэзии?
– Я не склонен к самоуничижению. Жизнь моя, мое мировоззрение никогда не опирались на «мудрости Востока». Но я не отрицаю красоты художественных произведений, разумеется. Расшифровывать чужой опыт не возьмусь, добавлю только, что подобных эмоций я не испытывал никогда, и слава богу.
– Какой из своих альбомов вы считаете наиболее интересным?
– Все альбомы – отражение того или иного состояния на тот или иной период времени. Соответственно все альбомы для меня важны. Не скажу «интересны» – интересны или неинтересны они могут быть для слушателя, а не для автора. Для меня может быть интересен только звук. На сегодняшний день наиболее удачным по звуку считаю последний альбом «Изгой».
– Альбом «Изгой» можно охарактеризовать несколькими фразами?
– По звуку жесткий, наверное, самый жесткий альбом «Алисы». По сути – личностный.
– Не мешает ли вам религиозное мироощущение заниматься творчеством?
– Mироощущение на то и мироощущение, чтобы помогать, а не мешать. Религия – основа человеческой личности, как и полное отсутствие религиозности. Как я сам себе могу мешать? Возникает другое чувство – уверенность в выбранном пути и сомнение в каждом сделанном шаге.
– Жизнь коротка или, наоборот, непомерна длинна?
– Жизнь – это коротенький миг. Миг, который в детстве кажется бесконечным, в молодости создает иллюзию, что «все еще впереди», а в зрелости лишает надежды на это. Не знаю, как будет в старости, еще не дожил до нее. Возможно, как в детстве┘
– Как прошло ваше выступление на «Нашествии-2005» и как вы себя чувствовали на сцене в качестве хэдлайнера?
– Смешной вопрос. В качестве «хэдлайнера» я ощущаю себя лет с четырнадцати. Что касается выступлений на фестивалях, то мы предпочитаем играть первыми, это связано с удобством отстройки аппаратуры и отсутствием бесконечного ожидания своего выступления. Относительно «Нашествия»: мы не принимали участия в этих мероприятиях не потому, что «нас нет», а потому, что у нас были довольно сложные отношения с тогдашним руководством «Нашего радио». Руководство сменилось, сменилась политика. Выступление на «Нашествии» было неким обоюдным актом примирения «Алисы» и «Нашего радио». Только и всего.
– Как вам живется в роли легенды?
– Я не артист. Ролей не играю. Учитывая абсолютно разное ко мне отношение – от «такой группы нет» до «это легенда», – вы могли бы спросить меня «Как вам живется в полном забвении?»
– Почему вы за последнее время сняли так мало клипов?
– Почему мало? Обычный набор клипов, сопровождающих выход альбома, по два на каждый. Просто клипы «Алисы» показывают весьма редко, вот и складывается впечатление, что их нет.
– Вы закомплексованный человек? Чего боитесь?
– Да нет, незакомплексованный, живу с собой в ладах. Панические ужасы и страхи тоже как-то проходят стороной.
– Кто из молодых групп вызывает вашу симпатию? Кто антипатию? И почему?
– Я уже вышел из того возраста, когда испытывают активные симпатии или антипатии к тем или иным коллективам. И ко всему новому отношусь ровно. Появляются группы, и хорошо┘
– Что такое для вас слова, если чаще всего «мысль изреченная есть ложь»?
– Сказал Тютчев – и продолжил писать стихи┘ Не всегда то, что красиво, является проявлением мудрости, но это так, к слову┘ Для меня слова – это ответственность прежде всего.
«Слово для сердца надежней, чем небо для глаз./ Импульс начала и светоч предтечи конца,/ Слово заблудшие души спасало не раз,/ Слово разило неверных вернее свинца┘» Это из альбома «Изгой», из песни «Слово».
– Можно ли изменить мир, уйдя в пустынь, и там молиться за лучшее будущее для всех – или же вы предпочитаете иной путь? Какой?
– Можно. Монахи меняют мир силой своей молитвы. Монахи – соль земли, на них мир держится. Я не монах, я рок-музыкант┘ Всяк на своем рубеже.
– Что, по-вашему, есть любовь?
– Если с большой буквы, то чувство, которого всегда не хватает по отношению к другим и которого всегда в избытке по отношению к себе.
– Можете назвать себя гармоничным человеком?
– Вероятно, вас удивит, но я живу в абсолютной гармонии. Так что покой уже обрел┘ А вот над волей надо поработать.