Сергей Шаповал
Успешный человек Игорь Бутман.
Фото Михаила Циммеринга (НГ-фото)
- Игорь, вы дважды играли перед президентами: в 1995-м перед Ельциным и Клинтоном и в 2000-м перед Путиным и Клинтоном. Что эти эпизоды для вас значат?
- Они важны для меня. Президента страны, где джаз родился, не повели на балет, ему предложили послушать русского джазмена. Здесь важно было не только не облажаться, но и не подвести нашу страну, наших президентов. По-моему, эти выступления оказались приятным удивлением и для Клинтона, и для наших президентов. Через неделю после кремлевского концерта я встретился с Путиным на даче у Никиты Михалкова, куда он приехал поздравить Никиту Сергеевича с Государственной премией. Владимир Владимирович рассказал мне, что Клинтон был в восторге и назвал меня лучшим саксофонистом мира. Не скрою, приятно слышать такие вещи, особенно из уст президента.
- Думаю, вы знаете лучше меня, что американские похвалы нужно делить даже не на два. Американцу похвалить тебя в превосходной степени и тут же забыть об этом все равно, что русскому плюнуть.
- Но похвалил?! Похвалил! Есть приятный факт. А потом, я ведь прекрасно понимаю, что не может быть лучшего саксофониста мира, может быть - один из лучших. Как можно говорить о лучшем, когда живут и играют Джо Ловано, Майкл Брекер и другие? Есть еще проблема нашей избыточной скромности. Когда я подхожу к некоторым музыкантам и благодарю за то, что они классно сыграли, мне отвечают: "Ладно, бросай свою американскую ерунду!" С одной стороны, мы самые худшие, с другой - гении, а все остальные пусть идут известно куда. С этим надо бороться.
- О вас бытуют полярно противоположные точки зрения: с одной стороны, лучший саксофонист России, с другой - деловой человек, мастер общения, использующий музыку для достижения успеха. Что бы вы выделили в качестве ведущего фактора?
- Все важно. На эту проблему надо смотреть спокойно. Многого я добился исключительно благодаря музыке. Особенно вначале, когда меня, 17-летнего, пригласил играть Давид Голощекин. Он меня взял не за умение общаться, а за музыкальные способности. В оркестр Олега Лундстрема я попал точно так же. Когда в Советский Союз приехали Чик Кориа и Гари Бертон, никто не решался с ними сыграть, я отважился на джем-сейшн с ними. Бертон хотел устроить меня на учебу в Америку, но это был 1983 год - о чем можно было разговаривать?! Когда я уехал в Америку, именно Бертон помог мне получить полную стипендию в The Berklee College of Music, к тому же у меня была рекомендация Дэйва Брубека.
Так вот, у них не было возможности оценить меня как человека, который умеет общаться, а как музыканта - была. Если бы я не умел играть, со всей своей деловитостью я был бы сейчас в другом месте. А в общительности я не вижу ничего плохого, тем более что необходимость в ней возникает после того, как люди меня послушают, а потом решают иметь со мной дело. Так возникали концерты и фестивали. Долго я пытался сделать джазовый клуб, ничего не получалось. Вдруг бывший владелец Le Club после одного из моих концертов предложил мне взять на себя артистическое директорство и сделать солидный джазовый клуб. Я его сделал. Сейчас мне помимо моей воли приходится много общаться по поводу организации фестивалей и других акций, но без подтверждения определенного музыкального уровня я быстро перестану быть интересным.
- Вести деловой образ жизни и оставаться хорошим музыкантом очень трудно. Существует ли опасность дисквалификации?
- Это очень большая проблема. Если начнешь работать на "автопилоте", скоро пропадешь. Несмотря на мою активность, мне удается заниматься два-три часа каждый день. Никакие дела не могут помешать любимому занятию, я держу себя в форме. Главное, чтобы не исчез интерес к музыке, чтобы игра не превратилась в рутину. За разговорами о дисквалификации стоит и очень простая вещь: у нас не любят успешных людей. Принято считать, что талант должен страдать, а успешный человек вызывает раздражение.
- Наверное, многие вам завидуют. Как вы к этому относитесь?
- Иногда меня это подхлестывает. А иногда становится обидно, что человек, вместо того чтобы присмотреться, что делает Бутмана успешным, и попытаться сделать то же самое или даже лучше, злословит и считает себя несправедливо обделенным.
- Вам довелось выступать в нью-йоркском клубе Blue Note - без преувеличения, лучшем джазовом клубе мира, сейчас вы создали подобное заведение в Москве. Можно их сравнивать?
- По уровню выступавших музыкантов они вполне сопоставимы. У нас играли Джо Ловано, Рэнди Брекер, Гари Бертон, Уинтон Марсалис и т.д.
- Имена впечатляют, но эти люди сюда ехали потому, что именно вы их пригласили, а не потому, что марка клуба известна в джазовом мире. Le Club - заведение дорогое, ходит туда определенная публика. Когда я говорил о сравнении, то имел в виду возможность сравнения атмосферы в этих клубах.
- Я считаю, что о джаз-клубе нужно судить по тому, кто в нем выступал, а не по тому, кто туда ходит.
- Но разве не важно, как люди воспринимают и заведение, и музыкантов? Одно дело прийти на музыку, а заодно выпить и закусить, и другое - стучать вилками о тарелки, воспринимая музыкантов как обычных ресторанных лабухов.
- Эта публика заплатила солидные деньги, поэтому к их шуму я должен относиться с пониманием. Я отдаю себе отчет в том, что выступаю в клубе, а не в консерватории. В Blue Note обращаются к публике: "Дорогие друзья, из уважения к музыкантам просим вести себя тише, особенно во время соло контрабаса". У нас атмосфера более раскованная: в момент выступления люди могут и пошуметь, бывает, произносят и тосты. Но я знал, на что иду, меня это не смущает. Публика у нас очень хорошая, она хорошо все слышит, даже когда кушает. Мы пока не можем обращаться к людям, как в Blue Note, - они могут уйти от нас. Когда традиция окрепнет, мы будем делать то же самое. Думаю, это произойдет скоро.
- То есть вы настаиваете на том, что ваш клуб соответствует мировому уровню?
- Естественно. И не только потому, что здесь играют солидные джазмены, но и потому, что к нам в Le Club приходят солидные люди. У нас были Биньямин Нетаньяху, все наши олигархи, представители администрации президента, супруга премьер-министра, разные депутаты Госдумы и т.д.
- Вы участвовали в проектах, которые в каком-то смысле являются шагами в сторону: вместе с Михаилом Козаковым вы играли в спектакле "Пьеса для Голоса и Саксофона "Иосиф Бродский", написали и исполняли музыку в спектакле "Играем Стриндберг-блюз", с Юрием Башметом сыграли "Джаз-сюиту для альта, саксофона, фортепьяно и оркестра". Насколько эти работы оказались для вас продуктивными?
- Козаков предложил мне сыграть вещи, которые я никогда не играл, например, "Вокализ" Рахманинова или "Арию" Баха. Это не бог весть какие сложные произведения, но в них есть такие интонационные куски, которые сделали работу над ними интересными. Мы с этим спектаклем проехали по Америке, мне было интересно оказаться в местах, где я не бывал, да еще поиграть для тамошней русской аудитории. И потом, Козаков - интереснейший человек, знаток и музыки, и театра, общение с ним оказалось для меня университетом. Сотрудничество с Башметом возникло благодаря композитору Игорю Райхельсону, который дружил одновременно и со мной, и с ним. Игорь давно хотел написать сочинение, в котором сошлись бы альт, саксофон и фортепиано, так родилась замечательная сюита. Теперь мы с Башметом готовим новую программу. Классическая музыка джазовому музыканту может дать очень много, приобщение к этому миру для меня чрезвычайно важно.
- Давайте вернемся к прозе жизни. Вас как модного музыканта приглашают играть на закрытых вечеринках?
- Да, и я к этому отношусь совершенно нормально. Некоторое время назад нас пригласили сыграть в каком-то ресторане. Мы пришли, сели, играем спокойную музыку, решив, что людям нужно сопровождение под еду, о программе я даже не думал. Отыграли вещь - нам аплодируют. Я говорю: "Вы не отвлекайтесь, мы вам мешать не будем". Играем - опять аплодисменты. Нам на ходу пришлось выстраивать программу. Оказалось, что люди пришли именно на наш концерт. Так получилось, что пригласить квартет Игоря Бутмана стало престижным. Не вижу в этом ничего плохого: с одной стороны, мы можем заработать, а с другой - растет культура, ведь люди захотели джаз, а не какую-то дешевую попсу.
