Дарья Борисова
Фото Reuters
Бросая ретроспективный взгляд на свернувшийся сезон, можно вспомнить несколько любопытных обращений к «национальному вопросу» – как в кино, так и в театре. О тенденции говорить было бы преувеличением, но тема как-то проступила, обозначилась. К ней начали подступаться с разных сторон, не выходя пока на какие-то осмысления, манифесты. Это просто фиксация новой реальности (пока – столичной), в которой, по выражению Владимира Путина, «барахлит и чадит плавильный котел ассимиляции» (статья «Россия: национальный вопрос»).
Кстати, именно эта статья Владимира Путина, опубликованная на страницах «НГ» в январе, цитируется в спектакле «Узбек». Его поставил на площадке Театра Йозефа Бойса молодой актер и режиссер Талгат Баталов, участник многих проектов Театра.doc. Несколько лет назад Талгат, как и многие его земляки, приехал в Москву из Ташкента, где работал в знаменитом театре «Ильхом» и считался русским – ну, то бишь столичным пижоном, впитавшим культуру колонизаторов. «А здесь меня все считают узбеком, – говорит в спектакле Талгат. – Вообще-то я татарин, но это уж точно никто не запомнит… Поэтому, если спросят, говорю: я – узбек». Мы с Талгатом познакомились в 2008-м – тогда он учился во ВГИКе, носил щегольскую шляпу – словом, держался в тренде. Прошло четыре года, он обрядился в синий спортивный костюм Adidas, остроносые туфли и вышел к публике с заявлением: «Я – узбек». Что произошло? Талгат прошел через все перипетии получения российского гражданства, постиг секреты регистрации. Наконец, просто пожил в агрессивном мегаполисе, где на каждом углу оскорбляют и пинают «черных». Его «Узбек» – бесхитростный стенд-ап, исповедальный монолог о своем пути – одном из тысяч и тысяч. В финале звучит запись телефонного разговора Талгата с родителями, оставшимися дома. Они вспоминают, как их предки попали в жаркий азиатский край, как дружно жили в советском Ташкенте узбеки, татары, русские, корейцы. Несколько избыточным кажется еще и включение эпизода из хрестоматийного фильма Шухрата Аббасова «Ты – не сирота», где в дни войны узбекское семейство принимает все новых и новых сирот-беспризорников со всего Союза, но, видимо, сильно желание поделиться своей растерянностью: за что вы так, ведь было время, когда в Узбекистане нашли спасение от голодной смерти тысячи москвичей, ленинградцев.
Не спектакль, но эскиз к будущему действу под названием «Акын-опера» показали под конец сезона в Театре.doc. Идея вытащить с подмосковных строек гастарбайтеров-артистов пришла в голову режиссеру Всеволоду Лисовскому, а осуществляли этот – оказавшийся весьма непростым – проект втроем: Лисовский, Руслан Маликов и Анастасия Патлай. Спектакль будет меняться, но идея уже доказала свою состоятельность. На сцене сидят трое – разнорабочие Аджам и Абдулмамад, уборщица Покизо – и тихо, смущаясь, рассказывают о своем житье-бытье в России, о том, как добирались сюда из Таджикистана. По их рассказам можно триллеры снимать… Но они вспоминают о своих приключениях с улыбкой и благодарят судьбу: есть работа, есть что родным послать. Основной эффект спектакля – в сочетании этих рассказов и протяжных песнопений, в которых выходят вся тоска и горечь. Мужчины аккомпанируют на диковинных народных инструментах, а Покизо поет, зажмурив глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. Все трое – профессиональные артисты, работали дома в ансамблях. Нужда заставила ехать в Россию, и теперь они батрачат на стройках, моют полы. Мы привыкли видеть их за черной работой, а «Акын-опера» представляет нам таджиков-певцов, музыкантов, сказителей – талантливых, красивых людей. Вроде как все просто, но ведь раньше этого никто не делал. На каждый спектакль Аджама, Абдулмамада и Покизо приходится выручать, постановщики ведут переговоры с хозяевами, увозят-привозят артистов в четко оговоренные часы. Редкие спектакли для них – счастье, ведь в обычной их нынешней жизни не приходится ни петь, ни играть.
Июньский «Кинотавр» добавил впечатлений к наблюдениям за тем, как у нас развивается «национальный вопрос». В кино все как-то менее сентиментально. В фильме Бориса Хлебникова «Пока ночь не разлучит» запомнилась кухня дорогого московского ресторана, где работают сплошь посланцы центральноазиатских государств. Никакого особого отношения к ним не чувствуется, просто Хлебников фиксирует: они живут обособленной группой, сохраняя привычные устои, и удивляются тому, как живут россияне. В том же сочинском конкурсе участвовал фильм Нурбека Эгена «Пустой дом», где прослежена история типичной киргизки-гастарбайтерши, проделавшей путь из горного села в парижское предместье и, увы, нашедшей погибель на пути в Париж. Интересно, что интонация, в какой Эген ведет свой рассказ о землячке, довольно жесткая. Девица эта никакими издержками патриархальности не отмечена: замуж выходит, будучи беременной от случайного дружка, в Москве ищет, где бы сделать аборт, и с холодным расчетом принимает предложение странной француженки продать ей будущего ребенка. В «Пустом доме» предпринята едва ли не первая в нашем кино попытка создать образ Москвы гастарбайтерской – это целый мир, и наверняка в скором времени он начнет раскрываться в других кинопроектах.
Стоит заметить, что все вышеперечисленные спектакли и фильмы – не из числа шибко патронируемых государством. «Узбек» и «Акын-опера» – театральные эксперименты, осуществленные на энтузиазме молодых воспитанников Михаила Угарова и Марины Разбежкиной. «Пока ночь не разлучит» снят на смешные частные деньги, «Пустой дом» делался при поддержке Минкульта и Фонда кино, но к блокбастерам его совсем не отнесешь. То есть с темой – насущной, но чреватой всякими разными реакциями – пока работают на обочинах широких бюджетных трасс. А котел-то тем временем продолжает барахлить и, главное, чадить. Может, чад бы несколько рассеялся, если бы дискуссия о миграционном прорыве велась, если бы государство ее не боялось? Хотя интересный вопрос: а есть ли кроме вышеперечисленных в нашем кино и театре драматурги, режиссеры, кому интересны люди других культур и то, как эти люди взаимодействуют с нами?
