Преступник не имеет национальности

Россия испокон веку развивалась как многонациональное государство, поэтому разговоры о национальности в нашем обществе не просто уместны, они необходимы. В этом наша сила.

В первой половине 90-х годов прошлого века в обиход был вброшен звонкий тезис: «Преступник не имеет национальности». Этот тезис подхватили, растиражировали, он стал достаточно популярным. Между тем ничего, кроме вреда, он нам принести не может.

Давайте «отмотаем» немного ход событий назад и вспомним, что на излете перестройки одной из самых забойных тем для дискуссий среди «демократов» была тема отмены так называемой пятой графы в паспорте, где указывалась национальность его владельца. Чего только не говорили, что нигде в мире этого нет (но мало где в мире есть и внутренние паспорта»), что это позорит и унижает человека (как принадлежность к той или иной национальности может унизить и обидеть человека, естественно, не объяснялось), что указание своей национальности это глубоко личное, почти интимное дело каждого (интимное это то, что неприлично демонстрировать открыто, а как чернокожий спрячет цвет своей кожи?) и т.д. В новой России такой графы нет, а графы о вероисповедании в атеистической России никогда не было. Она была в Империи и в ряде документов была обязательной. Никого это не обижало. Теперь говорят, что упоминать в СМИ национальность преступника нельзя. Это почти преступление. Говорить о национальности певца, артиста, космонавта можно, а о преступнике нет. Он этакий космополит.

Теперь графу «национальность» стали вымарывать и из судебно-следственных документов. Стороннему человеку все равно. А специалисту? Национальность и вероисповедание свидетельствуют об особых типологических свойствах личности. И личности преступника в том числе. Значит, зная только эти характеристики, можно строить версии о мотивах и причинах преступления, возможных сообщниках, их местонахождении и т.д. В конечном счете это приведет к раскрытию преступления и наказанию виновного. Но наш постмодернистский УПК не содержит требования установления истины по делу (она не нужна государству? а обществу?) и тем более о выявлении причин и условий совершенного преступления (раньше все это было и считалось аксиомой уголовного процесса). Уголовное дело становится в этом отношении неинформативным.

Учет национальности в деле борьбы с преступностью был всегда. Достаточно много об этом писал в XIX веке итальянский тюремный врач Чезаре Ломброзо, взгляды которого сегодня зачастую воспринимаются как наивные, но многие из них были скорректированы и получили в дальнейшем подтверждение. А в 1906 году доктор медицины Э.В.Эриксон опубликовал в сборнике под редакцией академика В.М.Бехтерева (специально обращаю внимание на это обстоятельство, ибо имя этого человека есть гарантия от шарлатанства, профанации и примитивизма) статью «Об убийствах и разбоях на Кавказе», в которой подробнейшим образом описал, опираясь на изучение менталитета того или иного кавказского народа, почему, как и зачем представители различных народов идут на совершение названных преступлений. Общий вывод неутешителен: «Этнопсихика со всеми ее внешними проявлениями меняется не так быстро, как издаваемые законы, требования и правила, и многие преступления являются в известной степени неизбежным следствием психоантропологической организации людей, передаваемой по наследству из поколения в поколение, из века в век». В советское время эти слова могли только критиковаться и отвергаться. А если прислушаться и попробовать понять?

Э.В.Эриксон так же считал, что политическое и экономическое положение кавказских народов не оказывает заметного влияния на снижение среди них уровня преступности, и связывал он это именно с особенностями их национального характера, допустимостью и даже моральным одобрением тех форм поведения, которые в европейском обществе рассматриваются в качестве откровенно преступных (похищение людей, разбойные нападения, угон скота, ограбление жилища). Это подтверждается современными исследованиями (например, недавно в Краснодаре была защищена диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук Игорем Анжировым «Влияние этнических факторов на рост преступности в Южном и Северо-Кавказском федеральных округах»). А известный российский журналист Михаил Полторанин описал свои юношеские воспоминания, как чеченцы, выселенные в Казахстан в ходе известной сталинской операции «Чечевица», через несколько лет после окончания войны пошли грабить и убивать тех людей, которые их приютили и обогрели, дали кров в 1944 году. Когда чаша терпения людей переполнилась, они получили страшный и жестокий отпор со стороны «вербованных» (мое поколение хорошо помнит эту категорию наших сограждан), которым нечего было терять, и они никого не боялись – ни власти, ни окружающих.

В статье есть еще не менее интересные выводы, которые легко ложатся на нынешнюю ситуацию. Не нужно думать, что эти выводы кого-то обижают или оскорбляют. Никого ведь не обижает черный или рыжий цвет волос, голубые или карие глаза и т.п. Другое дело, что кому-то они нравятся, а кому-то нет. Но, как известно, на вкус и цвет товарищей нет.

Правоохранительные органы всегда учитывали в своей работе национальные особенности правонарушителей. В конце 90-х годов в составе ОБОПов были созданы подразделения по борьбе с этнической организованной преступностью. Как известно, два года назад эти отделы были ликвидированы, а все наработки сданы в утиль. Организованная преступность активизировалась, активизировались и этнические преступные группировки. Активизировались так, что даже Русская православная церковь в лице Всеволода Чаплина заговорила «о вызывающем поведении этнических преступных группировок». Удивляться здесь нечему: контроль за их деятельностью исчез, и они пошли гулять «в полный рост». А ведь еще в 2006 году на прямой линии Владимир Путин отмечал: «Этнические преступные сообщества существуют, существовали и в Советском Союзе, и в России существуют, и борьба с ними ведется давно». Зачем же было ее сворачивать?

Сколько преступлений совершается этническими преступными группировками? Точных данных мы не найдем, но вот осенью 2010 года Владимир Колокольцев в одном из интервью отметил, что 70% преступлений в Москве совершается членами этнических преступных группировок, число изнасилований за последние годы выросло на 79% – и ответственны за это гастарбайтеры. Конечно, Москва город уникальный и картина где-нибудь в Сибири или в Нечерноземье будет совсем другой, и это тоже подлежит обязательному учету.

Можно привести и официальную статистику, собранную и обобщенную Виктором Лунеевым. За 17 лет – с 1993 по 2009 год – преступность иностранцев, которые, как правило, являются представителями других народов, увеличилась более чем в три раза (до 334,9%), а преступность российских граждан против иностранцев увеличилась лишь на 37%. При этом бывшие советские граждане составили 88,8% в структуре всех преступлений иностранцев. Ни национализмом, ни шовинизмом русского народа, в чем пытаются иногда его обвинять, здесь и не пахнет. Все с точностью до наоборот.

Следует отметить, что учет национального признака в деле борьбы с преступностью присутствует, наверное, во всех национальных правовых системах. К этому вынуждает само время: глобализация, которая сопровождается огромными миграционными потоками. Люди, попадая в незнакомую языковую, культурную и этническую среду, ведут себя по-разному. Почти вся Европа последние годы периодически «встряхивается» от всевозможных бунтов и беспорядков, причиной которых бывает национальный вопрос. Но мы-то – Россия – сами по себе огромное количество народов. И большую часть времени мы жили – и будем жить! – нормально, без конфликтов. Дело в том, что проблема национальности все более и более начинает носить какой-то прикладной характер. Она перемещается в сферу культуры. Бизнесмену не важно, какой национальности хороший программист, важно, что он может создавать уникальные, конкурентоспособные программы. И культуры начинают проникать друг в друга и обогащать друга.

В апреле 2010 года я был в Бразилии на XII Конгрессе ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию. Там тоже есть проблемы с этнической преступностью, однако есть и другое: люди там не замечают цвета кожи своего собеседника. И это не показуха, это их повседневная жизнь. Интересно, что изначально в Бразилии не было чернокожего населения. Его туда завезли португальцы несколько веков назад, но вот бывшие рабы там прижились и чувствуют себя вполне комфортно. Преступления, разумеется, тоже совершают, не стесняются.

Впервые с этнической преступностью серьезно столкнулись американцы в период действия сухого закона и Великой депрессии. Тогда итальянские и еврейские преступные кланы поставили под контроль значительную часть криминального бизнеса. Американская полиция с тех пор заметно преуспела в борьбе с этнической преступностью.

Простой вопрос: с чего начинает работу американский полицейский? С установления первичных данных о преступнике: пол, рост, возраст, раса (белый, черный, желтый, а в южных штатах добавляется еще и красный). И никому в голову не приходит ахать и охать по поводу расовой неприязни и прочей белиберды. Так надо для быстрейшей поимки и изобличения виновных. Ничего личного, как говорят американцы.

Вернемся к исходному тезису: преступник не имеет национальности. Он верен только в одном случае – когда преступнику назначается наказание. Это всего лишь требование закона. «Лица, совершившие преступления, равны перед законом и подлежат уголовной ответственности независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств» (ст. 4 УК РФ). Просто и ясно.

В России есть этнические преступные группировки. Это плохо, но это факт. Но в России есть и хорошие специалисты, работающие в правоохранительной системе, не принадлежащие к русским. Кого-то из них я учил, и мне ничуть не стыдно за них и за их работу.