В Москве сильно выражена региональная идентичность.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Региональная идентичность – это не просто представление, кто мы, но и представление о том, какое мы имеем региональное сообщество, говорит профессор, руководитель центра «Исследования межнациональных отношений» Института социологии РАН Леокадия Дробижева. Если говорить о сибиряках или о любом другом регионе, речь пойдет о том, какое это пространство, какая экономика у этого района, какие солидарные связи у этих людей. Вообще в региональной идентичности есть много несообразностей, потому что регион – это экономическое пространство, территориальное пространство, а мы в последнее время все чаще говорим о регионах как о субъектах Федерации.
Под словом «регионы» кроется сразу несколько понятий – это и интересы, и люди, которые живут там, представляя определенную общность, причем представления об этой общности очень сильно дифференцированы. Стоит отметить, что дифференцированность эта растет. «Особенно она выросла в период 90-х годов, когда наше государство как согражданство менялось, это новое государство было, и региональная идентичность стала ближе людям, понятнее, и поэтому уровень региональной идентичности, соотнесение себя с региональной общностью сразу выросло, – говорит Дробижева. – С начала нулевых годов идет процесс рецентрализации, и это взаимодополняющие моменты – усиление региональной идентичности и одновременно как бы формирование и укрепление общегражданской, российской, идентичности».
Социологи отмечают: наглядно видно, как вместе с региональной идентичностью укрепляется общегражданская. «В 90-е годы даже в Москве всего около 20% ощущали себя россиянами. А сейчас социология показывает, что российскими гражданами себя чувствуют около 70% опрошенных», – отмечает эксперт.
Конфликтными и сложными регионами в этом смысле являются республики Кавказа, а также Тыва, Калининград и Приморье. «Тыва – это территория приграничная, с очень высокой безработицей и незанятостью населения. А люди хотят жить уже по стандартам современного мира, и это создает очень высокую конфликтность восприятия жизненного мира. Они не то что будут против русских или против рядом живущих алтайцев, но они будут просто недовольны своей жизнью. И их региональная идентичность будет расти в противовес гражданской идентичности», – говорит социолог.
Что касается самого западного и самого восточного регионов, тут складывается ситуация, отличная от среднероссийской. Когда речь идет о названных регионах, социологи ожидают увидеть в данных по ним даже то, что люди готовы к отсоединению от страны. Все оказывается, однако, совсем не так. Специфика этой территории та, что в этих регионах около 70% составляют русские, это высокая региональная идентичность, выше российской. При этом Калининград и Приморье стали показательными центрами форм гражданской самоорганизации и коллективных действий против определенных, не совсем продуманных действий власти.
Заместитель декана исторического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова Алексей Власов приводит в пример социальную активность жителей Приморья. В частности, историю с протестом против запрета машин с правым рулем, который потом распространился и на территорию Сибири, и в европейскую часть России. «Мы видим, что они выступают не просто с акцией локального проявления гражданского самосознания (а это уже возможность проекции на всю территорию России в целом), может быть, в этом и есть зерно того самого пока еще не достроенного гражданского общества, о котором все так много говорят», – заключил эксперт.
Леокадия Дробижева отмечает, что уровень региональной идентичности может быть разным даже в разных районах мегаполиса. Например, в Москве изучали два района: Отрадное и Вешняки. «В Вешняках больше миграционного притока, в Отрадном меньше людей другой национальности. Тем не менее антимиграционные установки на севере столицы такие же высокие, как в Вешняках. Почему? А потому, что там рынок и горожане уже давно привыкли к тому, что рядом живут люди другого антропологического облика и другой культуры. И сами приезжие тоже заинтересованы там жить подольше, поэтому они стараются не нарушать местных культурных норм. В Риме живи как римлянин. Если эта норма соблюдается иммигрантами, то, естественно, и принимающая сторона начинает лучше относиться к ним. Они становятся привычными. Ну так же, как отношение у нас в Москве к киргизам, таджикам, которые сделали чистыми наши дворы, изменилось. Уже нет такого негативизма сильного. Хотя это были этнические группы, вокруг которых формировался образ врага. И киргизы, и таджики, так же, как и азербайджанцы, были в образе врага. А теперь все-таки эти установки смягчились», – говорит социолог.