Юлия Петровская – Анатолий Ефимович, сколько структур на сегодняшний день занимаются борьбой против терроризма в России?
═
– Боюсь, что их невозможно сосчитать. Самая трудная задача – это эффективное взаимодействие и координация. 15 лет назад я спросил в DEA (Служба по борьбе с наркотиками в США), сколько лет выстраивалась американская антитеррористическая система. И мне ответили, что 17 лет. Самое сложное, как выяснилось, было добиться согласованных действий 37 ведомств. Что касается борьбы с терроризмом с российского угла, то в нашей стране, конечно же, существует ядро структур, непосредственно борющихся с ним, и есть более дальний круг. Терроризму в известном смысле противостоят все: и врачи, и женские организации, и гражданское общество. Другое дело – насколько профессионально мы видим поле борьбы. Нередко возникает проблема взаимодействия: например, когда на одном поле работают несколько соперничающих организаций или же вообще никто не работает. Задача в том, чтобы сделать эффективным взаимодействие всех структур. И здесь у нас еще немало проблем.
═
– Стала ли эта работа более эффективной после бесланской трагедии?
═
– Думаю, что стала. Я присутствовал на многих заседаниях, в том числе закрытых, где данный вопрос стоял очень остро. Это касается прежде всего подхода к информации, ее сбору, анализу и т.д. Следует признать, что анализ информации у нас был далеко не совершенный.
Давайте рассмотрим пример США. В Соединенных Штатах создано Министерство безопасности, или, как его еще называют, суперминистерство. Это потребовало колоссальной работы. Американцы поняли, что разноречивость информации губительна для государства: с одной стороны, поощряется соревновательность, создается более глубинная картина, но, с другой стороны, если сведения не пересекаются, то они противоречат друг другу и в итоге вводят в заблуждение высшее политическое руководство. Один из важнейших вопросов – принятие точных политических решений на основании разведывательных данных и взаимная ответственность политических структур за правильность решения, а также профессиональная ответственность спецслужб за точность информации, на основании которой принимаются те или иные решения. Пример Ирака показателен. Сейчас политики говорят, что развединформация была неточной, а спецслужбы заявляют, что соответствующая информация была неправильно прочитана. За всем этим стоит задача эффективного взаимодействия. Американцы пошли еще дальше и ввели должность так называемого «разведцаря», к которому должна стекаться вся информация. Он обязан выявлять противоречия и решать, что следует уточнить или отправить на доработку.
═
– Следует ли России создать суперминистерство и ввести должность «разведцаря»?
═
– Министерство безопасности США – это суперведомство наподобие КГБ. «Разведцарь» работает помимо этого министерства. Иными словами, в Соединенных Штатах предпринимается попытка работать над информацией со всех сторон, чтобы сделать ее более выстроенной. Интеллектуально это очень сложная работа. Такая же задача должна ставиться и в России. Другой вопрос – как подойти к ее решению. У американцев не было суперведомства, и они создали его. Над нами же постоянно тяготеет образ «всесильного и всеохватного» КГБ. Все сопротивляются этому, хотя ясно, что возврата назад «в чистом виде» быть не может. Новое время, видимо, требует создания новой структуры.
═
– Вы упомянули Ирак. США, начав войну, породили терроризм в этой стране. И теперь пытаются с ним бороться, затрачивая огромные ресурсы. В России также затрачиваются немалые ресурсы на борьбу с терроризмом и попутно принимаются неверные решения, например, в Чечне. Не кажется ли вам, что государства сами создают порочный круг?
═
– Ирак стал инкубатором терроризма. Боевик, прибывший в Ирак, например, из Йемена, получает идеологическую, диверсионную, террористическую подготовку, приобретает связи и становится частью системы. То же происходит с боевиками, прибывшими в Чечню. С точки зрения технологии тут можно провести параллель. Что же касается истоков конфликта и решения проблем, то Ирак с Чечней сравнить невозможно.
Принятие важных решений, безусловно, должно быть пролонгировано во времени. Так, Хасавюртовские соглашения стали настоящей катастрофой для нашей страны. В вашем вопросе есть справедливость в том, что касается наших действий в Чечне. Было принято много непоследовательных, ошибочных, непрофессиональных решений. Теперь мы извлекаем из этого горькие уроки.
═
– В Дагестане почти каждый день гремят взрывы. У вас есть представление о том, что там происходит?
═
– В начале 1990-х мы понимали, что Дагестан – один из самых взрывоопасных регионов. Он многонационален, там нет одной «титульной» нации. В Дагестане шесть основных национальностей, которые исторически контролировали и делили власть. На это и делалась ставка теми, кто провоцировал конфликт. Мы понимали, что «раскачивание» Дагестана приведет к колоссальным издержкам, и все же очень долго удавалось ограничиваться приемлемыми вспышками. В Дагестане мы наблюдаем очень пеструю картину, связанную с терроризмом, криминалом, а также этническими особенностями, территориальными проблемами, родоплеменными издержками. Иногда происходящее там упрощенно называют либо криминалом, либо терроризмом. Но главный фактор – внешний, имея в виду «чеченский след» и международный террористический интернационал. К проблеме Дагестана нельзя подходить прямолинейно. Нужен четко выверенный курс. Какого-то волшебного решения не существует.
═
– Расскажите, пожалуйста, о целях вашего визита в Латинскую Америку.
═
– Главная цель визита в Эквадор, с которым мы отмечаем в этом году 60-летие дипломатических отношений, это обсуждение способов противодействия новым вызовам и угрозам, каковыми являются терроризм, наркоторговля, грязные деньги, трансграничная организованная преступность. Сотрудничество в этой сфере требует адаптации в связи с глобальными изменениями, происходящими в мире. Государства нуждаются в поиске ответов на новые вопросы, а не в рефлекторной реакции, которую мы зачастую наблюдаем сегодня, сталкиваясь с угрозами.
Мы уже не первый раз посещаем Латинскую Америку, однако следует признать, что мы более активны в других регионах: это Европа, исламский мир, Азия, Африка, США, Балканы, Афганистан, Ирак, Кавказ. Создано уже около 30 двусторонних рабочих групп по борьбе с терроризмом и новыми угрозами. В этих группах представлены спецслужбы, правоохранительные органы, военные ведомства, таможни, погранслужбы, Министерство по атомной энергии, МЧС и др. Группы постоянно работают с Пакистаном, Японией, Китаем, Великобританией, Саудовской Аравией, Йеменом┘
Если говорить конкретно о Латинской Америке, то здесь из всех вызовов на первый план выходит наркоугроза и трансграничная организованная преступность. Терроризм проявляется в меньшей степени, однако есть сведения о том, что здесь собирались пожертвования для террористических группировок, а также о том, что Латинская Америка рассматривалась «Аль-Каидой» в качестве возможной тыловой базы. Кроме того, существует наркотерроризм. Его «родиной», как известно, является Колумбия. С этой угрозой также столкнулись Балканы и Афганистан.
Стоит иметь в виду, что сегодня речь идет о слиянии криминальных и террористических сетей. У них возникают единая инфраструктура и база. Особую опасность представляет слияние радикально-политических и религиозных идей. Например, зафиксированы контакты «Аль-Каиды» с леворадикальными группировками в Европе, а в Латинской Америке были отмечены контакты радикальных исламистских группировок с протестным индейским движением. В этой связи следует обратить внимание на угрозы взрывов трубопроводов, которые ранее здесь не звучали.
═
Из досье «НГ»
Анатолий Ефимович Сафонов родился 5 октября 1945 г. в селе Долгий Мост Красноярского края. В 1968 г. окончил Красноярский политехнический институт. С 1970 г. работал оперуполномоченным отдела контрразведки в Управлении КГБ СССР по Красноярскому краю. В 1983–1987 гг. – начальник 2-го отдела (контрразведка) УКГБ по Красноярскому краю, с 1988 г. – начальник УКГБ по Красноярскому краю. С 1992 г. – замминистра безопасности РФ, с 1993 г. – заместитель, с 1994 г. – 1-й замдиректора Федеральной службы контрразведки. С 5 апреля 1994 г. по 1 августа 1997 г. занимал пост 1-го заместителя директора ФСБ. С октября 2001 г. по 2004 г. – замминистра иностранных дел. С октября 2004 г. – спецпредставитель президента РФ по вопросам борьбы с терроризмом. Генерал-полковник. Женат. Имеет двух детей.
