Марина Калашникова - Я смотрю, газеты спорят: если кто-то с усами - значит бен Ладен, надо его судить.
- Ну вот, Муртаза Губайдуллович, вы сами задали тему. Вы считаете, что действительно бен Ладен - виновное лицо? Может, и не его надо искать?
- Мне трудно сказать, бен Ладен виновен или нет, но та операция, которую провели в Нью-Йорке и Вашингтоне, чудовищна. Надо же додуматься направить самолет, заправленный 60-80 тоннами горючего, на небоскреб с тысячами офисов. Сделать это может только человек с определенными навыками. Подготовка такой операции наверняка потребовала огромных сил и затрат. Не может быть, чтобы люди решили мстить и пошли на преступление. Кто руководил этой операцией - покажет расследование. Но говорят, что террористы обучались и в Англии, и во Франции, и в Германии, и в Америке.
Я имею в виду, что международный терроризм долго наращивал усилия. И в России давно надо было заняться борьбой с терроризмом. До конца ведь так и не узнали, кто взорвал жилые дома в Москве.
Другой вопрос, я не могу понять, почему это сразу списали на мусульман. Ни Коран, ни Библия плохому не учат.
- Значит, у вас с борьбой против ислама это не отождествляют...
- Знаете, про Башкортостан говорят - мусульманская республика. У нас не мусульманская республика, а многонациональная. Мы - часть России. Если говорить о национальном составе, то русских больше. Так же много и конфессий. Так что нужно говорить многоконфессиональная, а не мусульманская. Да и сама Россия многоконфессиональная, а политику мы зачастую проводим одностороннюю. Хорошо ли, что у нас в стране на многих светских мероприятиях присутствует Алексий II? Он что, государственный деятель? Открывают ли здание генштаба или академии - освящает Алексий. Неужели там только русские собираются учиться? Почему не присутствует Верховный муфтий Талгат Таджуддин? Почему когда идут похороны погибших солдат из Чечни, скажем, служит только православный священник, там должен присутствовать и мулла. Я, например, мусульманин, хотя и не соблюдаю обряды.
- И уразу в Рамазан не соблюдали?
- Не соблюдал. У меня отношение к религии такое. Если мы уважаем христианство, то должны уважать и ислам. В России почти 20 млн. мусульман. Поэтому у Верховного муфтия Талгата Таджуддина должен быть свой штат и штаб-квартира в Москве. В Татарстане уверены, что их муфтий - глава российских мусульман, на Кавказе - что у них главный, Равиль Гайнутдин тоже оспаривает право на этот пост. Мне кажется, есть все основания считать главным Таджуддина. Он работает в Уфе, где уже 200-300 лет назад было создано Управление мусульман, и он по праву считается Верховным муфтием европейской части России и Урала. Руководство нашей страны должно относиться к этому вопросу внимательно.
- А какая реакция в республике на антитеррористическую операцию в Афганистане?
- Неоднозначная. Но если иметь в виду сугубо борьбу с терроризмом - конечно, люди поддерживают. Каждый народ хочет жить спокойно. И то, что происходит сегодня не только в Афганистане, а, скажем, в Израиле, Палестине, вызывает у людей раздражение. Уж не говоря о том, что сегодня происходит в Чечне. Сколько можно?
Вот американцы пришли и навели порядок в Афганистане. Давно надо было это сделать. В России тоже боялись, что оттуда придут талибы и принесут нестабильность. Теперь их привели в чувство. Но и мы тоже частично в ответе за эту ситуацию, поскольку вошли в Афганистан в 1979 году. Сколько людей тогда угробили? Нечего было тогда ввязываться в конфликт и вызывать соответствующее к себе отношение.
- Вы считаете, что России действительно стоит сейчас входить в антитеррористический альянс для того, чтобы активно помогать проводить антитеррористическую операцию американцам и британцам?
- Это - общая задача. Конечно, надо заниматься. Почему американцы или англичане укрепляют свои позиции и будут иметь доступ к ресурсам? Мы тоже не должны терять свое влияние в этом регионе.
- Сколь активно следует вмешиваться России - вводить свой контингент, помогать техникой и военными специалистами?
- Ну, Владимир Владимирович же сказал, как и министр обороны Сергей Иванов, что российских войск там не будет. Но оказывать помощь в этой борьбе, конечно, мы должны. Антитеррористическую политику Путина мы поддерживаем на сто процентов.
- Как глава республики почувствовали ли вы, что 11 сентября действительно изменило мир?
- В нашу жизнь это ничего особенного не привнесло. Мы продолжаем работать спокойно, как и раньше. А вот в Америке по-другому. Она чувствовала себя неуязвимой и всесильной и вдруг получила удар в спину. У них произошла переоценка ценностей. Американцы ведь столько лет войны не видели. Но реагируют быстро. Случилась трагедия - Америка сплачивается вокруг своего президента, флага, гимна. У нас такого нет. Америка и в другом от нас отличается. Это - действительно правовое государство. Мы же по закону еще жить не вполне научились. Вот яркий пример - выборы в Якутии. В одних случаях мы говорим, что нужно соблюдать приоритет федеральных законов. В других случаях считаем приоритетом законы Якутии. Двойных стандартов быть не должно.
- В республике обсуждается какой-нибудь специальный план по отражению возможных тератак?
- Специального плана нет. Сценарий и система мер безопасности на случай возможных действий террористов у нас были и раньше. Ведь наша промышленность насыщена химией и нефтехимией. Нового или дополнительного ничего не появилось. Вообще как знать, откуда ждать удара. Просто надо проявить бдительность, соблюдать дисциплину и порядок.
- Не побуждает ли международная нестабильность Москву устанавливать с регионами более добрые отношения?
- Наши внутренние отношения как были хорошие, так и остались. Ничего не изменилось. А вот отношение Запада к России изменилось в положительную сторону. Мы постепенно входим в мировое сообщество. Изменилось отношение к президенту России. Такого активного президента у нас раньше не было. Мы постепенно приобретаем уважение других государств. В этом большая заслуга нынешнего руководства.
Но в целом ситуация с федерализмом сложная. Создали комиссию по разграничению полномочий. В ней, кроме президента Татарстана Минтимера Шаймиева, не представлены другие региональные лидеры. Конечно, я бы настаивал на том, что должны присутствовать представители Башкортостана. Я и Путину предлагал расширить состав комиссии. Что касается ее задач, то самое главное - правильно распределить обязанности. Сегодня у нас главным зачастую выступает почему-то прокурор. Прокурор на все решения пишет протест, иногда ставит себя выше президента. А ведь есть статьи Конституции, которые четко разделяют функции Верховного суда, Конституционного суда и прокурора.
- Меняется ли что-либо в статусе и роли федеральных округов?
- Мое отношение к ним такое же, как и у моего коллеги президента Шаймиева. Я - против округов. Я не хочу сказать, что полпреды - плохие люди. Им дали указ, и они его выполняют. Но вот недавно мы обсуждали на Госсовете малое предпринимательство. Там все выступающие в один голос говорили, что сегодня невозможно работать. Появилось очень много федеральных органов, которые все тормозят. И на это сам Владимир Владимирович обратил внимание.
Мы, главы республик и регионов, не понимаем слова "вертикальная власть". Наоборот, власть надо дать губернаторам. Но с них и спрашивать надо. Не надо вмешиваться федеральным органам. Пока все еще очень много рогаток, о которых, может, и Путин не знает. Изобретаются дополнительные службы, зачастую неконституционные. Кроме вреда, они ничего не приносят. Но виноваты не полпреды, а система.
Если говорить о федерализме, то пока в России никакого федерализма нет. Федерацию образуют субъекты, республики прежде всего. А у нас каждый день хотят принимать законы, которые бы отнимали ту власть, которую успел дать Ельцин. Сидят и думают с утра до вечера, как отнять.
- Не получилось ли так, что после передачи части задач полпредам федеральных округов региональные начальники почувствовали себя менее ответственными, и теперь появился ряд "бесхозных" проблем?
- За все свои дела мы по-прежнему в ответе. Округа лишь привели к образованию лишних контор и огромных расходов. Если бы не губернаторы, то сегодня в России был бы хаос. Поэтому и прав у губернаторов должно быть больше. Сегодня же у губернаторов в России формально нет никакой власти.
- Вы, вероятно, следите за тем, как меняются оценки Запада в последнее время. Ведь до 11 сентября Запад очень жестко критиковал российские власти за Чечню.
- По-моему, Запад изменил свою позицию, когда увидел последствия тератак. Но все же я считаю, что надо с чеченцами сесть за стол переговоров. Самое обидное, что до сих пор наши ребята гибнут в Чечне.
- У вас еще продолжают появляться жертвы?
- Да, жертвы есть. А федеральные органы даже соболезнования не выражают. У нас из республики погибли больше 270 человек, более 1000 раненых. Они приехали оттуда психологически надломленными. Мы подорвали здоровье молодых. Вопрос стоит о стабильности не только в Чечне, но и во всей России. Чечня занимает всего 12 тысяч квадратных километров, как один наш район в республике. А мы уже десяток лет не можем поймать террористов. Если бы захотели схватить главарей - давно бы это сделали. Навели же американцы порядок в Афганистане.
- В свое время Татарстан делал заявление по поводу Чечни. Вы присоединялись к этому?
- В 1995 году мы издали указ об оказании материальной, финансовой и другой помощи участникам чеченской войны. В дополнение к федеральной помощи мы задействовали республиканские средства. Обеспечиваем жильем, лечением, отдыхом. Что касается участия в антитеррористической операции в Чечне, то мы и сегодня отправляем туда людей. Там работает 500 милиционеров из республики. Мы их полностью материально обеспечиваем.
- Какие шаги должны делать навстречу друг другу федеральные и чеченские власти?
- Надо отделить народ от террористов. Народ не должен страдать. Смотреть по телевизору стыдно и страшно, что там происходит. Продолжение этой войны, наверное, кому-то выгодно. Другого объяснения не нахожу.
- А помощь республик в этом требуется?
- Нет. Есть федеральное правительство, ему и следует этим заниматься. Оно должно переломить себя и сесть за стол переговоров. Это касается и всех в России, не только Чечни. Мы говорим, что Чечня - субъект Федерации, часть единой России, а сами у себя порядок не наводим.
- Теперь о более мирных делах. Каково будущее Совета Федерации в нынешнем составе?
- У такого состава Совета Федерации, как сегодня, будущего нет. Все говорят, что мы нарушаем российскую Конституцию. Верхняя палата должна выбираться, как это было в 1993 году. Мне кажется, через года полтора-два выборы все-таки будут. Тогда это действительно будет легитимная палата.
- 24 декабря Башкортостан отмечал День Конституции Республики. На основе своего конституционного опыта, какую модель отношений регионов с Центром вы предложили бы Москве?
- В Конституцию были четко внесены те изменения, которые направил нам президент России. Мы обратились к Путину в феврале 2000 года с просьбой создать комиссию по приведению в соответствие нашей Конституции с российской. Он дал нам в мае того же года ответ. Президент - гарант Конституции. Мы внесли изменения в полном соответствии с его пожеланиями.
- То есть вы считаете, что это - отнюдь не косметические изменения?
- Это - серьезные изменения. Причем мы внесли все пункты, которые были перечислены на 6 страницах. Но кому-то все еще что-то не нравится. Например, заместителю генерального прокурора Приволжского округа, который даже письма нам пишет с угрозами.
- А что же конкретно не нравится, если вы внесли серьезные изменения?
- Не нравится, потому что он, вероятно, сам Конституцию республики не читал. Или вот ругают наш Договор о разделении полномочий с Центром. Но это - тоже конституционная норма. Мы изменили все точно, как было рекомендовано президентом. Президент написал, что за основу при изменении Конституции взять договор, подписанный 3 августа 1994 года. Мы четко этому последовали.
- Как вы думаете, становится ли Центр более открытым предложениям регионов?
- Трудно сказать. Когда в Совете Федерации сидели главы регионов и законодательных собраний, мы были ближе к президенту, лучше знали проблемы, имели контакт между собой, и самое главное - мы много общались друг с другом. Не обо всех наших региональных проблемах федеральные органы осведомлены в достаточной степени. Теперь мы сильно потеряли в плане контактов друг с другом. Не говоря о том, что вообще принизили роль губернаторов и президентов республик. Сейчас наши предложения никто не воспринимает. В федеральных структурах с нами даже секретари не считаются.
- Это - вопрос человеческих взаимоотношений. А на государственном уровне?
- На государственном уровне, кроме Путина, никто к нам не прислушивается. Единственный, кто с нами считается, это Путин.
- Президент с вами советуется?
- С ним легче разговаривать, чем с министром или другим госчиновником. Но Путин не всем доступен, потому что у него много других проблем. Поэтому Путин должен нас к себе приближать - ведь мы же решаем общие задачи. Когда делят задачи на федеральные, региональные, муниципальные - меня это возмущает. Даже федеральными проблемами все равно мы занимаемся. Мы все - россияне, и задача у нас одна.
- Дебатировался вопрос об изменениях в российской Конституции насчет президентского срока. Сколь это, на ваш взгляд, реально или это спекуляции?
- И за четыре года можно что-то сделать, и за пять, и за шесть. Конституцию нельзя менять без конца. Миронов пришел - сразу предложил внести изменения. Не успел он это сказать, сразу появилось много сторонников. Поддержали и Селезнев, и Шаймиев. А ведь Конституция - основной закон, и к нему надо относиться с должным уважением, если не дисциплиной.
- То есть вы считаете, что не следует продлевать президентский срок?
- Конечно, нет. Написано четыре - значит четыре. Другое дело, если хороший руководитель - пусть работает. Если Путин, проработав четыре года, достигнет позитивных результатов, мы изберем его еще на четыре года. А дальше можно будет провести референдум. Пока что Путин неплохо начал. Если так будет продолжать, мы его поддержим.
- Вы считаете, такой референдум может иметь успех?
- Если жизненный уровень населения будет повышаться и экономика будет развиваться, то почему нет.
- Как скажется на экономике Башкортостана, где наполнение бюджета сильно зависит от нефти, возможное изменение мировых цен на нефть и политика ОПЕК? Есть ли какие-то компенсирующие программы?
- Башкортостану, например, абсолютно ничего не требуется. Если нефть не идет за границу, то загружаются наши собственные заводы. Наши предприятия ТЭК дают почти 60% бюджета. Мы от этого только выигрываем.
- Какие меры по совершенствованию федерального законодательства и управлению нефтяной промышленностью было бы целесообразно принять? В Думе слушается закон о банке качества нефти...
- Это неправильно. Я проработал 35 лет в ТЭКе, и такой вопрос ни разу не поднимался. Если этот закон примут, у нас половина нефтяников останется без работы. Это какая-то группа людей, если не мафия, хочет протащить свои интересы.
- Есть возможность собрать этому разумную оппозицию?
- Разумные решения могут принимать только разумные люди. К сожалению, у нас в нефтепереработку и нефтехимию пришли люди, которые не знают запаха нефти, зато знают запах зеленых. А депутатов зачастую подкупают. За границей, насколько я как нефтепереработчик знаю, нужны различные нефти: и сернистая, и тяжелая. Сернистая - для удобрений, тяжелая - для битума. Наши заводы как раз приспособлены к переработке высокосернистых нефтей. Если нас не пустят в экспортную "трубу" под предлогом низкого качества нефти, мы в состоянии полностью переработать все у себя дома.
- То есть вы не зависите от "трубы"?
- Люди, которые поднимают вопрос о банке качества нефти, хотят подорвать экономику России.
- Есть ли какое-либо разумное противодействие этим людям?
- Депутаты не должны принимать этот закон. Мы с президентом Татарстана Шаймиевым написали по этому поводу письмо Путину. Если такой закон примут, то половина занятых в нефтедобывающей промышленности Башкортостана, Татарстана, Удмуртии, Пермской области - везде, где добываются высокосернистые и высокосмолистые нефти, - останется без работы. И нефти не будет, и заводы встанут, и экономика России пострадает.
- В Татарстане идет дискуссия вокруг возможного введения латинского алфавита. Каково ваше мнение, нужен латинский алфавит или нет?
- Пресса обсуждала этот вопрос мало. Для меня самый близкий народ - татарский. Мы как бы крылья одной птицы. Лично мое мнение, если они примут такое решение, это будет ошибочно. Татары ведь живут не только в Татарстане. Проблема возникнет и у нас. Кроме того, мы создадим для своего народа трудности с образованием. Это уже было до войны, когда я сам начинал учиться на латинице, а потом переходил на кириллицу. Мы живем в России, и неплохо понимаем друг друга. Я бы мог сравнить это с политикой: Путин призывал Буша не выходить из ПРО. Вот и руководству Татарстана не надо выходить из кириллицы.
- Но Шаймиев приостановил действие закона по введению латинского алфавита...
- Он был вынужден это сделать. Ну как можно в России жить отдельно? Скажем, бывшие республики СССР - другое дело, они - субъекты международного права.
- Поскольку уж вы сами упомянули такой болезненный для нашей политики вопрос, как ПРО, я рискну спросить, как вы относитесь к шумихе вокруг этого вопроса?
- Я не военный и деталей не знаю. Но согласен с Владимиром Владимировичем в том, что это - ошибка США. Мы будем вынуждены принять ответные меры. А это - огромные дополнительные расходы ресурсов.
Уфа-Москва
Дарья Гармоненко 
