Александр Шаповалов В МАРТЕ 1995 года Вере Морозовой, живущей в городе Гуково Ростовской области, сообщили страшную весть: ее единственный сын Алексей погиб в Чечне. Обгоревшие останки парня опознать было невозможно. Основываясь лишь на документе из Владикавказа - свидетельских показаниях сослуживцев о том, как погиб Алексей, акт опознания был подписан, минуя экспертов. Запаяли цинковый гроб. Прошли похороны. А спустя полгода семье Морозовых пришло извещение: "Просим опознать сына". И это действительно оказался Алексей. Таким образом, матери дважды пришлось хоронить сына.
124-я центральная лаборатория идентификационных исследований Министерства обороны РФ, расположенная в Ростове-на-Дону, не имеет в своей практике ни одного случая ложного отождествления личности. Установление имени человека, по словам начальника лаборатории, 48-летнего полковника медицинской службы Владимира Щербакова, ведется в два этапа.
Первый этап - опознание родственниками, друзьями. Им предъявляется совокупность опознавательных ориентиров. Но бывает, что даже самые близкие люди погибшего ошибаются, как это случилось, например, с отцом солдата Редькова. За один год было шесть случаев, когда родственники ошибались. Всех шестерых полковник помнит по именам. По его словам, самые точные опознаватели - старшие сестры погибших. Эти няньки подчас лучше знают своих братишек, чем даже матери. Щербаков не припомнит ни одного случая, когда при опознании ошибалась бы старшая сестра. Матери, бывает, сомневаются. Видимо, их сердце отказывается верить в смерть сына. Наверное, поэтому в первый год войны сюда спешили далеко не все матери пропавших без вести бойцов. Тогда в печально известном "эшелоне смерти" - вагонах-рефрижераторах, стоящих на запасном пути в Ростове-на-Дону, хранились останки мальчишек, которые еще возможно было опознать. Матери бросались искать сыновей по дорогам Чечни. Искали своих детей по всей воюющей республике Покусаева, Пасталаки и многие другие, а нашли их мертвыми здесь, в Ростове.
Поэтому после первого этапа опознания, чтобы не было ошибочных захоронений, начинается работа экспертов - идентификация с применением всех доступных методов. С началом первой чеченской, когда число погибших с трудом поддавалось учету, эксперты проводили идентификацию за парой компьютеров. Работали в напряженном режиме. Медиков торопили, а приехавший из Москвы генерал поставил задачу идентифицировать все тела за две недели. После "новогоднего" штурма Грозного в палатке, установленной прямо на территории окружного госпиталя и обнесенной маскировочной сеткой, стало тесно: тела погибших не помещались. Ростовчане, живущие рядом с госпиталем, со своих девятиэтажек наблюдали эту печальную картину. По городу поползли страшные слухи. Ведь в то время в большом секрете держались реальные цифры погибших в Чечне.
Владимир Щербаков не раз выслушивал упреки в свой адрес, дескать, медленно идут идентификационные работы, надо бы побыстрее. "А кто, собственно, установил темпы их проведения? - говорит полковник. - Судить о том, медленно или быстро проводится идентификация, могут только специалисты, но отнюдь не дилетанты. Им из нескольких десятков методов только один известен - пригодные или непригодные для визуального опознания тела". Немалых трудов стоило Владимиру Щербакову затормозить работу по идентификации тел погибших. "Мы не могли обманывать солдатских матерей, - признался он. - Ведь известно немало случаев, и не только с семьей Морозовых, когда тыловики без ведома экспертов ошибочно передавали тела другим семьям. Убитые горем матери увозили их и хоронили. Больше чем уверен, что на кладбищах российских глубинок покоится немало ребят, которых "перепутали". И неизвестно, сколько бы их еще было, если бы не принципиальность Щербакова.
Еще один немаловажный факт: 124-я лаборатория стала заниматься установлением личности погибших в Чечне лишь спустя два месяца после начала там боевых действий. Последующие годы не всех погибших разыскивали их родственники. А между тем тела, находившиеся в рефрижераторах до недавнего времени (сейчас все они преданы земле), утрачивали способность к идентификации. Можно предположить, что под их именами уже захоронены другие ребята, и родители считают, что похоронили своих сынов. Среди погибших были и воспитанники детских домов, но в 124-й не было ни одного случая, чтобы их разыскивали директора детдомов.
За последние шесть лет 124-я стала одной из ведущих лабораторий в стране. Через нее прошло около 3 тыс. погибших, из них более 2 тыс. - уже во время второй чеченской войны. Благодаря ростовским экспертам установлены личности 91,8% человек, тела которых поступили сюда с началом второй войны, и 71%, погибших в первую, хотя в тот период не было мощной аппаратуры для проведения исследовательских работ. Это очень высокий показатель работы. Аналогичная лаборатория американских ВМС в Гонолулу (Гавайские острова) за 26 лет смогла идентифицировать лишь 718 погибших во Вьетнаме. Всего неопознанных трупов у американцев было 2895. Техническое оснащение 124-й лаборатории было значительно улучшено лишь в последние два года, после того как она стала профильным учреждением Главного медицинского управления Минобороны РФ. Быстрее стали поступать медицинские препараты, оборудование, оформляться необходимые документы. Сегодня здесь есть даже лазерный секвенатор - аппарат, позволяющий установить кровное родство по материнской линии и проводить исследования на ДНК. До этого техническое оснащение обновлялась лишь за счет энтузиастов, в том числе генералов Бориса Громова и Александра Лебедя, комитетов солдатских матерей и просто матерей, потерявших своих детей в чеченской войне. Около полутора лет в 124-й велась работа по идентификации останков погибшего в Чечне сержанта Евгения Полымова. Когда было окончательно установлено, что погиб именно он, мать солдата - Людмила Полымова, получив "гробовые" деньги, выделяемые Минобороны на похороны, приобрела на них оргтехнику и передала ее лаборатории. "У них так много работы, столько мальчиков еще нужно опознать", - сказала она журналистам, объясняя свой поступок.
Начиная с вторжения боевиков в Дагестан в августе 1999 г. через лабораторию прошло уже более 2 тыс. тел и останков погибших военнослужащих. Эта цифра показывает, что по сравнению с первой, когда было опознано 730 человек, благодаря высокой оснащенности лаборатории техническими средствами идентификация занимает гораздо меньше времени. Но в остальном эксперты наступают на те же "грабли". Структура, занимающаяся поиском погибших и пропавших без вести, рассредоточена. Тыл, информационные службы, эксперты лаборатории решают вопросы каждый по-своему, нет единой системы соподчиненности, способствующей эффективному установлению личности. Как и в той войне, сейчас есть случаи, когда в 124-ю тела погибших доставляют без документов, жетонов. Система учета жетонов вообще есть только в мотострелковых батальонах. Да и жетон один, а не два, как принято в силовых структурах европейских стран. Для того чтобы установить личность погибшего, иногда приходится добираться до места дислокации батальона, который в это время, возможно, участвует в боях. Ценность таких жетонов для экспертов невелика. Да и дактилоскопия дает результат лишь в 27% случаев.
До сих пор ни на одного российского военнослужащего - участника боевых действий нет полного банка данных медико-криминалистического свойства, включая отпечатки пальцев и т.д. Хотя все законопослушные граждане мужского пола, по словам Владимира Щербакова, проходят через "фильтр вооруженных сил", оставляют информацию, в том числе и отпечатки пальцев, которая почему-то попадает в┘ МВД. "Выходит, что мы строим полицейское государство? - недоумевает полковник медицинской службы. - Ведь эти отпечатки будут храниться в "милицейском" банке данных до достижения 80-летнего возраста. Почему тогда нет такого банка данных при Министерстве обороны, которым эксперты могли бы пользоваться при необходимости?"
Более 200 погибших в Чечне, чьи неопознанные тела долгое время находились в рефрижераторах, были преданы земле год назад. Но работы по идентификации продолжаются в лабораторных условиях, и Владимир Щербаков не сомневается, что еще многие неизвестные солдаты обретут свои имена.
Пламя чеченской войны и сегодня не утихает. И хотя о ее жертвах говорят все реже и реже, каждую неделю в Ростов продолжают поступать тела погибших солдат, офицеров. Но вот парадокс: теперь, когда 124-я лаборатория хорошо оснащена, ей "сверху" продиктовали ограничения. О приказе министра обороны # 500 от 10 ноября 2000 г. полковник Щербаков узнал лишь недавно. Специалистам 124-й разрешается работать только с теми телами, которые визуально опознать нельзя. Раньше таких условий в работе им не ставили. И, конечно же, Владимир Щербаков не согласен с такой постановкой вопроса. В лаборатории уже отработана своя методика опознания погибших, и ни в коем случае нельзя допускать, считает он, чтобы были ошибочные захоронения. Если это станет системой, велика угроза социального взрыва.
Ростовские эксперты предотвратили около сотни ложных захоронений. Сегодня же случаи, когда мать хоронит чужого сына, могут повториться, ведь визуально опознаваемых будут отправлять, минуя 124-ю: достаточно двух сослуживцев, чтобы они подтвердили фамилию погибшего. А если в одном бою сразу (не дай Бог!) погибнет несколько солдат? Наспех собранные похоронные команды обязательно допустят ошибки. Во время войны в Афганистане цинковые гробы родные получали быстро. Вскрывать их строго запрещалось. И получалось, кто был в гробу, кого хоронили - неизвестно. Неужели армейские чиновники снова вернутся к прежней системе отправки погибших?
Ростов-на-Дону
Дарья Гармоненко 