Мария Бондаренко КИЛОМЕТРОВ за сорок до Чечни со стороны Ставрополья ремонтируют дорогу. На искореженную тяжелой военной техникой землю стелют асфальт. Горячее месиво расползается под колесами, и рабочие, ругаясь, заставляют водителей объезжать по грунтовке. В течение последних шести лет по этой дороге, пролегающей через Курской район Ставрополья, в сторону Чечни шли танки и БТРы, теперь - только гражданские машины. Вдоль дороги - поля. На жиденьких ножках раскачиваются почерневшие шляпки подсолнухов - последний урожай этого года, к запоздалой уборке которого только что приступили.
Граница между миром и войной
И вот граница. Федеральный контрольный пункт с развевающимся российским флагом. Люди в камуфляжной форме с автоматами. Вереница машин с обеих сторон - в основном иномарки. Тщательный досмотр техники, багажа и каждого "свободного" гражданина России. Запомнилась плачущая чеченская девочка лет двенадцати, никак не хотевшая пройти в комнату досмотра с тетенькой-милиционером... Обязательная регистрация в журнале. Люди безропотно выполняют все требования "границы", некоторые из них даже не понимают, что такие меры связаны с их безопасностью. Ежедневно этот пост на административной границе Ставрополья с Чечней пересекает около 200 машин, движение разрешено только в дневное время - с 6 утра до 8 вечера. В багажниках машин иногда находят оружие и наркотики, задерживались люди, числившиеся в федеральном розыске, и угнанная техника.
Через дорогу от контрольно-пропускного пункта - несколько вагончиков, в которых живут бойцы сводного отряда милиции. Большинство из них - жители Курского района, но отлучаться с места дежурства они не имеют права в течение трех месяцев - именно такой срок командировки. "Служба есть служба", - говорит симпатичная Наташа, регистрирующая всех проезжающих в журнале. Отмечает, кто, например, вчера въехал, а сегодня покинул Чечню.
┘На первых же километрах чеченской дороги видишь последствия войны. Вдоль дороги - выжженная лесополоса, и это, как ни странно, несколько успокаивает: пусть лучше обугленные стволы, чем "зеленка", за которой легко прятаться бандитам. "Ну, Володя, жми не меньше ста, но только аккуратно, смотри на дорогу, - говорит водителю полковник, стараясь незаметно перекреститься. - Наша жизнь в твоих руках". Павлу Лихоману, заместителю начальника Ставропольского ГУВД, эта дорога знакома как свои пять пальцев. По нескольку раз в неделю ему приходится преодолевать этот маршрут. Ведь там, в Наурском районе, несет службу и сводный отряд милиции, собранный со всего края. На этот раз едет и начальник управления - генерал Александр Сапрунов.
Проезжая осетинский блокпост (осетинские земли клином входят в Ставрополье), при проверке документов мы не признались, что едем в Чечню, считая, что меры предосторожности не лишни. Навстречу несутся белоснежные "Волги", черные джипы, встречаются и БТРы. Вот перегоняют медленно передвигающегося "крота" - так окрестили военную технику дорожного разминирования. В стороне от дороги можно увидеть и искореженную военную технику, и одинокие разрушенные постройки, и пустынные, который год не тронутые плугом поля.
Наурский и Шелковской районы когда-то входили в состав Ставропольского края. Их присоединили к Чечено-Ингушетии в 1957 году. В 1994 году, с началом войны, когда в казачьих станицах появились первые жертвы боевиков, атаманы Терского войска поехали в Москву с требованием установить жесткую границу по реке Терек, вернуть Наурский и Шелковской районы Ставропольскому краю. Но, понимая, что эти вопросы не решатся за один день, они просили разрешить ввести в эти районы вооруженные казачьи батальоны. "До тех пор, пока чеченцам не будет противопоставлен мощный щит, до тех пор будет страдать казачество", - говорили атаманы.
Сегодня русских в Наурском районе почти не осталось. Так, в станице Мекенская живут всего 42 семьи, в Новотерской - 20. Вялотекущая не один год война в Чечне еще больше разделяет русских и чеченцев. Кровавая драма, произошедшая в Мекенской два года назад, заставила десятки семей в один день покинуть станицу. Октябрьским днем менее чем за час здесь были расстреляны 34 человека: старики, женщины и дети. Все они были русскими. Как только подразделения федеральных войск вышли к окраинам станицы, ее, словно по команде, покинули многие чеченцы. В домах русских жителей бандиты организовали огневые точки. Батальон смертников должен был любой ценой задержать продвижение войск. Завязался ожесточенный бой. Трагедия произошла, когда бандиты стали отступать. Люди выходили из подвалов, и тут в центре станицы раздались автоматные очереди. Именно там убийца начал свой кровавый путь. Ибрагимов - уроженец Мекенской - долгое время работал почтальоном и хорошо знал, кто где живет. Улицу Широкую он выбрал не случайно: здесь проживали в основном русские. Дробиловы, Радченко, Федосовы, Плетневы - по одному, по два, а то и четверо человек были убиты бандитом в этих семьях. Сегодня этих фамилий нет среди адресатов Мекенской.
Правосудие по-шариатски и по-российски
В станице Наурской после спешного отступления боевиков в руки милиционеров попали пухлые тома уголовных дел "шариатского суда". Основная масса потерпевших - русские. Большая часть "фигурантов" по уголовным делам ушла с басаевцами. Три молодых чеченца попались на краже из ларька уже после освобождения района от боевиков. При внимательном изучении "шариатских" судебных архивов выяснилось, что за троицей тянется целый шлейф преступлений. Группа не один год занималась похищением русских девушек - завозила их в пустые квартиры, насиловала. Однажды преступники все же были задержаны местной милицией, но у двух парней дядя - главарь крупной банды, который совершил вооруженный налет на отдел Наурской милиции, потребовал отпустить племянников. Он окружил здание плотным кольцом, пригрозив разнести все в пух и прах. Двое подонков были отпущены, третий, не имея могущественных родственников, предстал перед "шариатским судом". А в это время его напарники, числившиеся в розыске, продолжали разгуливать по станице. Суд признал задержанного виновным, приговорив его к штрафу в тысячу рублей. А потерпевшую девушку - к 40 ударам палками за... нарушение нравственности.
По словам сотрудников милиции, сегодня, несмотря на затишье, проводить в Наурском районе следственно-оперативные мероприятия чрезвычайно трудно. Главная сложность - замкнутость местных жителей. Свои проблемы чеченцы решают в духе традиций "кровной мести", без привлечения властей, а малочисленные русские боятся мести - ведь не секрет, что в каждом селе у боевиков есть свои люди, которые им обо всем докладывают. Поэтому картину того или иного преступления следователям приходится восстанавливать по крупицам.
На территории района находится единственная в Чечне тюрьма - Чернокозово, - обнесенная высоким деревянным забором. Но за этим "антуражем" есть еще одна стена - из кирпичной кладки, обнесенная колючей проволокой. Сегодня здесь содержатся 440 человек, в том числе и пленные боевики. Возле изолятора всегда можно встретить родственников тех, кто сидит за решеткой. При виде журналистов чеченские женщины просят помочь им освободить мужа или брата, которых, по их словам, арестовали ни за что. Один мужчина шел "просто с охоты", правда, при этом не уточняется, что с минометом, второй на рыбалке "поймал" гранату. "Вам стоит только напечатать фамилию моего сына, - умоляет пожилая чеченка, - и его отпустят на свободу". Милиционеры говорят, что сейчас условия содержания в Чернокозовской тюрьме получше, чем во многих российских. Сюда постоянно поступает гуманитарная помощь, в том числе и из-за границы.
За несколько часов до нашего приезда на углу тюрьмы интенсивно стреляли. В некоторых местах забора видны пулевые отметины. Но, как оказалось, это был не налет, а так, "разборка" между "своими" чеченцами, которая обошлась без человеческих жертв. Недалеко от тюрьмы небольшой базарчик. Цены на продукты всего на 3-5 рублей выше "российских". Торгуют здесь в основном ростовским пивом и сигаретами, дагестанской рыбой, кавказской минералкой, московской колбасой, конфетами, печеньем┘ При желании здесь можно купить и водку - самая дешевая "самопалка" из Северной Осетии стоит 20 рублей за бутылку. И хотя водку здесь покупать в целях безопасности не советуют, но ее разбирают. На рынке в основном торгуют женщины и дети. 12-летняя Аминат рассказала, что она в школу не ходит уже давно - надо помогать семье, в которой все мужчины погибли на войне. Когда шла перепалка у тюрьмы, свои "рабочие места" за прилавком никто не собирался покидать. "Мы уже ко всему привыкли", - говорят торговцы чернокозовского рынка.
"Зачем нам, полковник, чужая земля?"
На пустырях у казачьих станиц еще недавно довольно часто среди бела дня гремели взрывы - это милиционеры уничтожали изъятое у местного населения оружие. Пользоваться им небезопасно, ибо нередко случалось, что, сдавая оружие, его специально приводят в негодность, - того гляди выстрелит не в ту сторону. В последнее время желающих сдавать оружие практически нет, даже на соответствующее заявление российского президента здесь, мягко говоря, не отреагировали. Хотя почти в каждом доме есть тайник с припрятанным автоматом, который без особого труда можно приобрести в любой части республики. Ставропольские милиционеры заметили, что только за один день они иногда изымают у населения края намного больше оружия, чем за неделю в воюющей Чечне.
И все-таки, несмотря на перемирие, в воздухе витает усталость от колючих взглядов, плохо скрываемой настороженности местного населения. Особенно корреспондент "НГ" ощутила это в станице Новотерская, где на рассвете неизвестные взорвали памятник "моджахедам", установленный прямо на центральной дороге, ведущей на Грозный. У груды камней собрались человек двадцать пожилых чеченцев. Командир сводного отряда, который базируется в селении, сразу же пошел "на переговоры". Объяснил, что милиционеры не причастны к этому взрыву. "Вроде поверили, - говорит Геннадий Петрович, фамилию которого не называю в целях безопасности, - но правда ли, узнаем ночью". Долго ждать не пришлось, и уже днем милицейский наряд, дежуривший у моста через Терек, был обстрелян. "Может, это случайное совпадение и не связано с разрушением памятника, - говорит об этом инциденте командир. - Ведь аксакалы говорили мне, что они и сами давно собирались перенести памятник подальше от дороги. И мне хочется им верить".
Вопрос "Зачем нам, полковник, чужая земля?" звучит для полковника милиции Павла Лихомана особенно остро, потому что здесь его люди. Да и сам он вынужден разрываться между Ставропольем и Чечней. Конечно, обидно, что приходится снимать и с без того беспокойных ставропольских улиц и дорог лучшие кадры, технику, чтобы направить сюда, в "неблагодарную" республику. Но альтернативы наведению здесь порядка полковник не видит. "Что значит дать сепаратистам волю, мы уже знаем, - говорит он. - Хасавюртовский "мир" не избавил нас ни от необходимости прокладывать в обход Чечни железную дорогу, ни от вторжения в Дагестан и ни от тихой агрессии против Ставрополья". Известно все это и жителям самой Чечни. "Если наши уйдут отсюда, нам тоже придется уезжать", - сказала мне женщина из Мекенской. Выжидательную позицию занимают и лояльные к федеральной власти чеченцы. Многие из них уже поплатились в 1996 году за сотрудничество "с оккупантами", некоторые - даже своей жизнью. Многолетний правовой беспредел погрузил Чечню в средневековье, когда защищенными чувствовали себя лишь те, кто имел родственников или среди полевых командиров, или в верхушках тейпов. Рассказывают, что во время одной из "зачисток" милиционеры обнаружили в холодильнике почтенной старушки три "лимонки". На вопрос: "Зачем вам это?" Она ответила: "А если меня завтра убивать придут?"
Конечно, жизнь в Наурской сегодня уже не та, что при бандитах - и пенсии пошли, и зарплаты бюджетникам стали выплачивать. Снова заработали больницы и школы, до которых раньше никому не было дела. Бывшая заведующая РОНО не только положила в свой карман школьные деньги, но и подалась в отряд боевиков. А в районе тем временем подросли дети, которые не то что писать - читать не умеют. И сегодня не всех их легко усадить за парты, потому что из-за Терека со спешно сбритыми бородами возвращаются другие "учителя".
На мусульманском кладбище в Мекенской, которое раскинулось рядом с дорогой, можно увидеть могилы с установленными на них надгробьями, выкрашенными в ярко-зеленый цвет. "Это могилы недавно погибших моджахедов, - пояснили мне. - А где вымпелы с мусульманской символикой, там лежат те, за кого еще не отомстили". Я насчитала шесть таких могил.
Наурский район
