О.Журавлёва― Добрый вечер, это программа «Особое мнение», меня зовут Ольга Журавлёва, у нас в гостях главный редактор «Независимой газеты» Константин Ремчуков. Здравствуйте, Константин Вадимович.
К.Ремчуков― Добрый вечер.
О.Журавлёва― Объясните, пожалуйста, почему Сирию «Томагавками» утюжит Трамп, а санкции собираются против России вводить? Что мы сделали не так?
К.Ремчуков― Я достоверно затрудняюсь ответить на этот вопрос, потому что, занимаясь очень много Америкой, реально много (в структуре затрат моего времени изучение американской политики занимает много времени), я думал, что я как и большинство исследователей должен опираться на тексты, на заявления, на позиции озвученные. А внешняя политика Трампа представляет собой набор непредсказуемых поступков, и изучать внешнюю политика Трампа – это всё равно, что изучать мотивы высокого блондина в желтом ботинке. Помните, такой фильм был, да?
О.Журавлёва― Угу.
К.Ремчуков― Вот. Все думают, что он что-то осмысленное делает. Ну да, он делает так, как ему в голову взбредет.
И я думаю, что я не один такой в этом положении из тех, кто следит за американской политикой, потому что европейцы тоже внимательно отслеживали. И когда Трамп в ходе предвыборной кампании произносил грозные речи, смысл которых сводился к следующему: «За НАТО, за наше покровительство и защиту вам придется платить, иначе у нас никакого интереса нет». Кстати, и японцы будут платить за зонтик, и корейцы будут платить. Все будут платить, начиная с мексиканцев (за стену).
Потом он говорит, что вообще Европейский Союз и всё такое прочее… В общем, я первый, кто радовался Брекситу. То есть ценность Европейского Союза отсутствует.
Подрастерялись европейцы, потому что они тоже анализировали и думали, что надо самим же чего-то придумывать, вырабатывать какие-то элементы новой политики, в том числе отношение к России. Вашингтонский Обком перестал действовать и руководить Европейским Союзом (создалось такое впечатление).
Могерини, министр иностранных дел Европейского Союза де-факто слабая женщина, не авторитетная, поэтому всё пошло вразнобой. И тут вдруг выясняется, что Трамп может взять и ударить по Сирии, поразив всех, по-моему, и союзников в первую голову.
И тут союзники подрастерялись. То есть Борис Джонсон, который собирался ехать сюда, растерялся, потому что он должен был приехать на день раньше Тиллерсона, но при той модели, которую выстраивали, что Америка и Европа не интересуются, это возможно было, а сейчас опасно: он придет (Борис Джонсон) сюда, договорится о чем-нибудь, а потом вдруг американцы скажут: «Нет, всё не так. Обком начал действовать опять, и нужно строить вертикаль».
Поэтому сейчас, конечно, в Италии они обсуждают политику новую в отношении России и Сирии, и вероятно, вот это изменение отношения Трампа к каким-то событиям показывает, что все готовы быстро перестроиться, разрешить, и идут довольно-таки далеко в своих внешнеполитических заявлениях. Меня поразил министр иностранных дел ФРГ Габриэль, который заявил, что в условиях, когда мы осознали, что Совет безопасности не в состоянии отреагировать на Сирию, надо было наносить удар.
То есть как позиция – ничего не имею против, любой может высказывать любую позицию. Дело в том, что затрагивается механизм использования Совета безопасности, который был выработан 70 лет назад и который именно и предполагает, что если один из постоянных членов Совета безопасности не согласен с решением, то действовать не надо. В этом, вероятно, мудрость была тех людей, которые понимали, что, наверное, стабильность в мире будет обеспечена при помощи либо единогласного решения («Бомбим»), либо, если одна сторона против, не бомбим, потому что тогда это мир будет поставлен перед необходимостью, что один из таких авторитетных участников Совета безопасности с хорошей армией, он не согласится с тем, что кого-то бомбят, и он может ответить, и это опять поставит мир на грань войны.
Вот то, что заявил немецкий министр иностранных дел в отношении… Он сказал, что раз Совет безопасности не может принять, то бомбить надо без всякого одобрения. Мне кажется, это очень знаковое, поворотное событие, вот, в самой новейшей истории. Некоторые вспоминают Югославию, но это, все-таки, было 25 лет назад, с тех пор старались легитимизировать: либо пробирка, как в Ираке была, хотя потом оказалось… Либо, как нам говорят, обманули нашего Дмитрия Анатольевича Медведева с Ливией, попросили закрыть небо, а оказалось, закрыли небо не для того, а совсем для другого, а он не понял.
Вот, все-таки, 25 лет, 24 не было такого. Стало быть, если разрушается этот механизм, то можно констатировать, что мы вступаем в полосу «Холодной войны» настоящей.
О.Журавлёва― Все-таки, «Холодной»?
К.Ремчуков― «Холодной», да. При этом она будет, конечно, отличаться от той, потому что там были США и Советский Союз. У Советского Союза были какие-то союзники, у американцев союзники. А сейчас… И там была идеология – там была капиталистическая система против социалистической системы. Сейчас особенность в том, что у нас нет никакой другой системы кроме той, но мы одни, у нас нет союзников (ну, кроме Ирана, как сейчас выясняется, по вопросу с Сирией), и мы вступаем в такую вещь.
Логика «Холодной войны», как я ее понимаю, состоит в следующем. Вот, чтобы она по-настоящему начала действовать, вот сейчас никто не хочет ни с кем договариваться, максимально далеко, контактов нет, отношения хуже некуда, доверия нет.
Я так понимаю, механизм должен быть такой. Мы наносим удар по кому-то. Надо выбрать, по кому. Уже наш зам командующего вот этих ВКС сказал, что решить военные задачи оборонными действиями нельзя – нужно, в общем-то, побомбить носители противника, а это имеются в виду подводные лодки и корабли, то есть то, откуда может прилететь. То есть доктрина меняется – обеспечить безопасность можно, если побомбим на чужой территории врага.
Вот, я думаю, что по смыслу «Холодной войны» Россия должна нанести какой-то удар без согласования с кем-то. На Россию никто не полезет. Но после этого начинаются вот эти шажки, которые могут привести к любым соглашениям: Хельсинки-2, там, еще что-то, как-то размораживать. Потому что то, что сделал Трамп, и то, что он вполне может сделать с Северной Кореей, это заставило китайцев проснуться и включиться, потому что они поняли, что Трампу китайцы особо не нужны.
О.Журавлёва― Си Цзиньпину вообще повезло в этом смысле, да.
К.Ремчуков― Да. И хотя в Японии там и в Южной Корее считают, что Трамп не нанесет такого удара, но, я говорю, именно как Пьер Ришар, как герой Пьера Ришара (высокий блондин в черном ботинке) может внешнюю политику создавать таким образом, что он этими своими решительными действиями восстанавливает реноме, ну, как это ни банально звучит, и во всем мире, и у себя в стране. Потому что во всем мире в одну секунду вот эта решительность Трампа перевербовала нашего друга турка, который поддержал эти удары (Эрдоган). Только что с Путиным вообще руку крепко-крепко жал (я видел) и в глаза смотрел, не мигая. А теперь он поддержал. Встречу, которую созывают, оказывается, все вот эти (Саудовская Аравия, Катар), все без Ирана, России и всех. То есть переформатируется проблема Сирии в международном плане сейчас.
О.Журавлёва― О, дивный новый мир! А скажите, пожалуйста, правильно ли я понимаю, что практически весь мир объединился сейчас вокруг вот этого самого Трампа непредсказуемого, хотя, он совершил нечто, что, в общем-то, не должен был, по идее, совершать?
К.Ремчуков― Вы знаете, он объединился быстрее и неожиданнее, чем можно было представить. Совершенно без какой-либо методологической подготовки к этому. То есть такое ощущение, что вот это ощущение беспризорности, в котором они пребывали, ну, месяцев 10, ну, около года, как только кампания в Штатах вошла в решающую стадию год назад и он делал очень много ярких заявлений, которые позволяли говорить о том, что у Трампа будет курс на изоляционизм, что ему ни до кого дела нет.
И тут выяснилось, что все, на самом деле, помимо, как бы, традиции расслабились, и там 70% самолетов в армии Германии в плохом состоянии, невзлетные (нужно чуть-чуть починить), 30% может взлететь. И так буквально по каждой армии пройдитесь. То есть вот это ощущение, что они сами должны себя защищать, если вдруг им придется… Причем, это до такой степени очевидно было (вот эти провалы в состоянии вооруженных сил), что министр обороны ФРГ, когда выкатили американцы счет на 375 миллиардов, она сказала: «Давайте платить». Давайте платить, потому что как министр обороны она понимает, что не могут они сейчас. Конечно, сейчас все перенастроятся, инвестируют деньги, наведут порядок, но, на самом деле, плохое состояние было европейских вояк. Вот.
И нету линии, и нет, как я говорил уже, хорошей внешней политики ЕС, потому что этот секретарь слабый оказался (Могерини), и нету формата такой, эффективной выработки решений. Поэтому как только американцы обозначили решимость, все тут же взяли под козырек и хотят Сирию, вот, по той информации, которая сегодня поступает со встречи министров иностранных дел «Большой семерки», куда они пригласили арабов всех, которые противостоят Асаду и Ирану, хотят решить сирийский вопрос в одностороннем порядке. То есть в повестку дня вдруг встал вопрос, который еще 2 недели назад был объявлен отсутствующим в повестке дня, а именно смена режима. Вот, смена режима в Сирии не была в повестке дня 2 недели назад. Это такое, устойчивое словосочетание в английском языке «Regime change» было произнесено однозначно именно американцами, что сейчас у нас борьба с ИГИЛ и решение всего узла этих проблем. И вдруг на первый план выходит Regime change, а это, собственно, то, из-за чего Путин воткнулся, ну, прежде всего, как бы, какое у него оправдание, да? Он не может позволить себе, чтобы, минуя все процедуры международно-правовые, кто-то принял решение и сказал: «Так, меняем режим». «Нет, — сказал, — не меняем, потому что я не хочу». И, вот, началась вся вот эта эпопея с нашим участием.
Вот, если сейчас Regime change, или смена режима возвращается в повестку дня Запада, при этом уже об этом говорят все и арабы, которые встрепенулись, то, конечно, интересно будет. Турки, которые уже на территории Сирии находятся.
У нас сегодня публикация была, Миша Сергеев написал о том, что американские танки уже заезжают на сирийскую территорию – постреляют и уезжают.
О.Журавлёва― Наземная, как бы, операция.
К.Ремчуков― То есть уже начинаются, да, элементы наземной операции. И не знаю, может быть, если Regime change не будет, то есть смена режима, то вполне возможно, они приступят к решительным действиям по расчленению.
О.Журавлёва― Россия будет с Америкой воевать реально?
К.Ремчуков― Россия с Америкой воевать реально? Надеюсь, не будет. Потому что смысл «Холодной войны» не в том, чтобы воевать в горячую, но в том, чтобы финансировать тех, кто будет, как в то время во Вьетнаме воевали, в Анголе воевал и на Кубе зарубились во время Карибского кризиса.
О.Журавлёва― Это, кстати, похожая ситуация?
К.Ремчуков― Ну, сейчас пока нет, потому что это отдельная акция. Выстрелили «Томагавки». Наши были предупреждены. У нас нет договора с Сирией о военном участии, то есть в защите, поэтому когда американцы нас предупредили, они действовали в рамках нашего меморандума о взаимном информировании о воздушных перемещениях с тем, чтобы по ошибке не сбить. Почему мы на следующий день вышли из этого?
И в рамках этого меморандума, когда американцы нас предупредили, мы знали, что они нанесут удар, но мы не могли защищать сирийцев, потому что у нас нет с ними вот этого соглашения. На следующий день мы заявили, что мы выходим из меморандума, тем самым американцы там… Ну, бельгийцы сразу, храбрецы, заявили, что они на этот день отменяют свой вылет, потому что чего-то песок в глаза летит и не так. На всякий случай, вот, чтобы не было вот именно горячей войны. Они не знают, как в первые сутки после заявления о том, что Россия выходит из меморандума, не попадут ли под горячую руку отважные бельгийские летчики. Вот.
Поэтому ситуация сложная, но я не думаю, что она носит характер именно желания воевать с Россией. Сейчас пытаются проверить. Вот, когда Барак Обама всё время отступал от Путина, от всех красных линий, всем не понравилось.
О.Журавлёва― Все говорили: «Слабак».
К.Ремчуков― «Слабак». Вот. А сейчас вот не слабак. Сейчас вот такой парень, который…
О.Журавлёва― Бачили очі, що купували?
К.Ремчуков― ...может пальнуть. Поэтому я надеюсь… Ну, поскольку, я говорю, никто ничего не знает достоверно, как вести себя, я просто вижу, что союзникам нашим в защите Асада остается один Иран.
О.Журавлёва― Почему так происходит? Один сумасшедший, непредсказуемый, как вы говорите, может делать всё, что угодно, и весь мир хоть сколько-нибудь мощный его тут же радостно поддерживает?
К.Ремчуков― Вы знаете, мне кажется, что… Ну, международное право вот в том виде, когда министр иностранных дел ФРГ может сказать, что он поддерживает действия в обход института Совета безопасности, конечно, оно по-своему знаковое, да? Но я считаю, что международное право не действует в мире, что право сильного действует…
О.Журавлёва― Просто Америка сильнее всех.
К.Ремчуков― ...американцы сильнее всех, она действует. Когда Путин чувствует, что он сильнее всех, а наши вооруженные силы докладывают ему, что наша армия сейчас сильнее всех и всем может накостылять, то всегда появляется соблазн действовать вот таким образом, как все действуют, да?
Поэтому чего-то огорчаться по этому поводу и стонать, не выходит, это просто реальность такая. Вот, реальность – она такая.
О.Журавлёва― А вдруг появится в Европе какой-то мощный лидер, который скажет «Не хочу плясать под американскую дудку»?
К.Ремчуков― Ну, это будет другая история совсем уже, и мы будем смотреть, как это будет. Но мы видим, что есть вещи посильнее «Фауста» Гёте.
О.Журавлёва― Девушка и смерть?
К.Ремчуков― Да, я думаю, так. Вы знаете, что я имею в виду? Что, вот, была повестка Трампа. Мы с ней хорошо ознакомились за год с небольшим. Абсолютно такая и представленная хорошо, и всё.
Была повестка американского истеблишмента, которая, мы думали, что это повестка Обамы и думали, что Хиллари Клинтон, поэтому политика против России с жестким отношением к России – это, вот, повестка другой половины американского истеблишмента.
Вот сейчас, через 100 дней Трампа у власти, можно сказать, что повестка американского истеблишмента сильнее повестки Трампа, и что она совсем не связана с Хиллари Клинтон. Антирусская политика и желание, чтобы все подчинялись сильной Америке, выше, чем интересы даже такого человека, как президент США. И он вынужден был подчиниться этому, как бы сказать, мейнстриму.
О.Журавлёва― Ага. То есть Медведев в своем комментарии был абсолютно прав?
К.Ремчуков― Ну, он же премьер-министр у нас, вы что!
О.Журавлёва― Мы вот в перерыве с Константином Вадимовичем говорили о происходящем, и пришли к выводу, что было бы здорово сейчас в России обратиться к внутренним проблемам, потому что внешние решить мы просто не в силах, мне кажется.
К.Ремчуков― Нет, ну мы как-то решать их можем. Просто вопрос о том, чтобы решать внешние проблемы с позиции силы при активном участии вооруженных сил – понятно, что кто-то должен кормить эти вооруженные силы, откуда-то нужно брать деньги. И если у вас экономическая модель не эффективна, то вы занимаетесь исключительно перераспределением худеющего и худеющего мешка, в котором есть ваши доходы. А поскольку экономического роста нет и пока проходят только, я так понимаю, первые дни переподчинения Росстата Минэкономразвития…
О.Журавлёва― А это нам принесет невероятный скачок, вы хотите сказать?
К.Ремчуков― Оно потом принесет невероятный скачок, но пока хвастаться нечем. И пока мы только слышим о том, что замечательный честный человек Орешкин, министр экономики говорит: «Граждане! Граждане россияне, а также импортеры. Все, кому нужна валюта. Быстрее покупайте валюту, потому что более выгодного курса для тех, кто хочет поехать отдохнуть, и для тех, кто хочет чего-нибудь купить за границей и привести сюда, не будет». То есть к концу года по итогам курс рубля минимум на 20% подешевеет. Поэтому надо покупать сегодня. Там, сколько он стоит? 56, 57, да? А не по 68, условно говоря.
Но это делаться будет в том числе и для того, чтобы экспортные доходы конвертировать по более высокому курсу, условно говоря, на 20% полнить казну подешевевшими рублями, но выплатить все свои социальные обязательства.
О.Журавлёва― Но это уже катастрофа или еще нет?
К.Ремчуков― Нет, это не катастрофа, это просто механизм. Мы видим, что то обоснование причины, что если вы не развяжете креативные силы в экономике, если вы не создадите предпосылок для долгосрочного экономического роста и развития, если вы не снимете все барьеры на пути частного капитала, то ваша воинственность через какое-то время закончится, потому что банально не будет хватать денег ни на новое вооружение, ни на пополнение снарядов. Потому что мы знаем, что каждый снаряд дорого стоит, и военные любят приводить пример: какую-нибудь ракету запустят, говорят «О, 5 миллионов долларов полетело. 10 залпов – 50 миллионов». 50 миллионов умножил там на 60, получаешь большую (страшно даже произнести) сумму в рублях, которую взяли и выпустили военные. Куда это полетело? Какой сарай она разбомбила? Можно ли считать это рациональным? Ну, вот, они так забавляются.
Поэтому самый большой вызов, с моей точки зрения, для Путина и его правительства – это смогут или не смогут они в этих условиях создать предпосылки для экономического роста, потому что ситуация международная, если мы будем стоять на стороне Асада, будет для нас осложняться. Китайцы продемонстрировали холодное отношение к нашей судьбе – удар по Сирии они не осудили. Сейчас, вот, воткнуться с перепугу, что их отовсюду отодвинут в урегулировании северокорейской проблемы, чтобы, опять же, Трампа порадовать, и Трампу будет, что доложить, что он смог заставить китайцев… «Вот, Обама не смог, а я смог заставить китайцев убедить корейцев сделать значительный шаг вперед в контроле над их вот этим ракетным ядерным потенциалом».
Поэтому у Путина, конечно, проблемы внутренние, безусловно. Потому что можно, конечно, поддерживать патриотизм, заменяя внутреннюю повестку страны внешними проблемами (Украина, Крым, Донецк, Донбасс, Ле Пен, Трамп, Тиллерсон, теракт где-то), но…
О.Журавлёва― Ну, «где-то». У нас теракт.
К.Ремчуков― Ну, я имею в виду, когда они именно внешние все эти вещи делают. Но, строго говоря… Просто это тупиковое направление. Люди будут раздражаться, а на них будут еще больше сыпаться заклинания, причитания, подозрения, что если ты не радуешься нашей нищей, но гордой жизни, то ты предатель.
О.Журавлёва― И если ты не скорбишь нашим бедам правильно, ты тоже предатель.
К.Ремчуков― Ну, более правильно, чем диктор какого-то федерального канала, который сказал «Очень хорошо, что мы все вместе, и вместе веселей».
О.Журавлёва― На траурном митинге.
К.Ремчуков― На траурном митинге.
О.Журавлёва― Очень, да, весело. Зажигательно.
К.Ремчуков― Потом я видел, 2 женщины говорили в каком-то провинциальном городе эту же фразу буквально, потому что есть какие-то устойчивые словосочетания «Если мы вместе, то вместе веселей». Но люди говорят штампами, не понимая ситуации конкретной. Ну, это бывает.
О.Журавлёва― Вот, вы уже говорите про федеральные каналы. Ответьте, пожалуйста, нашему слушателю. Никпик пишет: «Зачем вы пошли к Соловьеву? Какова глубинная цель? Было слишком заметно, что вам очень неуютно среди Прохановых. Хотя, ваши высказывания и были самыми грамотными. Но эту публику не проймешь». Вы по-другому думаете?
К.Ремчуков― Спасибо. У меня вопрос: зачем он смотрит Соловьева? Я-то пошел, а, вот, зачем он смотрит, включает?
Я честно скажу, чтобы не обидеть никого. Значит, я хожу на «Эхо Москвы», наверное, уже лет 10. Но я не слушаю «Эхо Москвы», вот, если это не обидно будет сказано. Я захожу на сайт «Эха Москвы», смотрю какие-то материалы как новостные, как мнения, opinion, да? Но «Эхо Москвы» у меня в машине и в доме не слушаю.
Вот, оттого, что я не слушаю, надо ли мне не ходить на «Эхо Москвы»? Наверное, нет, потому что у меня совершенно другие цели – беседовать со своими слушателями (у меня их очень много) и объяснять.
То же самое Соловьёв. Я не смотрю Соловьева. Но, вот, я пошел, потому что… Он так поздно идет – что, я буду смотреть его, что ли?
Но! Мне дают там высказываться. Вот, он говорит, я разумно выступал, да? Там есть аудитория. Доля у Соловьева (я его спросил), вот эта последняя часть его программы умников – у него доля 27%. Доля – это показатель более важный для оценки передачи, чем рейтинг, потому что доля показывает число смотрящих эту программу из всех, у кого включен телевизор. Это значит, каждый четвертый смотрит. 27% — это высоко.
Дальше. Вот, у меня была там итерация вчера одна (мне сын прислал Коля хронометраж – он в YouTube посмотрел), 9 с половиной минут текста, который никто не прерывает. Это очень уважительное отношение. То есть меня ни разу… Вот, я бываю там периодически у Соловьева, ни разу никто рот не закрывает.
Аудитория там есть. Так уж высокомерно относиться к людям, которые смотрят телевизор и которым важно, что в эфире присутствует другая точка зрения, я пытаюсь обосновывать свою точку зрения, – я не отношусь к числу тех людей, которые занимают изоляционистскую позицию «Вот, я не пойду, потому что я, там, кого-то не люблю». Нет. Меня приглашают, я иду.
О.Журавлёва― Но вы их, все-таки, не любите?
К.Ремчуков― Послушайте, я не знаю. У меня против стояли Кургинян, Проханов…
О.Журавлёва― Как можно их не любить.
К.Ремчуков― Это люди, придерживающиеся противоположных взглядов. Третьяков и так далее. Но я не боюсь с ними дискутировать и они со мной не боятся. Мы дискутируем. А люди, которые смотрят, наверное, им это интересно. Потому что мы же всегда говорим о форматах терпимости, мы же всегда говорим о форматах, в которых появляется платформа для высказывания различных точек зрения. Ведь, фактически за последние годы, ну, после Крыма особенно, произошло практическое стирание платформ, где люди могут высказывать различные точки зрения. Это платформы блоковые такие – блок НАТО, блок Варшавского договора и ненависть.
Я считаю, что это неправильно. На самом деле, это очень присуще русской ментальности и нашей политической истории и традиции, но это неправильно. Я считаю, что способность слышать друг друга… Это не значит, что кто-то изменит свою точку зрения. Но привыкать к тому, что человек, обладающий другой точкой зрения, не должен немедленно быть уничтожен и переломать ноги ему немедленно не надо, и бить его по голове пепельницей тоже не надо, а, вот, он придерживается другой точки зрения. Мне кажется, это элемент политической культуры дискуссии.
Вот, когда мы говорим о культуре, культура – это долгий процесс взращивания определенных навыков, традиций, терпимости, сдержанности в том числе (не орать, не брызгать слюной, не ненавидеть того, кто придерживается другой точки зрения). Ведь, нам же очень долгое время говорили, что Россия… Причем, много и почти официально, что толерантность не присуща России.
О.Журавлёва― Да.
К.Ремчуков― Это говорили и церковные иерархи. Послушайте, если толерантность не присуща современной России, значит, этой России не будет, значит, я не буду толерантен к взглядам этого религиозного человека, он не будет толерантен ко мне, это конец России. Будущее России, ее способность выжить в XXI веке – исключительно толерантность. Это исключительно пересмотр на философском, на мировоззренческом уровне соотношения большинства, которое выявляется демократическими процедурами, и меньшинства. Большинство не должно быть подавляющим, а большинство, несмотря на то, что оно большинство, должно разобраться и учесть интересы меньшинств и, по возможности, создать им предпосылки для нормальной жизни.
Потому что те, кто думают, что большинство, которое будет мордовать меньшинство, сможет кайфовать от этого, они заблуждаются. Их подорвут, им воткнут ножичек в спину или дадут в глаз. И поэтому не будет кайфа. А поскольку у вас еще есть родственники и все, то меньшинство может создать очень большие проблемы.
Поэтому гармоничная жизнь в современном обществе – это мировоззренческое переосмысление соотношения прав большинства при реализации своего демократического права большинства с учетом интересов и позиций меньшинства, которые сегодня меньшинство, а завтра в условиях свободной демократии могут стать большинством.
О.Журавлёва― Вы хотели, чтобы зрители, вот эти многочисленные зрители привыкали к этой мысли?
К.Ремчуков― Вы знаете, я получил сегодня такое количество сообщений почему-то по этому эфиру, даже из Америки, в которых пишут: «Ура, браво! Нам было приятно слышать, что такие разумные вещи говорятся на российском канале, и вы можете внятно объяснять эти позиции, и вас мы слышим» и так далее.
Людям, наверное, очень важно слышать, что у них есть единомышленники, потому что одиноко и страшно может быть человеку, который думает, что «Вот, я думаю так, но я один, а единомышленников у меня нет».
О.Журавлёва― А почему вам не страшно?
К.Ремчуков― У нас ножички у самих имеются.
О.Журавлёва― Угрожающе сказал Константин Ремчуков. Что за книгу вы хотите рекомендовать?
К.Ремчуков― Я хочу книгу порекомендовать, называется «Неединая Россия. Доклады по этнополитике». Это под редакцией Михаила Ремизова. Я рекомендую: «Россия перед вызовом иммиграции» и «Карта этнорелигиозных угроз России». Это абсолютно лучшая книга по этническим проблемам, по проблемам вызовов, по миграционным вызовам, по специфическим проявлениям подавления коренного русского населения вот этими маленькими меньшинствами, агрессивными, вооруженными, преступными. Великолепный научный доклад с очень хорошими выводами, поэтому советую: «Неединая Россия. Доклады по этнополитике» под редакцией Михаила Ремизова.
О.Журавлёва― Купить можно?
К.Ремчуков― Москва, Книжный мир, 2015-й год, Институт национальной стратегии. Советую прочитать всем, кто хочет понимать, как в России тяжело будет жить. Будет.
О.Журавлёва― О будущем. Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты» со своим особым мнением. Всем спасибо, всего доброго.
Василий Матвеев 
