Т.Фельгенгауэр― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и я рада приветствовать в этой студии главного редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова. Здравствуйте, Константин Вадимович.
К.Ремчуков― Добрый вечер.
Т.Фельгенгауэр― Алексей Кудрин считает, что у правительства не сложилось понимание новой экономической реальности. Отмечают всё новое, что случилось, и кризис, и цены на нефть. Но вот так руководство и правительство, и страны, и министерств ничего и не понимает до сих пор. Согласитесь?
К.Ремчуков― Ну, вот, во фразе «ничего не понимает до сих пор» звучит пренебрежительное обвинение, а во фразе «не поняли новую реальность» (такой сейчас устойчивый термин «новая реальность») – тут звучит более серьезное обвинение, поскольку требуется переосмыслить базовые, ключевые факторы развития.
Т.Фельгенгауэр― Ну, то, о чем говорит Кудрин как раз.
К.Ремчуков― Да. Классическая экономика учит, что является фактором развития, роста, капитала. Земля, труд, да? Есть земля – вот, будет развитие. Есть рабочая сила – будет развитие. Есть капитал – будет развитие.
С тех пор как Друкер в 1993 году, один из старейших мыслителей менеджмента сказал, что больше нельзя говорит, что знание является одним из факторов развития, а осталось единственным фактором развития, всё поменялось. С того момента начала меняться вот эта вот нормальность.
Второе существенное понимание (и оно такое, фундаментальное, его надо именно понимать, потому что, исходя из этого понимания, строить экономику) – это то, что богатство стран (и чем дальше, тем сильнее) будет обусловлено не унаследованным от природы богатством природных и минеральных ресурсов, и земли, что тоже очень важно (и пресная вода там, и нефть, и газ), а рукотворными факторами конкурентного преимущества. Конкурентоспособность нации больше не является следствие наличия у нее природных ресурсов, а конкурентоспособность нации определяется факторами, которые порождают люди. Это государственное управление, это действующие институты, это отношение к собственности, это функционирование судебной системы, это справедливость, это политическая конкуренция, это свободные медиа. Это из перечисленного мною ничего не относится к тому, что мы унаследовали вместе с землей, с водой, с лесами. Это всё создается людьми.
Вот здесь, мне кажется, наше общество… Можно говорить, что это правительство (ну, претензии конкретные). А можем говорить, что общество отстало на десятилетия в понимании вот этой простой истины. Будущее России за тем, что мы создадим сами умом. Это не только технологические вещи, это организационно-управленческие вещи и институциональные вещи. Вот этого понимания на самом высшем уровне нет. А отсюда, когда мы смотрим все их программы, они, ну, упоминают это, потому что, как бы, любой культурный человек должен что-то про институты знать или сказать. На самом деле, это не воплощается в программу мер, которые должны привести к такой революции.
Т.Фельгенгауэр― Но говорит об этом исключительно Алексей Кудрин. Но, тем не менее, этот человек, который…
К.Ремчуков― Ну, у него должность такая. Его Путин-то тянул.
Т.Фельгенгауэр― Да. Это человек, которого Путин, видимо, назначил как раз быть таким, ну я не знаю, такой тревожной кнопкой.
К.Ремчуков― Хорошо. Просто, ну… Вот, он назначил, вот, он сказал. Значит, в стране есть такой дискурс. Об этом говорят? Говорят. Верим мы Кудрину? Нет, получается, раз ничего не воплощается. Кудрин обещает, что когда-то после каких-то выборов президента, я так понимаю, то, что они разработают, начнет воплощаться в жизнь? Ну, давайте в это поверим. Но чтобы оно начало воплощаться, значит, тот, кто будет идти в президенты, должен с этой программой выступить перед людьми. Можем ли мы представить, что программу, которую напишет Кудрин в экономическом плане, станет программой Путина, предположим, если он пойдет в президенты? Я от Путина… Не помню. Может, один раз, случайно слышал слово «институты».
Т.Фельгенгауэр― И то когда говорил про (НЕРАЗБОРЧИВО).
К.Ремчуков― Не потому, что он не знает об этом. Мне кажется, что Путин решил, что он такой реалист, который должен каждый день решать какие-то проблемы, что он про институты послушал-послушал… К нему ж много людей заходило там – и Чубайс, и Греф, и Кудрин тот же, особенно в первые два срока. Все там сидели и говорили. И он видит, что пока он не взял и не создал институт, присущий России, «сильный царь, несколько боярских домов (назовем их государственными корпорациями) и опричники (то есть силовые структуры)», ничего не будет. Будет низкая дисциплина, не будет наполняемости бюджета и будет что-то такое.
Поэтому модель, которую он создал, можно по-разному называть, но она сильно похожа на модель классического русского монархического управления, в котором есть царь, есть самые влиятельные, богатые вот эти структуры, которые контролируют все денежные потоки в стране, и есть очень сильно выросший до нескольких миллионов человек силовой аппарат. Точка.
Т.Фельгенгауэр― И всё работает.
К.Ремчуков― Работает не так, как хотелось бы, безусловно. Мы видим, что все показатели катятся вниз, и тревожными являются вот эти прогнозы, которые выходят от правительства, грустные, что на 20 лет вперед Россию ожидает стагнация. Да? При этом никто из этих прогнозистов или людей, которые комментируют, не отвечает на ключевой вопрос, который хочется услышать. Вот этот приговор России (20 лет стагнации), России, условно говоря, в которой доминирует система Путина, или экономическая модель Путина? Это вот эта модель еще 20 лет будет стагнировать? Или это приговор России независимо от того, на вершине власти Путин, там, Мутко или назовем еще какого-нибудь персонажа нашей политики, который тоже может оказаться на вершине политической власти. А ему говорят «Слушай, атакуй не атакуй, 20 лет стагнации».
Вот это самый ключевой вопрос. Оттолкнувшись от официальных прогнозов ключевых экономических ведомств, требуется развернуть содержательную дискуссию и попытаться ответить на этот вопрос. Потому что если это только связано с моделью Путина и этот прогноз включает, что будет у нас монополистическое ценообразование, и все факторы роста фактически связаны с природой. А поскольку прогноза на рост цен на сырье значительного нет, то отсюда и прогнозы такие вяленькие.
Или мы будем 20 лет создавать новые факторы роста, связанные с нашей рукотворной деятельностью, с тем, что я перечислил в начале передачи? И кто это должен делать? Кто должен прийти к власти с таким пониманием? Поддерживает ли его общество? И вообще может ли это быть в повестке дня страны? 20 лет стагнации, ну, как бы, стабильной политической вот этой системы, которая замкнула всё на себя и не встречает оппозицию. Либо общество в интересах самосохранения должно менять экономическую модель.
Т.Фельгенгауэр― Интересно было бы услышать ответ на этот вопрос. Пока не очень понятно, кстати, понимают ли авторы этих прогнозов, что этот вопрос ключевой? Пока не видела вообще никаких комментариев.
К.Ремчуков― Ну да. То есть кому приговор они? Нам? Вот, мы все русские люди здесь живем (или россияне, скажем шире), и мы обречены, да? Ты представляешь? Те, кому сейчас 10 лет…
Т.Фельгенгауэр― Или политической системе.
К.Ремчуков― Да. Или политико-экономической системе. Вот это ключевой вопрос в оценке этого прогноза.
Т.Фельгенгауэр― Надеюсь, услышим в ближайшее время ответ. Ответственный товарищ, как известно, слушает ваш эфир. Надеюсь, ответит. Как и обещала, говорим про американские выборы. Можно ли уже как-то с уверенностью сказать о том, что Хиллари Клинтон побеждает? Или нет, пока какая-то интрига сохраняется?
К.Ремчуков― Ну, в политике… Там, неделю назад, скажем, в прошлое воскресенье ABC News/Washington Post poll показал разрыв в 12% в пользу Хиллари Клинтон, и неделю назад в воскресенье, как бы, интрига закончилась. А в пятницу она возродилась после того, как директор ФБР сделал свое заявление о том, что они возобновляют расследование дела, связанного с электронной почтой Хиллари. Не напрямую, в связи, но, тем не менее, имеющих отношение. И ситуация начала меняться, тот же ABC News/Washington Post poll… Там очень важно, что они такой делают трекинг-анализ по единой методологии в одинаковое время в разные дни. И получилось сокращение до 46-44, до двух. По отдельным – 47-46, 46-45 в пользу Хиллари по-прежнему, но такое, заметное сокращение. Она сохраняет устойчивое преимущество в 5 процентных пунктов по показателю, кто кого поддерживает, из того, что американцы называют по-английски Likely Voters, то есть те избиратели, которые, наверняка, придут или планируют наверняка прийти и проголосовать. Потому что одно дело, ты опрашиваешь людей, кому вы отдаете предпочтение, но этот человек может не пойти на выборы. Поэтому вот эти Likely Voters являются, как бы, более точным показателем из мотивированных и политически ангажированных людей.
Но, скорее всего, когда некоторое время назад стало очевидным, что у Хиллари большое преимущество, они поняли, что в этом и опасность для нее. Потому что люди, которые считают, что Хиллари всё равно победит, потому что разрыв уже в 12 пунктов, то они планируют что-то другое делать и не ходить на выборы, ибо и без меня победит.
Т.Фельгенгауэр― Да.
К.Ремчуков― Поэтому она резко изменила тактику, и поэтому, вот, я смотрел митинг ее с Мишель Обамой. И Мишель Обама – великолепный оратор. Я думаю, что она будет следующим кандидатом от демократов на президента, чтобы воплотить в себе черты и афроамериканки, и женщины.
И она говорила: «Всякое может случиться. На вас может быть высыпана всякая информация. Поэтому лучшее, что вы можете сделать, это прямо с этого митинга идите и проголосуйте, потому что можно проголосовать досрочно». И я так понял, что тактика демократов – это пройти и проголосовать прямо сейчас, уже не откладывать, чтобы вот те, которые проголосуют (несколько миллионов человек), на них уже не повлияли какие бы угодно разоблачения, которые могут наступить.
И они в качестве главного обвинения сейчас говорят, что Трамп не хочет. Ну, это голословно, это ниоткуда не подтверждено. Трамп не хочет, чтобы пришли цветные, не хочет, чтобы пришли женщины, не хочет, чтобы пришла молодежь. А я хочу, поэтому приходите.
Они изменили стратегию последней недели на предельную мобилизацию своего электората, поскольку не так очевидно. Потому что Трамп за счет вот этого скандала, в котором ФБР подключилось к избирательной кампании, и уже ФБР обвиняет в том, что это рука Москвы, что ФБР действует по заданию Москвы и что у ФБР были данные о том, что Трамп связан с Москвой, а он их не показывает. А здесь он решил показать, не дождавшись окончания выборов. То есть там большая сейчас идет рубка с подключением силовиков.
Т.Фельгенгауэр― Там, по-моему, даже в самом ФБР сначала выступили, а потом как-то растерялись, увидев эффект.
К.Ремчуков― Сначала растерялись, но там тоже можно понять, потому что директор ФБР тоже понимает, что не огласи он… Там же всегда создается комиссия и начинает расследовать. И когда она расследует, пусть пройдет год, пусть пройдет два, но они выяснят всё. В том числе когда кто что узнал. И если вдруг выяснится, что вот эти email’ы, которые они сейчас обнаружили в этом лэптопе бывшего мужа одной из помощниц Хиллари Клинтон что-то существенное, то потом комиссия спросит: «Вы когда узнали об этом?» — «Я узнал тогда-то» — «Почему вы не передали?»
Т.Фельгенгауэр― «Почему вы молчали».
К.Ремчуков― Да. Потому что ваши должностные обязанности говорить, уведомить, по крайней мере, председателей Комитетов Сената и Конгресса, по-моему. Это обязанность. Он, собственно, это и сделал. Но должен ли он в этот момент, в момент расследования рассказывать всю суть, я не уверен, потому что в чем тогда будет тайна расследования, как должны вести себя свидетели? То есть он тоже страховался, потому что сокрытие какого-то факта можно точно так же легко инкриминировать ему в вину.
Т.Фельгенгауэр― Ну, то есть Хиллари Клинтон, сейчас если мы возвращаемся к предвыборной кампании, сейчас борется за явку? Для нее это залог успеха?
К.Ремчуков― Борется за явку, потому что по их расчетам если явка будет, то она победит.
Т.Фельгенгауэр― Дмитрий – наш слушатель – уточняет, какую роль могут сыграть выборщики?
К.Ремчуков― Ну, выборщики большую. Хочется сказать «большую роль». То есть механизм…
Т.Фельгенгауэр― Ну, то есть понятно, что они могут стать решающим же моментом.
К.Ремчуков― Да. Ну, то есть, условно говоря, там, Флорида, в которой борются, 29 выборщиков. Что такое 29 выборщиков во Флориде? Они, как правило, идут все (эти голоса) тому, кто там победил. Теоретически… Ну, мы знаем, что был пересчет Буша в 2000 году (голосов) во Флориде, и о десятке или сотне голосов шла речь. В таком населенном штате абсолютных голосов один из победителей (предположим, это Трамп) может набрать всего лишь на один голос больше. И он объявляется победителем. А ему достаются все 29 голосов выборщиков.
Как правило, выборщики ведут себя послушно. Но тут они могут и взбрыкнуть, потому что были зафиксированы (и я где-то нашел) там пара случаев, когда выборщик получил мандат голосовать так, а он проголосовал по-другому. Это могут, но пока мы это не рассматриваем. Мы говорим о том, что выборщики как институт вот такого непрямого избрания президента могут сыграть свою роль, потому что кто-то может получить большинство избирателей абсолютное, но проиграть те штаты, которые дают большинство голосов, и выборщиков, и победит.
Но вся американская система политического анализа – она вся основана на вот этих картах, потому что они смотрят именно выборщиков, сколько ты выборщиков получишь, сколько тебе еще не хватает. Пока Трампу не хватает до Хиллари, у Хиллари есть жирок определенный.
Т.Фельгенгауэр― Еще хотела бы вернуться к вашему замечанию по поводу Мишель Обамы. Значит ли это, что Хиллари Клинтон не собирается задерживаться в Белом доме надолго?
К.Ремчуков― Нет, она, может, и собирается задерживаться – тут не в этом дело. Дело в том, что… Вот, Алексей Венедиктов, ваш главный редактор (я читал) на сайте написал, что оба (и Трамп, и Хиллари) в случае победы – это люди на один срок. Исходя, видимо, из возраста и исходя из той противоречивости их личностей, исходя из колоссального антирейтинга. Никогда не было, чтобы кандидаты в президенты США были так нелюбимы избирателями, чтобы перед всеми стоял выбор: «Ну, блин. Как же я ее не люблю. Но его я ненавижу». Или наоборот: «Его я ненавижу или ее я ненавижу, но его я тоже не люблю. Но ее никак нельзя, потому что ей нельзя доверять, потому что она вообще пробы ставить негде».
Поэтому с этой точки зрения гипотеза, что они на один срок, мне кажется, рабочая. Вот.
Пол Райан, очень сильный республиканец, лидер Сенатского большинства, на мой взгляд, будет великолепный кандидат от республиканцев через 4 года. И Мишель Обама, которая вообще, по-моему, не имеет антирейтинга, которая умная, вот, по-человечески умная, очень хорошо говорит, эмоционально заряжает аудиторию, в состоянии объединить демократов так, как никому из ныне функционирующих демократов-политиков официально не удается сделать. Поэтому я предвижу, что, как ни странно, но она может воплотить в себе даже следующую итерацию. Мало того, что женщина – президент США, еще и темнокожая женщина-президент. Поэтому я под большим впечатлением от ее развития, от ее… Читал несколько интервью. В 5 утра просыпается, крутит педали, растет над собой. Как в школе говорила классная руководительница: «Ремчуков, ты растешь над собой?» — «Расту», — говорил я. – «Ну, тогда садись». Вот так.
Т.Фельгенгауэр―Уже несколько дней следим мы внимательно за тем, как развивается конфликт между театром Сатирикон и Министерством культуры. Ну, вы как человек, который и про театр знаете много (все-таки, были в попечительском совете Большого театра), как оцените поведение сторон? Кто тут прав, кто не прав?
К.Ремчуков― Ну, не буду деятелей культуры. Прав, не прав. Они же себя слушают, поэтому к ним особо так строго относиться нельзя. Потому что если им хочется высказаться, то он должен высказываться, потому что он себе такую судьбу выбрал (быть человеком искусства и деятелем культуры). Это я искренне говорю. Даже Шпеер, немецкий министр, описывал в своих дневниках о том, что когда стучали на какого-нибудь деятеля культуры Гитлеру и говорили «Вот, он тут евреев поддержал, а тут он не поддержал, условно говоря, оккупацию Франции», Гитлер так смотрел и говорил: «Ну, он же человек культуры. Я не могу к нему относиться по политическим вопросам серьезно. Пусть он делает то, что он делает, пишет музыку, строит здания и так далее». Это так, к вопросу о том, что есть взгляд на то, что деятели культуры – это особые люди, которые говорят тогда, когда они не могут молчать. Поэтому то, что сказал Константин Райкин, я так понимаю, это его позиция.
Тут же получил в ответ от Залдостанова, которого поддержал Рамзан Кадыров. Песков порекомендовал извиниться мотоциклисту, тот сказал, что извиняться не будет, и Кадыров тоже сказал, что извиняться не стоит, потому что позиция.
Потом появилось быстро сообщение, что Мединский извинился за этих двух, потому что он понимает, что всё равно так или иначе в конце…
Т.Фельгенгауэр― Ну, он извинился за Аристархова.
К.Ремчуков― Вот, новость шла «Извинился». Понимаете? Кто-то должен был извиниться после того, как сказал Песков.
Т.Фельгенгауэр― Хоть кто-то должен был извиниться.
К.Ремчуков― Да. Самый умный из них Мединский, значит, быстро извинился. Потом у них возникли претензии на не ту интерпретацию. Потом сегодня Евгений Миронов сделал заявление, что он поддерживает и надо как-то объединяться.
Вот с этого момента начинается политика. Потому что с содержательной точки зрения вопрос культуры – он очень важен, потому что очень многим людям кажется, что у них не хватает времени. Они так живут – времени нет.
Вот, свобода для человека – это время. Нет, свобода для человека – это культура. Это самая мудрая мысль, которую я сказал вам, глядя в ваши голубые глаза, Таня. Время не свобода. Культура – свобода. Поэтому с этой точки зрения развитие страны как страны, состоящей из счастливых свободных людей, это сделает этих людей культурными. Потому что ты живешь внутри себя и ты не испытываешь ничего – ни скуки, ни давления времени. Это совершенно великолепное чувство, к которому нужно возвышать человека.
Политический аспект начинается, когда Евгений Миронов говорит «Надо подумать, как объединяться». Это важный момент, потому что мы никогда не знаем, с чего начинается разрушение монолитных конструкций. Почему вдруг, вот, у каких-то политиков, условно говоря, штатных ничего не получается, а потом появляется Лех Валенса… Кто он? Слесарь был? ...и вдруг начинается «Солидарность» в Польше.
Кто когда взорвется по поводу чего-то и призовет объединяться? Будет ли это водитель «скорой помощи», которого не пропустили?.. Или вот сейчас врачей «скорой помощи» избивают каждый день, показывают даже федеральные каналы. Ужас! И они скажут «Хватит жить в стране, в которой столько правоохранительных органов, а мы избиты и никто никогда не создаст систему надежной защиты».
Или сейчас, вы представляете, он говорит «Давайте объединимся», и вдруг до конца года появляется какая-нибудь «Хартия-2016 за свободу от цензуры, за свободу от вмешательства незнаек в вопросы творчества и так далее», да? И эту хартию вывесят в интернете, и подпишет там миллион человек до конца года. И вдруг выяснится, что центральным ядром, там, новой свободы или нового политического движения станет вещь, которая начиналась абсолютно из какой-то перебранки людей или из выступления Кости Райкина, который не планировал такого масштаба реакции на свои заявления и так далее.
Ну, в общем, мне кажется, что в стране очень много бенефициаров путинского режима, которые выигрывают от того, что построено. И вот эти бенефициары ведут себя тупо, как солдаты Урфин Джюса, рубят шашками налево-направо и думают, что вот это и есть мандат, который они получили от путинского режима, не понимая, что Путин при всей критике его экономической политики, политической политики, он относительно гибкий человек. И я никогда не слышал прямой атаки на интеллигенцию такой. Он всегда выбирает слова. То есть он может крепко говорить…
Т.Фельгенгауэр― С Шевчуком особенно хорошо у них получилось.
К.Ремчуков― Ну, и что там было?
Т.Фельгенгауэр― Ну, Юра-музыкант.
К.Ремчуков― Ну? Это ответил Юра. А он сказал «Вас как зовут?» Это грубо? Это сравнится с Залдостановым?
Т.Фельгенгауэр― Нет-нет. С Залдостановым точно нет.
К.Ремчуков― Еще раз говорю, что, вот, человек, который построил такую политическую систему с признаками авторитаризма на самом деле ведет себя гибко и тонко с деятелями культуры. А те, которые на государственном финансировании этого режима начали процветать, ведут себя как дуболомы. И в результате они могут привести к возникновению протеста против Путина там, где Путин не ожидает. Ему-то кажется, что он перед всеми объясняется с разной степенью (НЕРАЗБОРЧИВО). Вот там на Валдайском клубе был умный Путин, рассудительный Путин, не агрессивный Путин, да? Он послал сигнал через западных политологов, что Путин не хочет войны, обострения, Алеппо по-прежнему не бомбят. Ну да, там подводные лодочки подплыли с ракетами класса «Калибр», которые очень точно бьют и они могут нанести удар по Алеппо, предположим. Но это всё равно не то, что было и вызвало такой протест в мире.
И военные, как нам сообщают, пришли к Путину, попросили возобновить бомбардировки, и «ястребы» с экранов телевидения призывают возобновить, поскольку, якобы, оппозиция переформатируется там и укрепляется. А он не делает этого. То есть он ведет себя тонко.
А эти могут позволить себе не тонко, грубо, и думают, что это востребовано властью. Вот, когда это вызовет такую реакцию, вот, как сейчас, когда Миронов призвал «Давайте подумаем, как нам объединиться, чтобы защитить себя», они могут как снежный ком начать налепливать на себя всех людей, которые хотят объединиться с теми, кто разумен и кто не позволяет незнайкам и невеждам совать свой нос в вопросы, так далекие от их повседневной жизни.
Тем более, что у них нет репутации последовательных борцов там за какие-то идеалы. Потому что если тот же байкер Залдостанов ездит на мотоциклах и еще там огромное количество байкеров ездит на Харлеях Дэвидсонах в кожаных американских куртках, ботинках, то это абсолютно в течение многих лет они воспроизводили западные ценности, западную культовую культуру. Наверное, Def Leppard у них у всех в ушах имплантирован, орет-ревет. Эти самые Хэллоуины они отмечали у себя везде и всегда, были носителями и провозвестниками. И вдруг хоп, хочется сыграть в патриотизм, говорят «Так, это не отмечаем, декорацию убираем и ходим сейчас с хоругвями».
Уважение в умном обществе это вызывать не может – это может вызывать только удивление, что у этих людей есть такой голос, что к этому голосу почему-то надо умным людям прислушиваться, а никто их не одергивает. Ну, вот, мы увидели, что одернул Песков. Оказывается, этого мало – он может дерзнуть. Значит, надо Пескову подумать, как наказать уже не как пресс-секретарь Путина, а как зам главы администрации. Обычно зам главы администрации – это влиятельный человек в той системе, в которую вписались эти адепты реакционного курса. Мы говорили, что либералам противостоят не столько консерваторы, сколько реакционеры.
Т.Фельгенгауэр― Тут по поводу Путина сразу несколько слушателей наших напоминают, как он интеллигенцию, по-моему, если я ничего не путаю, «бандерлогами» называл.
К.Ремчуков― «Бандерлогами» он называл, по-моему, этих, на Болотной.
Т.Фельгенгауэр― Да, белая лента, да.
К.Ремчуков― Ну, давайте вспомним за 17 лет его власти, сколько раз. Я знаю, что все люди… Ну, у меня память-то лучше всех, я всё помню. Мы говорим не об отдельных фактах, которых можно любое количество, а о той совокупности фактов, которые формируют тенденцию или тренд.
Вот, для Путина в целом характерен осторожный подбор слов, особенно во внутренней политике. Во внешней политике он позволяет себе всякие. Во внутренней политике когда нужно поднять эмоциональный градус, мочить в сортире, то есть поднять боевой дух, как ему кажется, тех ребят, которых он вытащил на борьбу. Но в целом это очень осторожное.
Я слежу за его лексикой. У него слова формируются в соответствии с тем, чего он думает в данный момент. Очень мало политиков у нас говорят таким образом. Потому что вот сейчас, когда были предвыборные дебаты, я видел, как много людей говорят штампами. Они до того, как произнести слово, они не продумали. А у него это намного более точная речь. Уж, по крайней мере, она точнее, чем у этих людей, которые набросились на Константина Райкина. Вот, вопрос в чем.
И что он, благодаря вот этой вот политике, что он и с этими встречается, и с этими, и с этими, и находит какой-то консенсус и это дает ему большой рейтинг, приходят люди, которые, паразитируя на его рейтинге и присасываясь к федеральному бюджету, пытаются исполнять роль опричников: вот, чего-то они позволят кому-то или не позволят.
Т.Фельгенгауэр― А Министерство культуры здесь какую роль выполняет?
К.Ремчуков― Министерство культуры выполняет роль… Ну, это, собственно, Песков прописал: «Если даете деньги, то давайте иметь право контролировать». Поэтому фактически предполагается, что такая роль может быть. «Мы не финансируем постановки, которые мы считаем антигосударственными».
Другое дело, что, насколько я понимаю, Мединский имеет список вопросов на эту претензию, какой спектакль мы именно запретили вам, Райкину в театре? Что вы не поставили, то, что бы нам не нравилось, и мы вам запретили? По-моему, Мединский не получил ответа на этот вопрос, и эта угроза (ну, в Москве по крайней мере) только в потенции, она слабо реализуется.
Т.Фельгенгауэр― Мы вынуждены закончить этот разговор, потому что завершается программа «Особое мнение». Это было особое мнение Константина Ремчукова, главного редактора «Независимой газеты». Ну, я уверена, что в следующий понедельник мы сможем этот разговор продолжить.
К.Ремчуков― А вы будете?
Т.Фельгенгауэр― Я очень постараюсь.
К.Ремчуков― Давайте. Я тоже.
Т.Фельгенгауэр― Эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. До свидания.
Василий Столбунов 
Дарья Гармоненко 