Кремль увел молодежь с улиц

Патриотизм и здоровый образ жизни уже несколько лет – важные составляющие молодежной политики. Фото Reuters

Несмотря на юридическую ликвидацию общественного движения «Стопхам», его участники фактически продолжают деятельность. Другие структуры, исповедующие силовые методы гражданской активности, между тем совершенно выпали из медийного поля. Власть, судя по всему, стала опасаться слабо контролируемой молодежи. А потому ее решено было увести с улицы, сосредоточив усилия новых поколений на социально полезной деятельности и патриотическом воспитании. Вчера же Росмолодежь отчиталась о росте расходов на государственную молодежную политику.

На коллегии ведомства были оглашены следующие цифры: бюджетные ассигнования в 2015-м по сравнению с предыдущим годом выросли на 290 млн руб. и составили 1,26 млрд. Рост связан с числом проводимых мероприятий. Между тем данных об эффективности таких акций традиционно нет. В то же время, по данным «НГ», перемены в молодежной политике носят не экономический, а идеологический характер и связаны с трансформацией прежде популярных провластных движений.

Например, ликвидированный Минюстом в конце марта «Стопхам». Напомним, это пока еще активный осколок прокремлевского движения «Наши». Остальные общественные организации схожего силового типа, скажем, «Лев против» (борются с курением в общественных местах) и «Хрюши против» (с просроченными продуктами), тоже продолжают существование, но постепенно уходят в тень.

Пик их деятельности, как и расцвет общественников вообще, пришелся на конец нулевых – начало десятых годов XXI века. Получив урок украинской оранжевой революции 2004 года, в Кремле поняли, что улица может быть опасной, и если не сформировать лояльные себе народные отряды, то это сделает кто-нибудь другой. В конце концов в России начались и собственные марши несогласных: с 2005 по 2009 годы такие акции собирали под своими знаменами тысячи недовольных, и в 2007-м прежде нейтрально относившийся к ним президент РФ Владимир Путин заявил: «Вот сейчас еще на улицы выйдут. Подучились немного у западных специалистов, потренировались на соседних республиках, теперь здесь провокации будут устраивать».

В начале десятых годов власть противопоставила собственных уличных активистов недовольным выборами либералам. И во многом проиграла – отступив с политической арены, оппозиция активно занялась общественной деятельностью, дополнив митинги расследованиями и провокациями. «Наши», не сумев бороться с ними на улице и в медиа, оказались не нужны.

Подъем лояльных движений на волне политической борьбы совпал с ростом популярности гражданской инициативы как таковой. В общественные организации стали сколачиваться противники наркотиков и мата, борцы за мораль, веру и нравственность. Такие вот неофициальные структуры не интересовали Кремль, потому что были аполитичны. Более того, народное движение, будучи в массе своей консервативным, во многом поддерживало курс руководства страны, скажем для примера, – кулаком отреагировав на недовольство ЛГБТ-движения.

«Антинаркотический спецназ», «Нарко-СТОП» и прочие подобные организации, боровшиеся с уличной наркоторговлей, равно как и остальные структуры уличных активистов, создавали иллюзию прямой демократии. Власть даже заигрывала с формированиями «нашистского» типа, выдавая тем гранты и прикрывая при возникновении конфликтных ситуаций.

Последний всплеск уличной общественной активности пришелся на «крымскую весну» 2014-го, которая окончательно разделила страну на два лагеря: патриотов и непатриотов. Патриотический общественный консенсус, заявив о себе напоследок митингами в поддержку воссоединения с Крымом, окончательно ушел в политическое, если не сказать – партийное, русло. К тому времени было завершено обновление законодательства, которое позволяло теперь бороться с оппозицией еще до ее выхода на улицу. Необходимость в активистах отпала.

Более того: чересчур резвые общественники стали вызывать у власти беспокойство. Если твоей организации симпатизируют 100 тыс. человек – нужны гарантии, что завтра они не выйдут митинговать против повышения налогов или не будут останавливать и позорить на всю страну неправильно припарковавшихся народных избранников. В Кремле не стали настраивать под себя улицу, предпочтя избавиться от нее.

Лоялисты, судя по всему, получили шанс перейти в официальную сферу. Например, руководитель проекта «Хрюши против» в Московской области Сергей Чухов в 2015-м вошел в состав Общественной палаты Подмосковья. Глава движения «Стопхам» Дмитрий Чугунов между тем объявил, что будет стоять на своем – решение суда он оспорит, а активисты будут продолжать работу. Вполне возможно, что отказ некоторых свернуть деятельность свидетельствует об отсутствии для них мест в околовластных структурах.

Юридически ликвидированный «Стопхам» фактически остался активен. Фото Ридус

Остальным повезло меньше: являясь по природе своей силовыми организациями, они нередко перегибали палку. Побои, унижения, снятые на «цифру» и выложенные в Интернет, иногда даже вовлеченность в коррупционные схемы, шантаж и насильственные методы работы, доходящие до убийств, – все это привело к разгону всевозможных «силоактивистов». За последний год упала интенсивность работы православных общественников, не говоря уже о радикально действующих противниках наркотиков и распития алкогольных напитков в общественных местах. Даже «Молодая гвардия «Единой России» вдруг ушла в Сеть, собирая информацию на распространителей вредных препаратов и передавая ее властям.

Учитывая, что активисты в большинстве своем – представители молодежи, тенденции последних года-двух наводят на мысль, что поколение 20+ намеренно уводится с улицы. Тому есть много причин.

Во-первых, это кризис. Надо думать, руководство страны учитывает последовавшие за кризисом 2008-го социальные протесты в Европе. Активисты же непостоянны и могут переключиться с функций общественного контроля на уличное недовольство. Тут, в конце концов, есть и психологический момент: замещая обязанности правоохранителей, общественники рано или поздно придут к мысли – почему бы, если власть на улице принадлежит им, не попробовать себя и в политике?

Во-вторых, это рост популярности официальных структур вроде Общественной палаты или Общероссийского народного фронта (ОНФ). Обе эти организации работают не столько на имидж гражданской активности, сколько на репутацию власти, и потому приносят ей куда больше пользы.

В-третьих, это смена предпочтений у руководства страны. Оно сейчас симпатизирует социально ориентированным НКО с конструктивным уклоном. В цене сегодня помощь наименее защищенным гражданам, «Бессмертный полк», направленная и контролируемая антикоррупционная деятельность. Что же касается молодежи – ее решено регулировать на законодательном и идеологическом уровне, заключив в рамки патриотического воспитания, которое не подразумевает общественной деструктивной активности.

Впрочем, лояльные власти уличные деятели все-таки продолжают свою работу на минимальном уровне. Стало быть, их придерживают на всякий случай. Изменчивость же трендов минувших пяти лет во многом свидетельствует о нестабильности курса Кремля и отсутствии там каких-либо представлений о том, что же это такое – российское общество и российская демократия.

В долгосрочной перспективе ручной режим и подавление стихийных общественных процессов может вылиться в глобальные проблемы для власти в целом. Конец 80-х показал, что жестко контролируемая гражданская стагнация доводит общество до кипения, и власти вынуждены открыть клапаны. Но социальный взрыв уже неизбежен.

В принципе только постепенный рост уровня самосознания людей – со всеми этапами от насильственных действий до конструктивных требований – способен привести к возникновению эффективного гражданского общества. У нас же, как известно, все происходит наоборот: гражданское общество создается не снизу, а сверху, волеизъявлением не народа, а власти.