Бахтияр Тузмухамедов
Фото Reuters
В международном блоке тюрьмы в гаагском пригороде Схевенинген в минувшем месяце скончался бывший старший офицер в армии боснийских сербов Здравко Толимир, в декабре 2012 года приговоренный к пожизненному заключению Международным трибуналом ООН по бывшей Югославии (МТБЮ). В апреле 2015-го апелляционная палата оставила неизменной меру наказания, хотя и признала обжалование приговора частично обоснованным.
Толимир стал 12-м из тех, кому МТБЮ предъявил обвинения (таковых было 161) и кто скончался в том же блоке либо в месте отбытия наказания. Статистика, не красящая судебный орган, хотя надо учитывать немалый возраст и непростую жизнь многих заключенных до ареста или добровольной сдачи в руки МТБЮ. Да и тюремный блок, пусть и соответствующий высшим международным стандартам (просторные, светлые и проветриваемые морским воздухом камеры, хорошо оборудованный спортзал, теннисный корт под открытым небом, возможность готовить привычную еду из заказанных с воли ингредиентов, даже «супружеские» свидания, предполагающие ночевку посетителей) – не курорт, хотя сам Схевенинген таковым является.
Толимир на момент смерти ожидал решения о том, в какой стране он отбывал бы наказание, пробыв в заключении почти девять лет. Но это не предел: некоторые обвиняемые в сложном деле, которое в декабре 2015 года завершил родственный МТБЮ Международный трибунал ООН по Руанде, провели в заключении в ожидании окончательного приговора до 19 лет!
Смерть Толимира лишь укрепляет уже неоднократно звучавший аргумент в пользу того, чтобы МТБЮ решал судьбу находящихся в его власти заключенных с учетом состояния их здоровья и гуманитарных соображений. Хочется надеяться, что живыми дождутся решения своих судеб четверо обвиняемых в первой инстанции и еще шестеро – в апелляционной.
Я далек от того, чтобы упрекать МТБЮ в плохом присмотре за здоровьем своих заключенных, да и относительно высокая смертность среди них – не единственная его проблема. Навскидку несколько примеров из тех, которые, по-моему, избежали внимания даже серьезных отечественных исследователей.
Для обоих трибуналов – по бывшей Югославии и по Руанде – предусмотрена единая апелляционная палата, своего рода пул, из которого набираются пять судей для рассмотрения конкретного дела. Однако она не говорит одним голосом. Разные составы палаты, а в них иногда включаются судьи первой инстанции, могут занимать несовпадающие позиции даже по сходным фактам и вопросам права. Это не конституционный или верховный, наделенный полномочием конституционного надзора суд в национальной юрисдикции, за которыми – последнее слово о смысле и содержании права.
Например, в практике международной апелляционной палаты нет устойчивого понимания условий применения в качестве отягчающего обстоятельства «специального указания», то есть приказа начальника совершить деяние, которое может привести к нарушению правил поведения сторон в условиях вооруженного конфликта. Разные составы судей применяли его, сообразуясь с собственными правовыми представлениями и пристрастиями, по сути дела, ведя между собой заочный спор, в котором интересы обвиняемых оказывались отодвинутыми на второй план.
Другой пример: в прошлом году единолично принятым решением по процедурному вопросу судья решил, что «пожизненное заключение» исчисляемо и равно 45 годам – максимальному сроку, когда-либо назначавшемуся международными трибуналами. А значит, к нему применимо правило, в соответствии с которым по отбытии двух третей назначенного срока осужденный может просить о досрочном освобождении. Не разделяющие такого подхода судьи, вынесшие несколькими месяцами позже апелляционное постановление, заменили пожизненные сроки нескольким осужденным 47-летним лишением свободы, тем самым поколебав расчеты своего коллеги.
Некоторые судьи считают недопустимым назначение при апелляционном производстве наказания более строгого, чем то, которое назначила первая инстанция, другие такого правила не придерживаются. Соответственно судьба обвиняемого зависит не от устойчивой практики, а от воззрений большинства судей в конкретном составе апелляционной палаты, которой случалось заменять, скажем, двадцатилетний срок пожизненным наказанием.
Далеко не все судьи апелляционной палаты имели опыт работы в национальных судебных учреждениях или даже в первой инстанции международных трибуналов. Нет сомнений в академических заслугах одних или дипломатических достижениях других, однако предварительная обкатка в национальной или низшей международной судебной инстанции могла бы способствовать качеству, эффективности и скорости апелляционного производства.
Трибунал для Руанды официально закрылся в минувшем декабре, МТБЮ в его нынешнем виде должен завершить работу в 2017-м, хотя сомневающихся в этом немало: все-таки сроки закрытия переносились не раз. Архивы трибуналов, остающиеся осужденные, для которых еще не определены страны, где они будут отбывать наказание, апелляционное производство по некоторым делам, отдаленная вероятность суда над несколькими непойманными руководителями Руанды периода геноцида – забота так называемого Остаточного механизма для международных трибуналов. Сам термин «остаточный» – а он употреблен в образовавшей его резолюции СБ ООН – предполагает ограниченность функций, компактность аппарата, скорое завершение работы. Однако в документах, перечне должностей, даже в табличке под бронзу перед входом в гаагское отделение учреждения это слово отсутствует. Случайность или потаенный смысл? В танзанийской Аруше, где Трибунал для Руанды ранее арендовал помещения в местном международном центре, скоро откроется комплекс зданий на склоне живописного холма – специально для тамошнего отделения.
Смерть Толимира может оказаться не последней среди лиц, находящихся во власти МТБЮ или Остаточного механизма. Проблемы международного правосудия, которые выявились при их учреждении и деятельности, не исчезнут с их закрытием.
