Т.Фельгенгауэр― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и я рада приветствовать в этой студии главного редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова. Здравствуйте, Константин Вадимович.
К.Ремчуков― Добрый вечер.
Т.Фельгенгауэр― Последние несколько часов первые новости сообщают нам о том, что нефть марки Брент падает и падает, и падает. За сегодняшний день почти на 4% подешевела эта марка. Нефть ниже 42 долларов за баррель – такие показатели впервые за 7 лет мы видим. Более того, говорят, что и дальше будет снижаться нефть, судя по всему. Связывают аналитики это решение с решением ОПЕК сохранить фактически объемы добычи. Что для нас это означает, для российской экономики?
К.Ремчуков― Ну, такое состояние довольно давно длится, и мы очень мало что можем сделать для того, чтобы влиять на цены на нефть. Мне уже приходилось в этой студии объяснять, что механизм ценообразования, начиная с 2009 года, на нефть и другие сырьевые товары поменялся с тех пор, как эта группа товаров была включена в класс активов, которые рекомендуются для портфельных инвесторов. И весь огромный, гигантский финансовый рынок капитала (финансовый рынок больше ВВП в 3 с лишним раза, глобального ВВП имеется в виду, 60 триллионов и 200 триллионов), они ищут место для приложения денег. И поэтому по им одним известным выгодным расчетам они манипулируют с тем, чтобы застраховать риски между различными типами активов в их портфеле с тем, чтобы выходить на какую-то устойчивую доходность по итогам года.
И в этом смысле нефть очень тесно связана, например, с курсом доллара. И тут, как бы, от нас уже ничего не зависит, поскольку эти параметры определяются не в Москве. Но с другой стороны, это очень хорошо и лишний раз иллюстрирует, как мало зависит от российского правительства, какое бы патриотичное, умное и героическое оно ни было. Если что-то в мире происходит не так и цена на нефть, в частности, падает, то образуется и дефицит бюджета (в этом году он утвержден с параметрами 3%), и падает экономическая активность, падает промышленное производство. И здесь не национал-предатели сидят у власти, а самые-рассамые патриотичные люди.
Это к тому, что, когда люди анализируют 90-е годы, то очень часто они забывают огромное количество объективных факторов, которые привели к тем сложностям, которые были в 1990 году – распад Советского Союза, распад единого рынка, образование новых государств, новые функции и цели для каждой элиты, которая там появлялась, и, конечно же, очень низкие цены на нефть, которые не позволяли насыщать бюджет нужными доходами. Вот сейчас мы находимся в такой стадии.
Наша газета написала сегодня, что можно готовиться и к тому, что цены на нефть могут быть и 30 долларов – ничего с этим не сделаешь. Тем более, что, вот, Джанет Йеллен на прошлой неделе дала понять, что не существует больше препятствий (и экономический рост США достаточно устойчивый), препятствий тому, чтобы Федеральная Резервная Система подняла свою ставку в декабре.
Как только поднимается ставка, значит, доллар становится дороже. Если доллар становится дороже, значит, нефть становится дешевле. Вот эта связка будет работать. Поэтому почему есть смысл следить за действиями Федеральной Резервной Системы? Потому что вы понимаете, какое количество долларов может быть доступно потенциальным инвесторам для того, чтобы они вкладывали в те или иные типы активов.
Если бы снизили ставку или придумали еще программу количественного смягчения в США и объявили о ней, то это был бы фактор того, что цена на нефть выросла бы, потому что доллар становился бы дешевле, его становилось бы больше. Стало быть, для того, чтобы уравновесить вот эту (я говорил) хитрую зависимость, которая известна крупным финансовым инвесторам, цена на нефть пошла бы вверх.
Но пока тенденция такова, что доллар будет становиться дороже, если Федрезерв поднимет свою учетную ставку, а, стало быть, нефть будет дешевле.
Т.Фельгенгауэр― Тогда мы вернемся к вопросу про ситуацию в российской экономике, потому что, с одной стороны, от нас цена на нефть не зависит. Но, как вы сами сказали, зато от цены на нефть сильно зависит наш бюджет, который уже дефицитный. Учитывая то, что эта тенденция не новая и нефть продолжает падать уже довольно давно, мы видим хоть какой-то намек на переориентирование российской экономики?
К.Ремчуков― Вы знаете, тут я что хочу сказать? Вот, я несколько месяцев сижу здесь и мы с вами говорим про экономику. Спасибо вам: вы один из немногих ведущих «Эха», который любит разговаривать на эти темы. И я говорил какие-то вещи. Например, я говорил о том, что цены на нефть – не стоит ожидать, что произойдет неизбежный отскок в плюс, о чем говорил Путин какое-то время. Я говорил о том, что у нас нет рынка капитала, потому что ты не можешь воспользоваться дешевым рублем… Как нам говорили «У вас дешевый рубль. Идите и производите что-то на экспорт и завоевывайте рынки». Но чтоб воспользоваться дешевым рублем, нужен капитал, нужен стимул. Ты должен… Даже табуретку взять произвести нужны деньги. Этого не было.
И вот поразительно. Сижу в Кремле, слушаю послание президента. Президент говорит: «Первое, не стоит ожидать возврата цен на нефть высоких». Первый тезис в соответствии с нашими лекциями. Второе он говорит: «Надо посмотреть, как помогать бизнесу» и произносит две меры. Первое, ввести такую меру стимулирования как нулевой налог на доход с купонного дохода на облигации корпоративные. То есть, условно говоря, корпорация может занимать деньги на рынке. Если ты купил эту корпоративную облигацию и ты получаешь, скажем, 5% доход, то у тебя обнуляется налог на него с тем, чтобы стимулировать, чтобы люди начали покупать, а корпорации получали деньги к развитию.
Дальше он говорит, что в регионах могут подумать (и некоторые обращаются) о введении нулевой ставки налога на прибыль. Ну, это тоже очень хорошо. Хотя, там есть проблема балансирования их региональных бюджетов, но впервые за многие-многие годы я услышал еще не связанные, еще не объединенные одним дыханием меры, которые теоретически могут стать основой для того, чтобы стимулировать бизнес. И это, мне кажется, важно, потому что это какое-то понимание того, что госкорпорации не спасут страну. До этого всё время нам твердили «Военно-промышленный комплекс будет драйвером роста и крупные корпорации – локомотивы развития». Нет: они будут только дренажем на наши бюджетные ресурсы, потому что они ничего не умеют делать (эти большие пузаны, условно говоря, руководители госкорпорации), они могут только в критической ситуации просить деньги, поскольку они как дети не в состоянии предусмотреть риски, они берут кредиты, они покупают какие-то активы, не понимая то, что цикл современного бизнеса стал намного более коротким. И в результате сразу стоят с протянутой рукой, просят из бюджета деньги. Вот, поэтому такой поворот.
Но пока Путин не произнес слова «микроэкономика», которое является ключевым для понимания долгосрочных предпосылок роста в России. Это следующая фаза.
Т.Фельгенгауэр― Видимо, придется ждать следующего послания президентского, ну, или какого-то другого его общения или с прессой, или с гражданами Российской Федерации (они у нас все в экономике разбираются теперь). Почему так важно слово «микроэкономика» в устах президента?
К.Ремчуков― Да, очень коротко. Потому что президент освоил слово «макроэкономика», и он еще раз подчеркнул о том, что макроэкономическая стабильность очень важна. Но для цели долгосрочного развития макроэкономика является вторичным по отношению к микроэкономике, потому что макроэкономические показатели – дефицит бюджета, курс доллара, уровень безработицы, запасы золотовалютные – это всё может измениться очень быстро. В прошлом году было так, а сегодня так. Как ты можешь принимать решения в современной жизни, если у тебя в прошлом году был плюс, в этом году минус? В прошлом году был положительный баланс, в этом году отрицательный. И так далее.
Поэтому, на самом деле, долгосрочные предпосылки развития России кроются в микроэкономических предпосылках этого развития. А микроэкономика – она состоит из того, что государство должно поддерживать предприятия, оно должно обеспечивать конкуренцию, оно должно обеспечивать доступ к капиталу, оно должно поддерживать инновации, оно должно создавать предпосылки для подготовки и переподготовки рабочей силы, в том числе и через налоговые механизмы, когда ваши затраты корпоративные на повышение квалификации персонала могут относиться на издержки.
И вот когда капитал выбирает, куда ему приземлиться со своими инвестиционными проектами, то микроэкономические вот эти направления являются до такой степени более важными, чем конкретный снимок макроэкономики, что даже говорить не приходится. Но тогда мы должны будем сказать, что меняется фокус современных реформ, и этот фокус нацелен на микроэкономику. Вот это я желаю и президенту страны, и экономическому блоку как можно скорее, потому что, на самом деле, ситуация в российской экономике ухудшается стремительней, чем многим кажется, и развернуть, хотя и очень сложно на фоне падающих цен на нефть и падающего доллара, но если будут однозначно сигналы посланы о том, что бизнес получит вот эти направления микроэкономической поддержки, то, мне кажется, есть шанс как-то не исчезнуть в этой пучине хаотического и скачкообразного падения, к сожалению.
Т.Фельгенгауэр― Еще давайте тогда про Кремль поговорим и про сигналы, которые оттуда идут.
К.Ремчуков― Давайте.
Т.Фельгенгауэр― Наконец-то отреагировали на расследование Фонда по борьбе с коррупцией относительно сыновей Генпрокурора Юрия Чайки, и господин Песков, пресс-секретарь президента сказал, что никакого интереса это расследование в Кремле не вызвало, речь там идет о совершеннолетних сыновьях, а не о самом Генпрокуроре, поэтому и ничего страшного. Кроме того, вот, лично меня поразила следующая цитата: «Могу сказать, что эта информация была для нас доступна где-то летом. Мы с ней ознакомились. Это было где-то в июне». Ничего нигде ни у кого не шевельнулось. Это нам о чем сейчас пытаются сказать?
К.Ремчуков― Ну, я думаю, что о чем Песков пытался сказать, он сказал и вы зачитали дословно его соображения. Если говорить в целом об этой проблеме и, вот, в контексте вот этого песковского комментария. Ну, несколько дней уже прошло, когда бурю вызвала публикация и «Новой газеты», и Алексея Навального, и видео, которое просмотрели какие-то миллионы людей. Что здесь надо сказать, если уже вот эти эмоции? С моей точки зрения, затянулась пауза ответа как со стороны господина Чайки, так и со стороны Кремля. Мне кажется, реагировать нужно было быстрее на все эти вещи, потому что это чрезвычайный характер обвинений одного из высших должностных лиц. Более того, ока государева.
Теперь что касается содержания и почему Песков говорит, что было известно. Дело в том, что, если вы помните, примерно в это время 5 лет назад… Тут надо анализировать причины и появления, и направления, и кому это выгодно. У меня нет готового ответа – я просто рассматриваю различные варианты.
Первое. 5 лет назад появилось игорное дело именно примерно в это время примерно с теми же обвинениями Чайки. «Почему?» — я подумал. Потом вспомнил: в июне и тот раз в 2011 году, и в этот раз в июне 2015-го Чайка должен предлагаться на новый срок президентом. То есть это кампания оба раза за 6 месяцев до назначения. У Чайки истекает срок в июне, и начинается борьба за этот пост. Этот пост очень важный.
Путин на этом послании сказал, что борьба, типа, или противоречия (он «борьба» не использовал) какие-то между прокуратурой и Следственным комитетом давно известны, но, — он говорит, — «мы придумали в свое время отделить прокуратуру от Следственного комитета с тем, чтобы разорвать вот эту чекистскую советскую традицию, когда прокуратура и следствие – это один орган, один руководитель». Вроде бы, правильно. Бастрыкин сам по себе ведет следствие, а прокурор надзирает.
С точки зрения возбуждения уголовных дел, однако, ситуация такова, что прокуроры имеют 24 часа на то, чтобы либо отказать мотивированно в возбуждении уголовного дела, либо поддержать. При тех сотнях тысяч дел, которые Следственный комитет возбуждает, за сутки добросовестно это сделать нельзя. Поэтому когда Владимир Путин говорит, что «Давайте проанализируем практику этого существования и потом примем какие-то решения», мне кажется, что уже накоплен достаточный материал для того, чтобы обобщить эту практику.
У нас даже когда человека задерживают, по-моему, трое суток могут держать его сразу для установления личности. А здесь уголовное дело, которое может быть недобросовестно, и давать всего 24 часа прокуратуре неправильно. Я бы изменил это положение, дал бы трое суток или пятеро суток для того, чтобы сказать «Ничего не изменится от того, что следователь приносит это дело и говорит «Подпишите».
Значит, борьба. Значит, тут появляется борьба Следственного комитета и прокуратуры. Вполне возможный резон. Борьба за назначение Чайки и своего кандидата нужно дискредитировать.
Два новых обстоятельства в этом деле, которых не было в предыдущих, — это связь, как бы, с Цапками условно и второе – это убийство в Красноярске. Вот, мне кажется, здесь надо порасследовать это дело, потому что, действительно ли, была такая связь, вели ли они какую-то совместную деятельность или не вели. Мне кажется, это очень такая конкретика, которая важна. И второе, убийство. Убит, повешен, самоубился – мне кажется, тоже можно заняться этим направлением для того, чтобы точнее понять. Всё остальное примерно было известно.
Главная позиция Кремля в логике Пескова – «Взрослые и дети. Чего хотят, то и делают». Вот эти 2 соображения – Цапки (возможная связь) и возможное убийство – это требует дальнейшего рассмотрения с тем, чтобы посмотреть, имело место или нет.
Т.Фельгенгауэр― Да, но в Кремле говорят, что им не интересно.
К.Ремчуков― Ну, это не Кремль. Я думаю, что всё равно так или иначе будет рассматриваться теми, кто затеял этот процесс. И тот же Навальный, и «Новая газета» это может делать, и все, кто инициировал, если это они. Потому что я думаю, что основная линия в том числе и защиты будет, что они не могли выйти на такие вещи без какого-то исходного толчка. Ну, посмотрим.
Т.Фельгенгауэр― Ну так «Новая газета» так же, как Фонд по борьбе с коррупцией свои расследования уже провели и результаты их представили. Что еще они могут сделать? Теперь уже, наверное, следственные органы должны как-то по своей линии?
К.Ремчуков― Ну, следственным органам же будет, наверное, как раз сподручно сейчас порасследовать, следственным органам порасследовать дела…
Т.Фельгенгауэр― Если они возбудятся правильно, то да.
К.Ремчуков― Нет. Ну, в данном случае это существенно. Мне, вот, как… Первая реакция после публикации – хочется взять под руку… Там, что там? Бейсбольная бита у каждого российского человека?
Т.Фельгенгауэр― Монтировка.
К.Ремчуков― Нет, 3 пары перчаток-ловушек для бейсбола продано и 500 тысяч бейсбольных бит. Вот. И ударить по коленной чашечке кого-то. Но потом начинаешь разбираться и понимаешь, что если это долгая борьба такая по разрушению репутации ключевых людей в путинском окружении, то надо продолжать эту кропотливую работу с тем, чтобы…
Т.Фельгенгауэр― Ну, то есть надо расследовать дальше.
К.Ремчуков― Да. Я думаю, что линия защиты может идти (по старым делам – нет, потому что проверялось уже всё) по новым делам, которые сейчас всплыли.
Т.Фельгенгауэр― Еще одна новость сегодняшнего дня, которую активно обсуждают, Басманный суд Москвы сегодня приговорил к 3-м годам колонии общего режима (реальный срок) оппозиционного активиста Ильдара Дадина – его признали виновным в неоднократных нарушениях при проведении митингов. Вот тот закон, поправки, которые были приняты совсем недавно. Это, собственно, первый приговор такой. Его правозащитники называют стопроцентно политическим, статья стопроцентно политическая. Это нас так готовят к выборам в Госдуму и президента, чтобы народ никуда не выходил, или что? Или кризисные времена?
К.Ремчуков― Ну, кризисные времена тоже причем. Но в целом, мне кажется, это отражение той тенденции, которая сложилась в нашей политической жизни. Это сужение, заметное сужение конституционных прав и свобод граждан, связанных, в частности, со свободой митингов, шествий и так далее. Мы тоже неоднократно говорили в этом эфире, что наша Конституция трактует однозначно этот вопрос: права и свободы человека действуют непосредственно. Всё, что происходит в стране в последнее время, это стремление законодательно опосредовать любое право и свободу человека. Непосредственно это непосредственно. Откройте словарь Ожегова русского языка. Другой трактовки быть не может. Вот.
Но у нас еще выяснилось, что судья, главный судья Конституционного суда Валерий Зорькин оказался не просто консервативным, а, на мой взгляд, он еще и оказался очень реакционным человеком. И когда, вот, пару или тройку недель назад «Коммерсантъ» написал небольшую заметку о том, что он выступал на каком-то научном собрании (Зорькин) и сказал, что надо приготовиться так изменить… Ну, я своими словами передаю смысл. ...соотношение прав и свобод в сторону их урезания по законам нашего сурового военного времени. Вот, председатель Конституционного суда – это последний человек, это капитан на мостике, когда всё рушится со свободами, он стоит, на мой взгляд, и отстаивает эти права и свободы. Но Зорькин оказался человеком, который в первую очередь подает сигнал и, прежде всего, это сигнал, конечно же, правоохранительным органам: «Ребята! Ограничивайте конституционные права и свободы граждан. А я, если дойдет до меня, я обязательно…»
Т.Фельгенгауэр― «Поддержу вас».
К.Ремчуков― «...Помня о том, что по законам нашего сурового…» Где он живет? В суровом военном времени. Он чего, в Сирии, что ли? Под Дамаском у него дача находится? Я просто не понимаю, да? Живет страна, все пытаются… Судя по телевизионным картинкам, это просто какая-то благодать: танцы-шманцы, обжиманцы, «Голос». Чего там еще? Какие передачи? Ну, в общем, телевидение радостное, да? Никаких признаков войны нет, а уже председатель Конституционного суда хочет.
Поэтому, конечно, рассчитывать сейчас на то, что какой-то правовой путь возможен для того, чтобы обжаловать такое решение, я не вижу. Поэтому мне кажется, что вот этот процесс фактического выхолащивания и духа, и буквы российской Конституции – он очень заметный. И если бы я был помоложе и, вполне возможно, такой, политически поактивней, то мне нужен был бы вот такой формат как форум сторонников личных свобод, частной собственности и действующей российской Конституции. Вот, 3 вещи, которые в состоянии, на мой взгляд, объединить разумных людей, — это личные свободы. Их ни в коем случае нельзя давать государству на откуп, как этого хотят консервативные реакционеры-государственники. Второе, частная собственность. И, наконец, третье, наша Конституция – ее нужно защищать.
Поэтому вот такой формат, форум сторонников личных свобод, частной собственности и государства, мне кажется, мог бы быть общественным таким явлением, движением, которое могло бы объединять людей авторитетных для того, чтобы противостоять вот этому формальному действию правосудия, когда мы получаем законность, но без справедливости. А с моей точки зрения, еще законность без справедливости и без конституционного соответствия.
Поэтому жалко этого парня. Безусловно, сигнал всем (попугивают). Но, скорее всего, я думаю, во всех сценариях политических событий в 2016 году вполне возможно рассматривать вот эти драконовские меры по отношению к людям, которые готовы выйти на улицу. Потому что экономическая ситуация ухудшается, политические идеи, которые должны объединять кого-то за что-то, таких, позитивных, нет. Мне кажется, там всегда будет элемент какой-то ксенофобии, ненависти (объединяющая идея). Поэтому можно ожидать либо тотального окукливания такого населения, которое просто проигнорирует, либо того, что люди выйдут и начнут что-то требовать. Серьезно готовятся к 2016 и 2018 году.
Т.Фельгенгауэр― Так это ж нас возвращает в том числе и к истории с сыновьями Генпрокурора, когда законность, мы видим, она какая-то очень избирательная. Справедливости там никакой нет. Но люди не выходят, людям не интересно. Ну, вот, да, там, 2,5 миллиона человек посмотрели фильм – это хорошая цифра. Но при этом что-то не видно, чтобы кто-то как-то требовал разобраться. Или, там, те же дальнобойщики, да?
К.Ремчуков― Я понимаю. Тань, я понимаю. Дальнобойщики просто находятся еще на экономической фазе самосознания – у них политическое самосознание не выросло, поэтому, мне кажется… Это как Энгельс анализировал действия тред-юнионов (НЕРАЗБОРЧИВО) в XIX веке в Англии, он показывал, что сначала доминируют экономические проблемы, а потом, когда кто-то заронит в голову рабочего класса идеи «А почему ваши экономические проблемы не решаются? А как они предопределяются?», тогда начинает возникать политическое сознание.
Я, если говорить… А с вами всегда хочется говорить на философские темы. ...то я бы поделился с вами своими размышлениями, весьма грустными для меня.
Первое размышление состоит в том, что мне кажется, что власть в нашей стране многие столетия и в XX веке очень часто, как бы, видит свой смысл так сдавить человека, чтобы из него потекла кровавая юшка и такое, коричневое дерьмо. После этого власть говорит «Вот это и есть сущность человека. Мы ж вам говорили, что человек создан из этой кровавой юшки и из этого дерьма. Вот и получите». Вот это сжимание человека, помещение его в невыносимые условия – будь то ГУЛАГ, будь то какие-то более легкие формы сжимания его, преследование родственников этого человека – вот это одна вещь очень грустная, и сейчас я вижу, что всё чаще и чаще мы сталкиваемся с этим.
Вторая вещь состоит в том, что есть какие-то глубинные, подсознательные, архетипические… Даже не знаю, какое точно слово найти. ...инстинкты в человеке, которые, на мой взгляд, правильное управление обществом не должно ранить, затрагивать и возвращать к памяти.
Что я имею в виду? Вот, у меня моя помощница решила купить собаку Английский бульдог. Мы подобрали хорошего породистого пса, пошла беседовать с этими людьми. Эти люди связаны с Англией, такие, строгие, чопорные. Вот, основная часть беседы, которую они долго имели, это был рассказ о том, что вот эти английские бульдоги – это, вот, собаки, которые на быков охотились, которые столетиями использовались в этой охоте: они прыгали и хватали либо за нос, либо за глаз, либо за ухо быка и давили его вниз.
Потом, по-моему, даже в XIX веке английский парламент запретил использование этих бульдогов для этого, и, вот, они начали жить, как бы, не участвуя в этих боевых действиях.
И вот они говорят «Вы этого бульдога должны гладить, приучать к спокойным, тихим, позитивным командам. Но если вы вдруг по ошибке скажете ему «Фас!», в нем проснется вот это за столетия накопленная агрессивность, он прыгнет кому-то, схватит за нос, за глаз, за ухо, перегрызет горло.
Вот, мне кажется, если проводить аналогию, то в любом народе есть вот это бульдожье. Если читать историю, как люди совсем недавно друг друга резали, убивали, уничтожали, гражданские войны, беспощадность, это так близко, на самом деле, что задача власти, государя, элиты (не побоюсь сказать этого слова) – это сглаживать вот эту память агрессии.
Мне кажется, последние 1,5-2 года власть всячески педалирует вот эти инстинкты ненависти, ксенофобии, когда невозможна нормальная дискуссия, когда на тебя орут и не важно, русский ты или не русский, да? Тебя ненавидят просто потому, что ты имеешь другую позицию, чем они, по любому вопросу повестки дня России.
И вот это, мне кажется, очень опасно, потому что тогда мы, получается, можем получить (и, мне кажется, уже мы получаем) колоссальную поддержку репрессивных трендов во власти со стороны общества. Это, действительно, единство. Когда кажется, что это, ну, типа там вожди Советского Союза, коммунистические закрыли выезд за границу и нельзя было куда-то выехать, то сейчас, мне кажется, вот, проведи референдум какой-нибудь и скажи «Давайте закроем выезд за границу всем», получите большинство. Скажете «Давайте отнимем у всех иностранные паспорта, запретим валюту», проведем референдум… Это, типа, самая народная форма, самая демократичная, да? Получим это. И власть при этом (вот, именно сейчас) может ничего не делать, потому что это будет настроение основной массы народа.
Вот, мне кажется, осмысление вот этих рисков, скатывание вот в это, в «bulldog», с одной стороны, а, с другой стороны, постоянный соблазн сдавливать человека, чтобы проверять его на сущность его… Так что же в сущности человека? Прекрасные замыслы или когда ты ему зубы выбиваешь и он подписывает любые документы, и ты говоришь «Ну, я же говорил тебе, что он дерьмо».
Поэтому мне кажется, что вот это очень серьезная проблема. И для меня она, вот, в каком-то метафизическом смысле даже важнее конкретных каких-то вещей. Я вижу деградацию качества жизни, которая обусловлена вот этими двумя трендами. Провокация на подспудно сидящее зверство в человеке, с одной стороны. А с другой стороны, всё чаще и чаще использование механизмов сдавливания человека. Вот, я к этому, безусловно, отношу, например, вот то, что брат Алексея Навального сидит, да? Это такое колоссальное давление на самого Алексея. Оно – давление. Они давят и ждут, что из него там потечет. Вот. Ну, он пока держится в этом плане.
Поэтому, вот, с этими грустными размышлениями я заканчиваю свое выступление.
Т.Фельгенгауэр― Да. Нечем нам порадовать вас сегодня. Ну, что поделать? Такие новости, такие выводы. Это было особое мнение Константина Ремчукова, эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. Увидимся.
К.Ремчуков― Спасибо.
Олег Никифоров 
Дарья Гармоненко 
