Глуп тот, кто критикует Владимира Путина при его рейтинге в 90%. Но глуп и тот, кто не делает этого

Т.Фельгенгауэр― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр и я рада приветствовать в этой студии главного редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова. Здравствуйте, Константин Вадимович.

К.Ремчуков― Добрый вечер.

Т.Фельгенгауэр― Мир может столкнуться с очередным глобальным финансовым кризисом в ближайшие 5 лет – это прогноз генерального директора Комиссии по регулированию банковской деятельности Китая. Выступал он на Всемирном экономическом форуме в Абу-даби. Объясняет он это тем, что большинство проблем с 2008 года, когда был прошлый глобальный финансовый кризис, остались нерешенными. Согласитесь ли вы с этим прогнозом и с оценкой нынешней ситуации, что не решались с 2008 года проблемы?

К.Ремчуков― Ну, смотря, где. Там в США эти проблемы решались – там радикально было пересмотрено законодательство, регулирующее финансовые рынки. Франк-Додд. Такой у них был закон Франка-Додда, который серьезно изменил поведение игроков на финансовом рынке.

Потом они очень серьезно подошли к рекомендациям и стандартам оценки рисков по ипотеке – собственно, то, что привело к этому кризису, когда банки перестали внимательно всматриваться в лица и доходы клиентов, и начали выдавать ипотечные кредиты для тех людей, которые раньше, еще, скажем, 10 лет назад, не могли претендовать, поскольку их мутная физиономия не позволяла рассчитывать на улучшение жилищных условий через ипотеку. Но когда общее качество риск-менеджмента снижается, тогда, возможно, в борьбе за доходность в банковской деятельности проводить такие вещи. Нет, вот, у американцев, я скажу, просто много есть признаков того, что мир учел.

Что касается Китая, то Китай, мне кажется, он должен… Во-первых, он сталкивается сейчас с кризисными явлениями (кризисные это условные, естественно). То есть люди росли в течение 30 лет там в среднем по 10% в год – это одно дело. Потом 7%, 7,5-8% было. Сейчас в этом году, может быть, будет 6,5%. А некоторые более внимательные умы, которые анализируют детали и частности (например, объем грузовых перевозок, объем железнодорожных перевозок, где они фиксируют снижение на 17 или 20 процентов объем перевозок), они, анализируя структуру того, что перевозится, говорят о том, что рост экономический может в Китае быть от 2 до 5 процентов в год, например.

И у Китая много собственных проблем. И мне кажется, что эти проблемы китайцы только сейчас начинают в полной мере осознавать, начиная от так называемой ловушки среднего класса, с которой все сталкиваются. Сначала все радуются тому, что на каких-то сборках, на каких-то работах в промышленном секторе увеличиваются доходы населения. Потом народ становится по всем признакам похожим на средний класс. Средний класс связан с потреблением. Потреблением, как правило, в кредит, поскольку он голоден и он не имеет хорошего жилья, хорошего транспорта, товаров длительного пользования. Вот эта кредитная история начинает развиваться. Параллельно с ростом доходов этого среднего класса увеличиваются издержки экономики. И если китайская экономика была, безусловно, 10 лет назад конкурентоспособной на уровне каких-то производств, которые носили простой характер и они таким образом интегрировались в мир, то сейчас выяснилось, что доход среднего класса или людей, которые работают на этих предприятиях, он уже таков, что китайская сборка не является премиальной для глобальных цепочек стоимости. И поэтому происходит перемещение в страны типа Таиланда или Вьетнама, где цена рабочей силы ниже. И это проблема.

Это, кстати, проблема и для нашей экономики серьезная, потому что те люди, которые относятся к среднему классу, уже требуют большего дохода, и этот доход не соотносится с их производительностью. С ростом производительности труда и конкурентоспособности продукция начинает терять.

Для того, чтобы решить эту проблему, требуется структурная перестройка, чтобы этих людей с хорошей зарплатой использовать в отраслях, которые производят большую добавленную стоимость. И, вот, перед Китаем стоит вот эта задача с экономической точки зрения – как сделать так, чтобы десятки, а, может быть, даже и сотни миллионов человек переадресовать в сектора экономики, зарплата в которых будет соответствовать их уровню квалификации и производительности. А производимый продукт будет соответствовать международным стандартам конкурентоспособности.

Другая проблема у них огромная, но она, скорее всего, будет помогать решению отчасти китайских экономических проблем – это переселение 250 миллионов китайцев из отсталых аграрных районов в города. И помещение их в урбанистическую среду с городской занятостью. Это огромная. Представляете, четверть миллиарда населения нужно переместить в обозримое время, в ближайшие 10 лет и создать им рабочие места. И создать условия для жизни, которые приемлемы.

Третья проблема очень серьезная – она тоже связана с экономикой, со структурой экономики, с издержками в экономике – это экологическая проблема. Китай за годы бурного и такого, феноменального по темпам роста промышленного развития использовал очень часто некачественные технологии, экономически враждебные человеку. В результате проблема экологии очень остро стоит перед китайцами, и нынешний лидер Китая заявил, что эта проблема будет находиться в центре внимания.

Следующая проблема – проблема коррупции. Когда начинается борьба с коррупцией, всегда заметно уменьшается экономический рост, потому что те субъекты или агенты экономической деятельности, которые при коррупционных схемах проявляли свою энергетику, инициативу и бизнес-таланты, они сейчас вынуждены продавать самолеты, выводить капиталы. С января-месяца… Просто Китай – он такой большой, что у него все цифры огромные. С января-месяца по оценкам некоторых экспертов из Китая выведено (отток капитала) 850 миллиардов долларов.

Т.Фельгенгауэр― Нам есть, к чему стремиться!

К.Ремчуков― Мы не можем стремиться – у нас, по-моему, даже такого капитала…

Т.Фельгенгауэр― У нас просто столько денег нет.

К.Ремчуков― Да. Это только за этот, 2015-й год.

Т.Фельгенгауэр― Ничего себе.

К.Ремчуков― Это огромные темпы. И, конечно, это тоже проблема, потому что отток капитала, когда среда становится менее благоприятная. Поэтому Китай – серьезная проблема, и нас она интересует, ну, сама по себе, поскольку Китай – это Китай, это интереснейшее явление в жизни современного мира. Но с другой стороны, нас это интересует, поскольку это потребитель нашего сырья.

Т.Фельгенгауэр― Очень коротко, вот, если обращаться вновь к словам Мин Ляо по поводу грядущего кризиса. На какие экономики нужно в первую очередь обращать внимание, вот, именно в вопросе прогноза этого мирового финансового кризиса?

К.Ремчуков― Ну, вы знаете, никто не знает, откуда начинается. Глобализация экономики тем и хороша, что начаться может, вот, как тогда с рынка ипотеки в США, и вдруг всё содрогнулось.

Тут риски, как бы, мира состоят в том, что за последние 10 лет заметное влияние набрали развивающиеся рынки. И вот эти развивающиеся рынки – там поведение инвесторов на них стадное. Если что-то плохо, в первую очередь надо выводить деньги оттуда. И начинает обрушиваться Бразилия, Индия, Китай, Россия, Турция. Вот это самые главные проблемы непредсказуемости и панического стадного поведения инвесторов.

Т.Фельгенгауэр― И здесь вопрос, отчасти связанный с экономикой уже с российской, от нашего слушателя Виталия: «А выходит ли Россия из своих кризисов через свои и не свои войны?» И вообще часто задают вопрос (и сегодня на сайте был вам вопрос) по поводу экономической составляющей войны – сколько нам это стоит и как сильно это бьет по нашей и без того непростой экономической ситуации?

К.Ремчуков― Вы знаете, я внимательно… Вот тут блокнотик у меня. Я посмотрел в записи Валдайского выступления Путина ответы на вопросы и что-то для себя записывал. Вот, что касающееся экономики я хотел бы выделить?

Вот, подход Путина, а также почти неотличающийся подход других руководителей экономического. ЦБ стабилизировал валюту (достижение нашей экономики). Второе, положительное сальдо торгового баланса. Золотовалютные запасы – 370 миллиардов рублей плюс резервы правительства 70 плюс 74 (то, что Путин называет). Дефицит бюджета за вот эти месяцы (я так понимаю, 8 месяцев) 1,5%. Инфляция по итогам года будет 11,9-12 процентов. Исходим из того, что удастся удержать тенденцию.

И Путин объявил консервативный подход к расходам бюджета, а также адресную поддержку в социальной сфере. Вот, чего говорит президент страны. Кстати, общение со всеми людьми, которые занимаются экономикой, в последнее время еще подчеркнуло, что все принципиальные решения в экономике принимает Путин. Поэтому это существенно. Вот, они говорят свое мнение там какое-то, свои предложения… Бывает, министры там или даже более высокий уровень людей, которые имеют какие-то содержательные альтернативные предложения. А потом говорят «Ну, вообще-то, как начальник решит, так и будет».

То есть вот человек, который принимает, у него такой взгляд на нашу экономику. Мы помним слова «Пик кризиса пройден» — не «дно», а «пик». И довольно уверенной поступью мы движемся по этому кризису с такими показателями.

Я никогда не слышал из уст, вот, в последнее время руководителя Путина или, по-моему, даже Медведева таких проблем как структурные проблемы российской экономики, как рост производительности, как создание долгосрочных предпосылок роста на путях микроэкономики, как поощрение частного предпринимательства. То есть фактически, с моей точки зрения, те рецепты, которые должны позволить России двигаться вперед, и при этом в этих рецептах кроется диагностика проблем.

У Путина этого нет, потому что он не говорит «Нам нужны структурные изменения». Он, глава Администрации Иванов и все другие люди, которые на эту тему говорят, они говорят «Вы знаете, санкции не причем. Главная причина – снижение цен на нефть и газ». И при этом… Неделю назад, по-моему, мы с вами говорили в этой студии, когда я указывал, что 2013-й год, до Крыма, до санкций и при высокой нефти – 1,3% роста ВВП. При росте в 1,3% ты не можешь решить. Значит, та мечта, которая теперь уже неосуществима (100 долларов за баррель нефти) была в 2013 году, а рост был 1,3%.

Значит, когда руководители страны, которые принимают ключевые решения, говорят, что главная проблема наших экономических вещей связана со снижением цен на нефть и газ, они либо умышленно, либо не умышленно вводят в заблуждение публику, потому что главные проблемы спада российской экономики не связаны в такой степени с нефтью и газом, как кажется руководителям страны. Они связаны со структурной диспропорцией нашей экономики, засильем монополий, с отсутствием конкуренции и с отсутствием стимулов для инвестирования.

Вот, мне кажется, отвечая на этот вопрос. И если ты не понимаешь, что происходит, то как ты можешь предложить программу того, что должно делаться? И вот эта инвестиционная деятельность – это же комплексная, как бы, ситуация, весь бизнес должен вкладывать деньги. Но при этом бизнес должен за что-то платить. Вот, когда мы говорим о тарифах естественных монополий, мы имеем в виду, что когда тарифы повышаются (просто так, в силу монопольного характера), то деньги, которые платит бизнес на эти повышенные тарифы, не станут частью спроса этого бизнеса на инвестиционные товары. То есть он не будет развиваться.

Например, вот, РЖД. Я видел по телевизору, как встречался новый глава РЖД с Медведевым, с премьер-министром, и бойко ему докладывает о том, что у нас инвестиционная программа в РЖД была 392 миллиарда рублей в прошлом году, а сейчас мы изыскали внутренних резервов еще 30 миллиардов и у нас на будущий год она будет 422 миллиарда. И Медведев довольно говорит «Да, хорошо».

Но! Мы как потребители заинтересованы в том, чтобы снижались тарифы, а РЖД борется за то, чтобы их тариф поднялся на 9% в следующем году. А все естественные монополии и такие крупные корпорации – у них основа бизнеса это инвестиционные программы. И поэтому когда, вот, Якунина убрали, много было всяких вещей, но рынок, по крайней мере, столичный сразу сказал «Там Ротенберги хотят поставить своего человека на пост главы РЖД, чтобы инвестиционные программы, которые утверждались (а мы видим, 432 миллиарда), чтобы можно было к ним присоединиться». Сейчас чиновники высокого ранга говорят, что Ротенберги говорят «Мы ни к одной копейке… Типа, мы знаем этого человека, нового главу РЖД, но никаких инвестиционных программ не будет». Но мы будем внимательно следить, будут или не будут у них инвестиционные программы.

Но еще раз говорю, бизнес-модель таких компаний состоит в очень простой вещи. Если ты в бюджете даже каждую копейку должен обсуждать с людьми публично… Вот, при всех недостатках нашего парламента и его зависимости от исполнительной власти, всё равно миллионы и миллиарды рублей проходят публичное обсуждение в разных чтениях, куда деньги должны идти. То здесь либо ты налогами регулируешь и вынимаешь деньги из этих крупных компаний, и тогда деньги попадают в бюджет и становятся частью публичного обсуждения. Ежели ты им позволяешь сохранять деньги у себя в компании, то тогда очень закрытый круг людей начинает принимать решения, а какого типа инвестиционные программы они будут осуществлять в следующем году.

И получается, что вот эти инвестиционные программы являются лакомым куском и смыслом деятельности таких компаний как Газпром, таких компаний как РЖД, поскольку денежки там. Там и прибыли, там и хорошая жизнь. Поэтому и стоимость компаний очень низкая, потому что инвестор, который должен на рынке покупать, он не понимает (это очень непрозрачные все вещи), зачем там этот какой-то проект, сколько там расходов и так далее.

Поэтому при очень высокой операционной прибыли, доходности того же Газпрома, ничтожная цена этого бизнеса. А это в свою очередь совершенно другой тип финансирования на рынке капиталов, поскольку ты всё время в обеспечение кладешь существенно меньшую стоимость. Поэтому они так тесно и связаны с государственными всевозможными структурами.

Так вот. Мы, потребители, заинтересованы, чтобы тарифы снижались, чтобы увеличивалась скорость прохождения этих поездов, чтобы и бизнес, и люди платили меньше. А мы видим, инвестиционные программы он пообещал увеличить, и правительство, скорее всего, утвердит им рост тарифов на 9%. И как тогда экономика должна развиваться?

Т.Фельгенгауэр― Попробуем ответить на этот вопрос. Константин Вадимович, ну, раз у нас господство монополий плюс по 3 смены все работают на заводах, где производят бомбы, может быть, нам такими темпами и к плановой экономике вернуться?

К.Ремчуков― Ну, возвращаться можно куда угодно захотеть. Возможно ли? Потому что, ведь, плановая экономика – это же не словосочетание в устах левого интеллектуала. Это Сартр… Читал книгу хорошую про интеллектуалов, и у Сартра была такая фраза. Он был такой, в конце 40-х годов заводила и любил пошуметь, типа, подстегивать. Он говорит «Тот не интеллектуал, кто не отхлебнул из бутылки с коктейлем Молотова». Вот так и пошло, поскольку интеллектуальное влияние Сартра было высоко, что если ты интеллектуал, ты должен быть леваком. Лимонов. Это должен быть левак, но он считает себя интеллектуалом. Шаргунов – он левак, но считает себя интеллектуалом. Прилепин – он левак, но считает себя интеллектуалом. Прохановы молодые – леваки, но считают себя интеллектуалами. Просто потому, что у них, вот, отхлебнуть из бутылки с коктейлем Молотова – это очень круто.

А планирование – это достаточно сложный процесс. Под планированием понимается сознательно поддерживаемая планомерность. И идея планирования возникла в условиях индустриального производства, когда просто элементарные наблюдения показали, что станок (машинное производство) начал чего-то производить, ему нужно, чтобы столько было там пряжи, чтобы столько было ткани, чтобы столько было масла, чтобы столько было металла и так далее. И вот эта вот планомерность – она была стихийная, а в голове Маркса родилась идея, почему бы нам не организовать планомерность сознательную. Но чтобы сознательную планомерность организовать, как минимум нужно знать потребности. Потому что чтобы вот в таком красивом платье как у вас (красном) пройти, надо, чтоб кто-то краску эту красную произвел, ткань эту произвел, ваши очки замечательные тоже красные. Вот, кто это должен?

И, вот, есть две модели. Одна модель говорит о том, что рынок будет сигнализировать, что мы будем это поставлять. При этом в ходе XX века (ближе к концу) поменялась даже базовая концепция. Концепция дефицитного эпохи развития человечества базировалась на предпосылке, что спрос рождает предложение. Это, как бы, у вас, Таня, должно родиться желание в красных очках пойти и в красном платье, и красную кружку еще себе поставить. А потом она из-за того, что дефицит был ликвидирован и уже для людей платье не как просто единственная вещь, которую надо носить (или китель, или штаны галифе, от отца доставшиеся, да?), а в эпоху разнообразия, тогда модель поменялась и стало предложение рождать спрос.

И поэтому вот это изменение модели «Предложение рождает спрос» — оно подталкивает производителей всё время удивлять потребителей чем-то. И не ходит потребитель и не говорит «Я хочу фотографию, но чтобы там еще какое-то движение было внутри этого кадра». Это просто ты покупаешь эту вещь и она имеется. И вообще вся вот эта современная экономика – она движется в этом направлении.

Поэтому организовать планирование, как хочет читатель, его невозможно, поскольку невозможно учесть потребности людей. Ты не в состоянии. А если ты потребность не учел людей, вот, сколько нужно кроссовок, сколько нужно ботинок, сколько нужно колес, то у тебя получится, что ты от фонаря скажешь кому-то «Ну-ка, поставьте ему сколько-то ткани, он это платье…» А, может быть, ничего не купит из этого платья, может, что-то. То есть эта модель принципиально неосуществима. Она осуществима только в условиях казарменного социализма, когда у всех должны быть синие френчи, и этих френчей должно быть 2 в год. И одна пара ботинок. Точка. Тогда это можно еще как-то произвести. Как только потребление изменилось, всё это разрушилось.

Поэтому это всё бред, это неосуществимо, это несправедливо. Лучше бы сосредоточиться на развитии рынка, чтобы не говорили, что у нас рынка нет, а есть базар. Чтобы именно рынок посылал сигналы всем производителям, чего нужно делать. Вот, когда цена, которая будет на рынке образовываться, станет, действительно, говорящей ценой для всех, тогда инициатива людей ведет к рациональному размещению всегда ограниченных ресурсов.

Т.Фельгенгауэр― Еще спрашивают у вас про Валдай, но уже не про экономику, о которой говорил Владимир Путин, а просят прокомментировать его слова. Они были произнесены уже на закрытой части, но журналисты писали про то, что сам Владимир Путин назвал себя «голубем с мощными железными крыльями». Как-то очень всех это сравнение впечатлило, видимо.

К.Ремчуков― Вы знаете, это же стеб. Путин – большой мастак постебаться, и такие вот короткие ответы «Я голубь, но с железными крыльями». Путин не голубь, как бы.

Тут опять всё… Наверное, точнее надо отвечать – мы же с уважением относимся к слушателям. Всё зависит, с кем сравнивать и в какой системе координат его оценивать. Мне кажется, что огромное количество людей, с которыми Путин общается ежедневно, они все являются ястребами, и на их фоне Путин, действительно, голубь. Ну, просто потому, что у него проблески разумного отношения. Тут он заявил даже, что это гуманитарная трагедия… Ну, про социализм он долго же нас кошмарил о том, что это самая крупная геополитическая трагедия в истории, да? А потом вдруг раз, на всё это дело посмотрел и сказал «Вообще-то мы сами…» У нас экономическая и политическая системы привели к краху советского… «Несостоятельность экономическая и политическая советской системы привела к распаду Советского Союза», — это из уст Путина. Абсолютно достоверная гипотеза, да?

А трагедия – это гуманитарный характер.

Т.Фельгенгауэр― Пояснил свою позицию.

К.Ремчуков― И он пояснил, потому что он говорит, что русский народ – самый разделенный народ в мире, с чем трудно спорить: 25 миллионов русских людей не по своей воле и в одночасье оказались гражданами чужих стран. Конечно, это… Вот это в этом смысле гуманитарный аспект мы, конечно, понимаем.

Поэтому я бы не придавал значения этим фразам. Вот, улица 50 лет назад научила, что если драка неизбежна, бей первым. Вот.

Т.Фельгенгауэр― Ну а все же просто привыкли ловить какие-то сигналы в каждом слове Владимира Путина.

К.Ремчуков― Не, ну, у него очень много содержательных. Я считаю, что, вот, сигнала не надо. Потому что его оценка сегодняшнего состояния – мне кажется, он дал достаточно откровенную оценку, и она требует того, чтобы ее осмыслить и на основе произнесенного Путиным понимать, в какую сторону будет двигаться Россия, если в этом смысл, ну, допустим, таких людей, как мы здесь сидим, да?

А в чем он обвинил США, например? Что США разрушили стратегический баланс, и теперь имеют возможность диктовать, а не просто доминировать, тем, что они вышли из договора по ПРО. Вот это их цель, вернее. Цель США – разрушить стратегический баланс и иметь возможность диктовать, а не просто доминировать в мире. Мне кажется, это очень важная оценка.

Вторая, вытекающая отсюда. Сдерживающий фактор ядерного оружия девальвировался. Мы всё время говорили, что ядерное оружие – это оружие сдерживания, да? С тех пор, как появилось у всех ядерное оружие, угроза взаимного уничтожения привела к тому, что глобально в мире мы после Второй мировой войны не погрузились в Третью мировую войну. И вдруг сейчас Путин говорит «Вы знаете, из-за того, что американцы вышли из договора по ПРО, больше сдерживания нет, поскольку американцам кажется, что у них есть зонтик и они могут, на кого угодно напасть. По крайней мере, мы будем из этого исходить».

Дальше: «Исламское государство – враг цивилизации». Очень интересные оговорки у него были, да? «Не надо делить террористов на умеренных и не умеренных». Вот, когда такие вещи звучат, я понимаю, что здесь происходит передергивание, и Путин как самый важный пропагандист собственного курса показывает, в какую сторону пропагандисты должны двигаться. Вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-то делил террористов на умеренных и не умеренных? Никто и никогда.

Т.Фельгенгауэр― Нет, никто. Террористы – это террористы.

К.Ремчуков― А Путин говорит, да. А говорили о ком? Об оппозиции. Оппозиция умеренная и не умеренная. Но он подменяет это понятие и спокойно говорит «Не надо делить террористов на умеренных и не умеренных».

Поэтому мне кажется, что это… Дальше, он наметил путь, чего он хочет, да? Освободить территорию Ирака и Сирии от ИГИЛ. Значит, мы видим масштабы и пределы операции не надо гадать. Вот цель – объединить армии Ирана, Сирии и курдов (это кто будет наземную операцию). Армии Ирана, Сирии и Курдистана. Координировать внерегиональные силы, то есть не этих, а которые там из арабского влиятельного мира суннитского.

То есть у него серьезная программа. Он там хочет…

Т.Фельгенгауэр― Ну, опять повестка вся внешняя.

К.Ремчуков― Нет, ну а чего внутренняя? Я говорю, если во внутренней повестке мы ждем неизбежного отскока в плюс, как он сказал какое-то время назад. Он говорит «Ну а чего тут делать? Кризис случился. Но как говорят экономисты, произойдет неизбежный отскок в плюс. Вот, давайте ждать. И пусть нефть будет не 50 долларов, а 80 (но, скорее всего, она не будет), но я вам говорю, что она даже 1,3% (наша экономика) роста не покажет, поскольку у нее структурные проблемы». А заняться структурными проблемами – это серьезным образом нужно заниматься экономикой с утра до вечера.

Т.Фельгенгауэр― Да.

К.Ремчуков― С утра до вечера.

Т.Фельгенгауэр― А при том, что никто кроме президента решения не принимает, кто же будет этим заниматься, если у него вся повестка внешняя?

К.Ремчуков― Многие пьют, говорят, на этом фоне. Раз решения не принимает.

Т.Фельгенгауэр― Константин Вадимович, какие подробности!

К.Ремчуков― Многие начали бухать. Иногда по 2 дня.

Т.Фельгенгауэр― Запойные, что ли, уже?

К.Ремчуков― Ну, это не запойные. Два дня – это разгрузка нервной системы называется.

Т.Фельгенгауэр― Ужас какой. Выборы скоро! Как же так они?

К.Ремчуков― А чего? Они не избираются. Они же не избираются.

Т.Фельгенгауэр― Ну, тоже верно.

К.Ремчуков― Те, которые бухают, они назначаются.

Т.Фельгенгауэр― Да?

К.Ремчуков― Угу.

Т.Фельгенгауэр― Те, которые избираются, у них лидеры есть. На них все смотрят.

К.Ремчуков― Вот, вы знаете, Таня, вот в этих разговорах я завтра полечу, вот, в Китай и в Японию, посмотрю на месте, как там что происходит. Но хочу подарить и вам, и слушателям такую хорошую японскую поговорку. Глуп тот, кто ест суп из рыбы фугу, но глуп и тот, кто его не ест. Вот, поэтому вы можете эту методологию применять к любому фактически явлению, и тогда вы будете мудрецом.

Глуп тот, кто критикует Владимира Путина при его рейтинге в 90%. Но глуп и тот, кто не делает этого.

Т.Фельгенгауэр― Это было особое мнение Константина Ремчукова. Спасибо.

К.Ремчуков― Спасибо.