18.11.2013 22:14:00
Количество проблем при данной модели власти в России увеличивается как снежный ком
К.РЕМЧУКОВ: Здравствуйте. Извините, пожалуйста.
М.КОРОЛЁВА: Ну, очень много вопросов пришло по интернету, и сегодня их будет много в эфире. Давайте с одного из них начнем. Самолеты у нас падают с пугающей частотой. Когда-то наша авиация была на уровне, - пишет наш слушатель. – Вам часто приходится летать. Не страшно?
К.РЕМЧУКОВ: Нет, не страшно. Ну, я об этом не думаю в терминах, что этот полет будет последним. Но это жизнь, это один из рисков нашей неустроенной в каких-то секторах жизни. А приятель у меня один был, который каждый раз, когда приземлялся, он говорил о том, что шансы разбиться увеличиваются каждый раз. То есть разную люди придумывают форму защиты психологической, чтобы не париться по этому вопросу. А в целом, конечно, очень много слов за эти сутки было сказано, прежде всего соболезнования семьям погибших.
М.КОРОЛЁВА: Да, сегодня в Татарстане траур.
К.РЕМЧУКОВ: Да. Ну и в душах многих людей. Я смотрел какие-то комментарии на «Эхе» и видел, что многие слушатели и читатели сайта переживают, сопереживают эту трагедию вместе с родственниками просто как граждане. Поэтому я это могу сказать.
Каких-то специальных компетентных знаний у меня о причинах нет. Я смотрел всю информацию, которая за эти сутки появлялась, и видел, как она менялась. Сначала что-то говорили, что оттолкнулся от земли, ударился носом, да? Но сегодня, когда опубликовали видео перпендикулярно падающего самолета... Просто перпендикулярно. Вы видели это видео, да?
М.КОРОЛЁВА: Да, я видела.
К.РЕМЧУКОВ: То это совершенно меняет эту картину по сравнению с тем, что было. Появилась информация, что этот же самый самолет, якобы, с проблемами садился в Москве (кто-то из пассажиров говорил). Опять. Ну, то есть тут есть огромное тело для расследования, для выяснения причин. И многие ставят правильно вопрос о качестве авиапарка, об ошибке пилотов.
Хотя, я вот поинтересовался, как дело с пилотами. Выяснилось, что в последнее время привлекательность этой профессии пилотов, вторых пилотов резко выросла, потому что курсанты, окончившие высшие летные училища, их первая зарплата начинается, как правило, от 150 тысяч рублей, что говорит о том, что в условиях российского среднего уровня зарплат создан сегмент, который привлекателен для молодых людей. Они могут идти, и уже знают, что они становятся вторым пилотом, будут получать от 200 до 250 тысяч рублей, и первые пилоты от 300 тысяч рублей, что, согласитесь, в условиях России является достаточным стимулом для того, чтобы привлекать толковых людей.
Другое дело, что объясняют, есть разрыв между старыми пилотами, возрастными (вот эти 90-е и начало 2000-х, когда этой теме не уделялось) и молодыми. И, вот, у молодых меньше опыта, которые там вторые пилоты. Но опять я говорю, это абстрактные, это общие рассуждения, которые к данному конкретному случаю я не могу никак из-за отсутствия точного знания прикрепить.
М.КОРОЛЁВА: Ну, мы все не специалисты. Но вот, например, в том, что касается старого авиапарка. Сегодня стало известно, что компания «Татарстан», видимо, сейчас приостановит использование последнего из своих Боингов, которому 23 года, пока, во всяком случае, они будут исследовать этот вопрос. Но вообще насколько это нормально, когда наши авиакомпании пользуются сильно поношенными самолетами, которые там приобретаются где-то в других странах, в Африке, может быть, иногда и так далее?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, я считаю, опять же, я не специалист, но мне кажется, само понятие поношенный, или старый авиапарк – оно не совсем точно отражает ситуацию с теми стандартами и требованиями к авиапарку. Там есть понятие «ресурс летности». Вот этот ресурс, если он не выработан,, то судно не считается поношенным и потрепанным, даже если оно прибыло к нам из Уганды. Вопрос – технического контроля и сертификации этого ресурса. Вот, мне кажется, здесь есть, как бы, главное звено качества. Потому что если самолет 23 года эксплуатации, сменивший там 7 авиакомпаний, проработавший в Уганде в условиях повышенной влажности, я не знаю, ржавчины и чего-то, но наши эксперты добросовестно говорят о том, что этот ресурс не исчерпан, то... Ну, будет произвольным, мне кажется, мнением говорить «Не должен летать».
Если же здесь есть узел коррупционного отношения к этому делу, когда за какую-то мзду можно продлить ресурс годности, тогда, скорее всего, это проблема, потому что этот самолет в марте должен был быть выведен из состава авиаотряда.
М.КОРОЛЁВА: А как вы думаете, он есть (этот узел)? Есть у вас предположение на этот счет?
К.РЕМЧУКОВ: Нет, ну, вот, еще раз говорю, это вот сейчас, мне кажется, следствие помимо конкретных причин должно выявить вот эти обстоятельства. И не только по этой машине, которая, к сожалению, разбилась, но и по всем машинам в возрасте (ну, опять я произвольно говорю), скажем, от 18 до 23 лет. Вот этот срок. Потому что до 18 лет, скорее всего, ресурс летный не исчерпан.
Пусть они проверят, как дается этот сертификат, какие параметры, какие требования, насколько это достоверно. Может быть, надо нам наши стандарты поменять? Может быть, наши стандарты были слишком доброжелательны в отношении владельцев этих судов, а не компаний?
М.КОРОЛЁВА: А наши слушатели, например, считают, что, может быть, нужно поменять стандарты в отношении к пассажирам? Вот, например, Марсель говорит «Может быть, надо предоставлять нам всю информацию о том самолете, в котором пассажир будет совершать полет, уже при покупке билетов – что за самолет, какого года выпуска и так далее?»
К.РЕМЧУКОВ: Согласен. Поддерживаю.
М.КОРОЛЁВА: Поддерживаете?
К.РЕМЧУКОВ: Поддерживаю полностью.
М.КОРОЛЁВА: Еще несколько вопросов, связанных с этой очередной, к сожалению, авиакатастрофой в Казани. Ну вот смотрите, траур. Тут наш слушатель пишет весьма странно, что днем траура объявлен только Татарстан. Разве республика уже не российская? Как вы думаете, что должно случиться, чтобы объявить общенациональный траур?
К.РЕМЧУКОВ: А тут я не думаю... Мне кажется, это есть положение в государстве, которое ранжирует трауры местные, региональные и общероссийские. И это положение определяет уровень траура в зависимости от количества жертв.
М.КОРОЛЁВА: Ну, то есть это величина чисто математическая, получается?
К.РЕМЧУКОВ: Если можно сказать «математическая». Просто количество жертв, да. Там, по-моему, свыше 100 с чем-то должно погибнуть, тогда траур становится общероссийским. Ну, это такая, процедурная вещь.
М.КОРОЛЁВА: То есть вас не удивило то, что траур, скажем, не был объявлен по всей России – ну, процедура есть процедура, да?
К.РЕМЧУКОВ: Нет, вы меня спрашиваете, почему так? Я знаю, что всегда было так до этого. Почему именно с этого падения самолета вдруг заговорили, что 50 человек – это достаточно, чтобы объявить... А 6 человек погибших? А 3 человека погибших? Каждый же день погибают люди, да? Там с Северного Кавказа каждый день сообщения: убито 3 сотрудника ОМОНа, взорван, там я не знаю, представитель кого-то. Но скорее всего, количество жертв такое, что пришли к такому... Наверное, скорее всего, это бюрократический вывод, но он регламентирующий большое количество функций государства в том числе и по концертной деятельности, и вообще по всей жизни в стране.
М.КОРОЛЁВА: Есть еще один момент, о котором я сегодня вспомнила в связи как раз с погибшими и списками погибших. Вот, вы, наверняка, знаете, что в Израиле списки погибших публикуются только после того, как оповещены родственники, и эти списки обновляются как раз по мере того, как родственников оповещают. У нас эти списки появляются сразу же, они появляются в интернете, они появляются там через Twitter и так далее на сайтах. Как вам кажется, это нормально?
К.РЕМЧУКОВ: Я не вижу здесь ничего такого. Когда я увидел список имен людей, которые погибли в самолете, там же нет никакого вранья. Вот, кто зарегистрировался, кто проверено, что был на борту, они погибли. И это становится известным. В чем смысл ждать, пока оповестят родственников и потом включат в этот список? Я не очень понимаю.
М.КОРОЛЁВА: Ну, это делается для того, как я понимаю, чтобы человек, когда увидит внезапно в списке своего родственника, который погиб в этом самолете, вдруг он не знал, что он летит, чтобы он не испытал практически смертельный шок. То есть это делается из таких, гуманных соображений. Ну, мы, как я понимаю, об этом просто еще не задумывались.
К.РЕМЧУКОВ: Да.
М.КОРОЛЁВА: Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты», сегодня это его особое мнение. Евгения Васильева и Анатолий Сердюков. Продолжаем мы следить за тем, что происходит с этой парой. Ну, вот, Анатолий Сердюков получил работу еще на прошлой неделе, трудоустроили его. На этой неделе получила работу Евгения Васильева в адвокатском бюро, как сегодня сообщалось. Вот, вас спрашивают наши слушатели, как это назначение стыкуется с объявленной борьбой с коррупцией?
К.РЕМЧУКОВ: Не знаю. Я думаю, что мои слушатели, по крайней мере, на «Эхе Москвы» в течение последнего года неоднократно слышали от меня мое мнение в отношении Сердюкова. И я его сказал сразу. Мои наблюдения за политической жизнью в России показывают, что если кто-то снимает какого-нибудь чиновника или подчиненного и этот начальник убежден, что чиновник или подчиненный замешан в неблаговидной деятельности, коррупционер, вор, мошенник, то никогда в жизни он с ним не встретится. Есть огромное количество информации, которая вообще не про публичных таких людей. Когда человек получает уведомление об увольнении, он пытается со своим начальником, с которым он до этого 10 лет работал в ежедневном режиме... В графике президента, в графике премьера, в графике министра не значится такая встреча, он не может добиться такой встречи. Тот факт, что в самый первый день, когда было сообщено о возбуждении дела против Васильевой, мы увидели картинку во всех новостях: Владимир Путин, Сердюков, не помню кто еще, может быть, следователи были, а, может быть, это Шойгу уже был (ну, по-моему, следователи), когда Путин обратился к Сердюкову с просьбой... Вот, на время этого следствия отстраняется от должности, и попросил его сотрудничать со следствием. Вот, для меня как для человека, следящего за аппаратными отношениями, это был ясный сигнал, что Сердюков не будет уголовно наказан, потому что Путин в противном случае не встретился бы с ним, как он не встречается ни с кем. Если он встретился, значит, это так. Поэтому тут для меня нет ничего удивительного, вообще ни в ходе этого дела, ни в развитии. Более того, я убежден, что на данном этапе нет серьезных оснований, которые бы если не нарушать существующие Уголовное и Уголовно-процессуальное законодательство... А из-за того, что Путин вписался в эту историю с первой минуты, то нарушать очень стремно следователям. То, что в каких-то других случаях менее публичных возможно, здесь этого невозможно. И мы видим, что ни одного решения, скорее всего, Сердюков не принял, не получив одобрения либо Верховного главнокомандующего (и, наверняка, есть резолюция), либо Коллегии Министерства обороны, либо, я не знаю, каких-то еще коллективных решений.
Я говорю, мне кажется, это абсолютно идентичная ситуация ситуации с Юрием Лужковым, которого тоже так не любили, так хотели против него нарыть чего-то, но все решения, которые принимал московский мэр, были либо решениями правительства, либо они получили одобрение каких-то инстанций, против которых уголовные дела нельзя возбуждать, потому что они являются и субъектами принятия таких решений, в том числе и коллективных.
Что касается Васильевой. Васильева заняла позицию, по-моему, не свидетельствовать против себя, и те же защитники высокого уровня ее защищают, что бы следствие ни выбрасывало.
Вот сегодня, едучи к вам, я прочитал уже новую информацию, что какая-то одна из фигуранток этого дела сообщает, что ее вывозили в какой-то город для оказания давления, и вывозили по просьбе вот этой Васильевой. То есть это, в основном, пиар-ходы. Потому что мы видим, что следствие, если у него есть реальное основание, оно пиаром занимается уже после того, как кого-то скрутит, свинтит.
Посмотрите, что делается в Ярославле, да? Это уже последующие такие слова – они не имеют значения. Пришли, надели наручники, показали по телевизору. Здесь ничего не могут сделать.
Потом когда сейчас адвокаты очухались у Васильевой, начинают что-то в ответ говорить, вдруг выясняется, что у нее там не 13-комнатная квартира, как нам сначала...
М.КОРОЛЁВА: А всего 4.
К.РЕМЧУКОВ: А всего 4, да? Зачем? Вот, зачем нужно было 13? 13 – это сразу выдает, что хотелось так гнев народа вызвать, да? 130 метров, 13 комнат. Это такие дебилы должны быть, 10-метровые клетушки налепить. Но, значит, слаб аргумент – повысь голос, да? Слаб аргумент был, значит, надо народ эмоционально: «Да что ж это делают?»
А фактов нет. Потому что если есть реальные факты, мы видим, как все у нас очень четко и очень быстро превращается в уголовные дела. Поэтому здесь всё идет, и мы видим слабость следственного аппарата, которая выясняется в условиях контроля вышестоящего начальства.
М.КОРОЛЁВА: То есть аппарат тормозят.
К.РЕМЧУКОВ: Нет, контроля. Он не может заниматься лепкой дела. Не может, потому что это страшно, потому что принесут начальнику, скажут «Посмотрите, вот тут они приклеили не те усы, вот здесь вот совсем не тот нос». И он тогда скажет «Слушайте, а чем вы занимаетесь?» И то, что мы видим по многим другим делам, есть общественное ощущение некачественного исполнения следственных действий, в данном случае оказалось в фокусе внимания прежде всего вышестоящих людей. И именно на этом фоне вот сегодняшние инициативы, которые шли в Совете Федерации от Чайки повысить роль прокуратуры и вернуть ей право контролировать Следственный комитет. Этого права у них сейчас нет. Мне кажется, очень удачно время выбрано, потому что у Чайки есть аргумент перед Путиным: «Посмотрите, что творится». Сейчас в Конституцию внесут изменения, когда прокуратура будет подчиняться Путину целиком. Если сейчас еще Совету Федерации, то сейчас Путин будет назначать, снимать всех региональных прокуроров, уже даже без представления самого Чайки, назначать по представлению Чайки. Вот, в Конституцию внесут такие изменения, и Путин переподчиняет себе прокуратуру полностью, в том числе и конституционным образом, и Чайке тогда перепоручат проверять следователей. Потому что сейчас, насколько я понимаю, процедура такая: в течение 24 часов после возбуждения уголовного дела следователями (следователи могут только – прокуратура не может возбуждать уголовное дело), прокурор может сказать либо «да», либо «нет». Количество дел, которые возбуждают следователи по стране, огромно, и разобраться в течение 24 часов в существе представленных доказательств практически невозможно. И вот этот процессуальный срок 24 часа практически ведет к тому, что большинство дел подписываются и начинаются. С этого момента уже к следователям не подойти – прокуратура просто стоит и курит нервно в сторонке.
Вот сейчас они хотят вернуть этот вопрос, в том числе и на фоне вот этой беспомощности возбуждения уголовного дела. Вся страна считает, что там воры собрались, которые многомиллиардными хищениями занимались, разбазариванием собственности, и при этом ведут себя так, как не ведет себя никто.
М.КОРОЛЁВА: Но не усложнит ли всё еще больше вот эта вот борьба, которая тогда начнется между Следственным комитетом и прокуратурой?
К.РЕМЧУКОВ: Как только президенту подчинят и по Конституции закрепят, борьба закончится. Она потому и велась, чтобы был неопределенный статус органа, который по смыслу и по конституционным полномочиям является оком государевым с момента создания прокуратуры, да? А тут оно, вроде, оно, да зуб неймет, не могут они быть. И следственный аппарат, который возбуждает дела, не имея таких зубров, которые есть в прокуратуре, резко понизил качество всей этой работы. Насколько я понимаю, это главная претензия – резкое снижение качества следственных действий вне контроля прокуратуры.
М.КОРОЛЁВА: То есть, скажем, дело Сердюкова и Васильевой при такой ситуации пошло бы по-другому? Или нет?
К.РЕМЧУКОВ: Вы меня не поняли, наверное, или я был косноязычен, не объяснив. Дело Сердюкова и Васильевой пошло по-другому не потому, что Следственный комитет...
М.КОРОЛЁВА: То есть к этому отношения Следственного комитета и прокуратуры никакого отношения не имеют?
К.РЕМЧУКОВ: Нет. Я объяснил, к чему это имеет.
М.КОРОЛЁВА: Хорошо. Тогда еще один процессуальный момент, он связан с так называемым правилом Миранды из американского права. Просто в Госдуму вносится законопроект такой, который закрепил бы это так называемое правило Миранды, законопроект о праве подозреваемого на адвоката и объявлении ему его прав. Как вам кажется, это важно у нас сделать, закрепить законодательно?
К.РЕМЧУКОВ: Это надо. Очень важно.
М.КОРОЛЁВА: А почему?
К.РЕМЧУКОВ: Очень важно. Потому что большинство наших граждан, к сожалению, при нынешней системе уголовного преследования людей лишены в течение значительного времени адвокатской защиты. Вот, всё наше правосудие построено на том, чтобы первые 5 дней, пока человек ошарашен после ареста, не допускать под любыми предлогами к нему адвоката с тем, чтобы они выработали систему защиты, подавить. Потому что огромное количество людей находится в шоке, оно не понимает, что произошло, оно подавлено, иногда их избивают. И физические страдания, неопределенность, просят вернуть, шантажируют, подсаживают каких-то людей. И человек один на один. И вот то, что у нас в XXI веке такая ситуация, что адвоката вы можете не увидеть и на пятый день, она недопустима с точки зрения правосудия. Поэтому я всячески поддерживаю введение таких норм.
М.КОРОЛЁВА: Вот, по новостям продолжают сообщать, действительно, о том, что одну из фигуранток дела «Арктик Санрайз», врача Екатерину Заспо отпустили под залог. И вас тут уже спрашивают наши слушатели как раз по SMS, сигнал ли это? И если сигнал, то чего?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, про сигналы я не знаю. Это хорошо. Можно приветствовать только. Я бы всех их держал под залогом, под подпиской о невыезде и так далее, потому что мне тоже уже приходилось в вашей студии несколько раз объяснять: с моей точки зрения, есть целый ряд показательных процессов, которые должны отбить охоту от неких действий, которые опасны для власти. Там, ходить в православные храмы и устраивать панк-молебны. Жесточайшим образом наказывают Pussy Riot. Никто за это время ни разу. Как будто бы все сторонники исчерпали свой панк-драйв – никто вообще не подходит к храмам, да?
Болотное дело. Стычка с полицией, булыжники и вообще элементы такой пролетарской революции. Лионские ткачи на Болотной площади подавлены таким образом... Там сегодня сообщения, в обморок падают люди во время этого процесса, да? Опять беспощадно, жестко, продлевая-продлевая сроки, держат в таких условиях, чтобы никому не было повадно. Никто со времени Болотной (опять 1,5 года прошло) не вышел посоревноваться с полицией в напоре, нахальности и желании утвердить какое-то свое дело.
М.КОРОЛЁВА: То есть, получается, действует?
К.РЕМЧУКОВ: Это действует абсолютно. Теперь «Арктик Санрайз». Добыча должна начинаться, первые какие-то литры начнут добывать (я где-то читал) чуть ли не в конце этого года, в декабре. Представляете многомиллиардный проект, а там будут тебя дергать и мешать твоему бизнесу? Поэтому беспощадное подавление таким же образом, да? Несмотря на зарубежные протесты, какие-то суды, арбитражи. Голландское правительство короля посылает, чтобы он с Путиным переговорил по этому делу. Как там это было? Пиратство, хулиганство. В общем, всё такое прочее. С тем, чтобы не подплывали даже близко ни к каким платформам, которые будут бурить. Поэтому мне методология власти предельно понятна.
Но! Скорее всего, в данном случае консенсус большинства европейских правительств таков, что вот эти средневековые методы – они совсем не совпадают с практиками на Западе политическими. Потому что если выходит на арт-акцию какой-то деятель там прибивать себе чего-то, то это не значит, что ему надо 5 лет давать. Если происходит демонстрация, даже при всех репутационных неоднозначностях этих гринписовцев, которых подозревают в том, что они выполняют функции частично природоохранные, частично лоббистские, тем не менее, никто с ними так сурово не расправляется. А мы, как будто бы мы из другого цивилизационного времени, ведем себя, да? Но Путину долго еще у власти, я так понимаю, быть – и этот срок, и еще следующий срок.
М.КОРОЛЁВА: И следующий срок?
К.РЕМЧУКОВ: До 2024 года. А сейчас – 2013-й. 11 лет иметь такой хвост, я думаю, ему не выгодно. Поэтому я думаю, голландскому королю было сказано и он доведет до всех правительств, что сейчас этих оштрафуют... Ну, они посидят ровно столько, сколько посидят, потом их оштрафуют. Но он, как бы, делегирует право западноевропейским правительствам контролировать, будут они подплывать к нашим платформам или к нашим объектам, или нет. Потому что если еще раз попадутся, он скажет «Тогда мы законопатим их в Сибирь».
М.КОРОЛЁВА: То есть вы предполагаете, что именно с этим связана такая, ну, скажем, вялая поддержка Гринпис со стороны западных держав?
К.РЕМЧУКОВ: Да. Ну, решили договариваться... То есть все уже точно знают, что публично на Путина давить абсолютно бесполезно, а договариваться можно. Поэтому я думаю, что они избрали такую стратегию договариваться с ним по Гринпису. Я думаю, в конце концов, всех вытащат, но желающих подплывать, чего-то демонстрировать, врачам быть в лодке, фотографировать отобьют точно так же, как в предыдущих случаях, о которых я говорил.
М.КОРОЛЁВА: Интересный вопрос в связи с этим возникает. Получается, что любые протесты в ближайшее время в России бесполезны?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, они не настолько бесполезны. Они рискованны для протестующих. То есть тут вопрос, какое количество. Это же всегда вопрос общественной среды, когда число людей, готовых идти на баррикады, достигает какой-то критической массы политически значимого движения. А когда политическая активность, в основном, в интернете, в комментах (это даже еще сузим – не просто в интернете, а в комментах к каким-то постам), то, конечно, власти это не страшно.
М.КОРОЛЁВА: То есть это как с объявлением траура – до какого-то количества это, в общем, не имеет значения и не имеет смысла.
К.РЕМЧУКОВ: Я не вижу сейчас, чтобы власть сильно боялась оппозиции. Я не вижу. Этого нет, потому что, все-таки, из всех из нас тот, кто у власти, он самый опытный – ему удается удерживать эту власть. Удерживать ее, да? И, видимо, вот эти механизмы более-менее им понятнее, чем нам. Мы апеллируем всё время к сознанию. А кто-то апеллирует к подсознанию.
Сейчас я обратил внимание на то, что закончилась, как бы, такая практика, которая была присуща последним годам Суркова, когда происходила борьба и консервативно настроенных политиков и политологов, и либерально настроенных. Сейчас Кремль занял определенную точку зрения, что не надо заигрывать с либералами. Пусть либералы тусуются на «Эхе Москвы», на каком-нибудь еще ресурсе, а основные каналы (ну, например, российский канал)...
М.КОРОЛЁВА: В комментах, как вы говорите?
К.РЕМЧУКОВ: Да. Российский канал, да? Он занимает определенно консервативную точку зрения. И мы видим, что за последние месяцы и программа Дмитрия Киселёва, и программа Аркадия Мамонтова являют собой предельно консервативное вещание, консолидирующее свой электорат, свою паству вокруг консервативных ценностей, с ничтожными вкраплениями либералов в виде вот этого журналиста американского, которого пригласили и тут же чуть его не побили, как сказал там Дегтярев, типа, по морде дать.
И вот это изменение, что перестают заигрывать с либеральной средой, а консолидируют свой электорат, в районе 60%. Люди должны быть суровые, они не должны быть толерантные. Главная основа либерализма – это толерантность, то есть терпимость к другому человеку, будь то вера, будь то, не знаю, образ жизни, будь то прическа, будь то сексуальная или любая другая ориентация. Теперь всё больше и больше становится очевидным, что консервативная часть будет исповедовать и апеллировать к тем россиянам, которые говорят «Терпимость, или, как вы говорите, толерантность – не наша ценность. Исконно на Руси такого не было. Головы летели моментально». Тря словесная заканчивалась дыбой при Иване Грозном.
Поэтому вот в этом контексте мне абсолютно всё понятно.
М.КОРОЛЁВА: Вот в связи с этим, кстати, вопрос от Тани: «Так, может быть, нынешняя система власти просто оптимальна для страны, и в этом дело?»
К.РЕМЧУКОВ: Оптимальна или не оптимальна определяется объективными показателями, слава богу. Вот, если масса вещей – это продукт домыслов, то есть объективные показатели. Там, динамика экономического роста, динамика роста доходов, динамика потребления, динамика образования или спроса на образование, желание молодых людей оставаться работать в стране, перспектива.
М.КОРОЛЁВА: Вот, что ни называете, везде можно ставить минус-минус-минус.
К.РЕМЧУКОВ: Да. Поэтому я говорю, вот, можно чего угодно говорить с этой точки зрения. Вот, я неоднократно говорил, моя формула: легитимность – это не выборность. Потому что были такие эпохи, когда никаких выборов не было, а власть при этом была легитимна. Как совместить отсутствие выборов и легитимность власти? Совмещается она очень просто – способностью власти решать проблемы подведомственного этой власти народа. Если власть в состоянии решать эти проблемы, то никаких вопросов с легитимностью нет.
Вот, если власть российская решала бы вот те параметры, о которых я говорю, то и вопроса бы не было. Вопрос в том, что данная модель управления Россией препятствует реализации каждого из перечисленных мною пунктов. И нелегитимность нарастает не от того, что кто-то выходит на площадь там или даже в интернете там в комментах пикает на эту тему, да? А нелегитимность нарастает из-за того, что количество проблем, не разрешимых при данной модели власти, увеличивается как снежный ком.
М.КОРОЛЁВА: И? У нас 30 секунд.
К.РЕМЧУКОВ: А это, как известно, говорит о том, что нельзя экстраполировать ни одну тенденцию даже на 3-летний период, потому что в условиях глобализации всё идет-идет-идет так, потом бум – и всё улетело в пропасть. И вот это самое большое, потому что пропасть – это всегда слом всего. Ну, это большая неустроенность.
М.КОРОЛЁВА: И последний вопрос, наверное, от Дмитрия. Коротко. Режим может эволюционировать? Сам?
К.РЕМЧУКОВ: Теоретически – да, практически – вряд ли.
М.КОРОЛЁВА: Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты» был сегодня в студии «Особого мнения». Я – Марина Королёва. Всем спасибо, всем счастливо.
статьи по теме
Комментарии для элемента не найдены.
Анастасия Башкатова 
