К.РЕМЧУКОВ: Добрый вечер.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сегодня в День народного единства по стране, по многим городам российским прошелся Русский марш, ну, в разных масштабах, с разными последствиями. Где-то мирно, тихо, где-то с небольшими столкновениями и задержаниями. Как вообще сформулируете вы для себя отношение к подобным акциям?
К.РЕМЧУКОВ: У меня однозначная трактовка в стиле Конституции РФ: граждане России имеют право на шествия, марши, митинги, демонстрации. Государство российское огромное, такой Левиафан как не то бегемот (я представляю себе его кожу), может быть, слон. И вот эти марши, эти митинги, эти пикеты – это способ, если людям не запрещать, подавать сигналы, что там что-то в районе мизинца или уха, или хвоста чешется. Потому что если всё забетонировать и запрещать людям выходить, то потом рванет... Рванет так рванет, и от этого слона ничего не останется (или бегемота). Поэтому, с одной стороны, я принципиально считаю, что Конституцию РФ, пока ее не отменили, пока только собираются, празднуют 20-летие ее принятия, нужно исполнять. А уже содержательно, применительно к этому именно маршу надо, мне кажется, анализировать, как могло случиться, что за последние годы число сторонников идеи именно Русского марша увеличилось по социологии в разы. Вот, анализ причин, что случилось с Россией такого за последние 5-8 лет, что люди поддерживают идею. Это не значит, что много ходят. Там от 8 до 20 тысяч, ну, скорее всего, в районе 10 тысяч пришло. Это не такая большая величина, особенно для Москвы. Но концептуально, мне кажется, очень важно понять, что это.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы как-то для себя это объясняете? Вот, что болит? Какой главный сигнал?
К.РЕМЧУКОВ: Я занимаюсь этим анализом политическим в нашей стране и в том числе проблемой, которая возникает на почве дискуссии о миграции. У меня есть, с моей точки зрения, относительно непротиворечивая картина того, что происходит в стране.
Если говорить о миграции, то я абсолютно четко для себя делю миграцию на 2 типа – внешняя миграция из других стран и внутренняя миграция из других регионов, находящихся внутри России. Первая миграция, первый тип миграции внешний, как правило, не связан с перемещением капитала и каких-то денежных интересов. Перемещаются люди, как правило, низкоквалифицированные, которые идут на работу в сферу обслуживания. Ну, как правило, это торговые базы, мелкая и оптовая торговля.
Второй тип миграции из регионов (ну, давайте назовем Северный Кавказ) она связана с перемещением капитала. И, вот, те изменения, которые произошли в жизни этого капитала и в жизни этих регионов за последние 5 лет, как мне кажется, лежат в основе нарастающего напряжения.
Что я имею в виду? После кризиса 2008 года интенсивно начали поддерживать финансовыми трансфертами экономику и социальную сферу Северного Кавказа. Цель простая – помочь деньгами, создать рабочие места и начать организовывать производство таким образом, чтобы через какое-то время эти регионы начали сами генерировать валовой региональный продукт, который будет потребляться в регионе.
Вместо этого, как мне кажется, получилась другая ситуация, что люди из этого региона с деньгами, которые были переведены из Москвы на организацию производств, начали перемещаться с этим капиталом внутрь страны и, пользуясь кризисными и посткризисными слабостями во многих регионах страны, начали скупать наиболее выгодные или потенциально выгодные прибыльные, кэшевые активы, начиная от крупных торговых центров, рынков, супермаркетов, до выгодных производств. И люди, которые начали переезжать из регионов, молодые крепкие ребята чаще всего являются своего рода эскортом, сопровождением вот этой политики захвата. И их поведение – это не поведение, условно говоря, таджикского или киргизского, или узбекского гастарбайтера, который приехал сюда и работает там дворником в нашем дворе. Нет, это поведение человека, который сопровождает влиятельные, сильные вещи.
И вот поскольку государственный институт под названием «Правоохранительная система» бездействует и не задает вопрос о происхождении этих денег... В самом по себе покупке активов, особенно внутри одной страны, вообще нет ничего такого – это нормальный перелив капитала. Но во всех странах мира всегда интересуются происхождением денег. Вот, в тот момент, когда потенциальный покупатель того или иного актива коррумпирует те должностные лица, которые должны поинтересоваться «Вообще-то, ребят, откуда у вас эти деньги покупать такой актив? Вообще что вы здесь делаете?», начинает нарастать системное недовольство граждан, которые преимущественно проживают на этой территории, пришельцами. И вот этот заряд ненависти обусловлен неспособностью институтов государственной власти защитить граждан от организованных действий пришельцев, иноверцев, как угодно их можно называть.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть получается, что это не вопрос национальной политики, а вопрос контроля за работой правоохранительных органов и других контролирующих органов?
К.РЕМЧУКОВ: Я бы сказал так. Это не столько вопрос национальной политики, это, с моей точки зрения, не вопрос ксенофобии русского человека или, там, не русского, татарского человека по отношению к пришельцам. Он не обусловлен слепой ненавистью к инородцу или к иноверцу, он обусловлен нарастающим масштабом противостояния один на один российских граждан организованным преступным сообществам.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я бы хотела, чтобы вы прокомментировали поведение Алексея Навального во всей этой истории, потому что тут просто какой-то вал открытых писем, записей в блогах, все друг другу отвечают. Достаточно просто открыть первую страницу сайта «Эха Москвы» - там все только обсуждают, что, значит, Навальный сказал про Русский марш: он призвал туда идти, хотя объяснил, почему не идет сам. Насколько, как вы считаете, он правильно поступил?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, во-первых, Алексей Навальный – единственный политик из всех людей, принимающих участие в этой дискуссии. Политиком он стал, благодаря личным усилиям в течение последнего года.
Он показал результат существенно выше, чем показывали все люди, находившиеся в оппозиции власти за последние годы. И мне кажется, он обрел новый статус, новое качество и новую ответственность, о чем он и сам пишет.
Реакция же его критиков – она такая, мне показалось, немножко высокомерная. Ему там начинают определять место в общедемократическом процессе: «Ну ладно, чувак, будешь разоблачать злоупотребления в ЖКХ. На большее ты не годишься». Это выглядит смешно. Но мне показалось, что часть критиков, в частности, Акунин – их ненависть или неприятие режима Путина выше, чем, как бы, постоянный уровень требовательности к Навальному. То есть зная о его симпатиях к националистам, они, тем не менее, поддержали его на выборах и призывали в том числе и письменно «Голосуйте за него». Навальный набрал хороший результат. А как-то им неловко... Вот, они ждали-ждали этого Русского марша, а тут, бац, он говорит «Я сам-то не пойду, но призываю: идите». И все начали побыстрее рассказывать: да, мы тебя-то поддержали, но мы держали в скобках этот вопрос, что ты, может быть, не совсем такой. Очень огорчились и как-то быстрее в первых рядах пытаются отказаться. То есть свою собственную, можно сказать, политическую неразборчивость валят на Навального, который ни разу не изменял своей точке зрения, мне кажется, в отношении этого вопроса. Поэтому это очень забавно смотреть, как люди...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть это они были политически неразборчивы, когда агитировали за него?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, им так хотелось: вот, лишь бы кто-то против Путина, вот, или против системы, против власти, что «да, вот, он не такой у нас совершенный (Навальный), но черт с ним, поддержим его». Да? А сейчас поддержали, он показал хороший результат. При этом Навальный – естественно, он абсолютно... Я не знаю, почему никто не обращает внимания на его простые такие замечания. «Ребят, меня окружат зигами, будут использовать против меня, что факт».
Второе. Он же условно осужден. Что такое на таком марше устроить провокацию, в которой кто-то кому-то даст в глаз, напишет заявление? Вон там Немцов, по-моему, до сих пор судится, бегает по судам, что он кого-то там не избил или избил, наоборот, да? И его условный срок превратится в безусловный. Такая осторожность для человека, у которого был второй рейтинг в Москве после действующего мэра, это он должен быть, действительно, более осторожен.
Что касается содержательных вопросов, то мне казалось, что в начале передачи я сказал. Совсем нет постов, посвященных содержательным вопросам, что рост национализма в России, рост таких настроений ксенофобских обусловлен полным бездействием правоохранительной системы и это самое опасное. Вот, если мы не обсуждаем вот эту тему, то обсуждать мне банально пещерную ксенофобию даже не интересно, потому что я не верю, что она захватит сердца и умы моих сограждан. Люди идут туда в том числе и для того, чтобы выразить «фэ» режиму.
У меня корреспондент нашей газеты Алёша Горбачёв был там, и я попросил его прислать свою статью. Вот, статья заканчивается у него тем, что у него были призывы: «Жулики и воры, 5 минут на сборы».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, это был один из лозунгов, который сегодня кричали там где-то со сцены.
К.РЕМЧУКОВ: Да. Нет, ну, вот, он был там. Ну, мне кажется, это же не националистический.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, это Навальновский, это один из лозунгов Навального.
К.РЕМЧУКОВ: Да. И тем не менее, это лозунг, который показывает, что проблему люди видят не в том, что «Давай, ты, жулик и вор с Северного Кавказа, куда-то иди».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, если, все-таки, брать, справедливости, количественно сравнивать лозунги националистического толка и вот такого более конструктивного про жуликов и воров, то, конечно, националистического там было гораздо больше.
К.РЕМЧУКОВ: Послушайте, ну, если в стране мы боремся за то, чтобы и геи хранили на свои демонстрации, то, вот, русским, если они делали мирную демонстрацию, вот, русские националисты, мы чего, должны им запрещать? Вот, я просто не понимаю, как это сартикулировать? Вот, за защиту кроликов можно ходить, за защиту геев и лесбиянок можно ходить, а, вот, вы, русские, нет, мы вам не дадим? Даже в Люблино. Они ж не в центре. В центре, я видел, Жириновский сегодня там, да?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Раздавал талоны на питание.
К.РЕМЧУКОВ: А это куда-то в Люблино. А всегда даже демократическое движение борется за место поближе к Кремлю. Эти никуда не борются – они идут для самовыражения. Ну, просто, друзья мои, XXI-й век, Конституция. Неужели, до такой степени мы слабы, чтобы бояться, что кто-то в районе Люблино прокричал что-то и всё? Да, вполне возможно, что их сотни тысяч (этих людей). Не в этом проблема. Проблема, как я уже сказал, в катастрофическом распаде веры людей в то, что государство стоит на страже законности и справедливости, и что люди боятся, что через какое-то время они окажутся в рабстве у владельцев активов непонятного происхождения с непонятными мотивами. Потому что ксенофобия русских по отношению иноверцев – ну, как бы, общее место. А сколько фактов проявления?.. Я получаю в газету вот такие стопки писем каждый день с просьбой помочь, чтобы милиция зарегистрировала дело. Оказывается, огромное количество случаев (мне сообщают) какого-то конфликта, и они не начинают дело, да?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. У них палочная система.
К.РЕМЧУКОВ: И там примерно такое. Что когда человека видят, говорят «Ах ты, русская свинья, мы тебя...» Это здесь вот, находясь здесь. То есть люди тоже не скрывают это.
Вот, исследователи говорят о том, что молодые люди, которые из Средней Азии приезжают, они уезжают из таких вертикальных структур, в которых они привыкли жить. У них есть хан, собственный бай, собственный папа, собственный мама, которые руководят, мулла, и они живут в системе ценностей. Он приезжают сюда плохообразованные и лишаются всей вот этой инфраструктуры иерархии, которая диктует собственное поведение, и начинают приспосабливаться к жизни в большом городе с совершенно чуждой культурой или антикультурой, и начинают вести себя вполне агрессивно по отношению к местным жителям.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Константин Ремчуков в программе «Особое мнение». Давно вас не было здесь, поэтому мы так, широкий спектр тем попытаемся еще сегодня затронуть. Николай Злобин сегодня очень смешную шутку озвучил, которую услышал по американскому радио, о том, что информация о прослушке мировых лидеров спецслужбами США больше всех обидела и огорчила тех лидеров, которых не прослушивали.
Ну, развивается этот скандал. И непонятно, что там будет с Эдвардом Сноуденом, будут ли его немцы как-то допрашивать, не допрашивать. Но при этом сегодня буквально с пометкой «Срочно» сейчас приходят сообщения, что, ну, вот, несмотря на скандал между ЕС и США, их переговоры по свободной торговле продолжатся. Может, на самом деле, нет никакого скандала?
К.РЕМЧУКОВ: Нет, ну, скандал есть по факту, что многим лидерам неприятно...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что их не прослушивали?
К.РЕМЧУКОВ: Да, скандал же – он разной формы. Но то, что Запад ведет себя (Запад – я имею в виду Западную Европу и вообще в целом) намного мягче и, как бы, стыдит американцев намного цивилизованней...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Журит скорее как-то.
К.РЕМЧУКОВ: Журит, да. Даже вот это более точное слово, безусловно. Журит, да: «Ну как же так? Ну, мы же союзники. Нельзя».
Я не знаю, вот, я люблю фильм, который про такого... Мэтт Деймон играет роль. Как называлась целая серия фильмов? Он – суперагент (Мэтт Деймон).
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: «Идентификация Борна».
К.РЕМЧУКОВ: «Идентификация Борна», да? Ну, вот эти фильмы про Борна показали, что прямо в Берлине...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да-да-да. «Ультиматум Борна».
К.РЕМЧУКОВ: Они даже показали, где. В Париже, в Берлине, где находятся эти квартиры. Потрясающее впечатление о том, что известен каждый шаг, любой звонок, спутники подключены, всё подключено. Новинок никаких нет. Ну, это просто реакция на Сноудена. Но я вот в Америке был, читал много статей на эту тему и меня поразило то, что американцы говорят, что Сноуден нанес существенно больший ущерб разведке США не публикацией своих данных, а тем, что, узнав о таких масштабах прослушивания, все люди второго, третьего, четвертого эшелона различных иерархий дипломатических и правительственных стали фильтровать, что они говорят по телефонам, в интернете и так далее. Потому что выяснилось, что основной и самый содержательный массив разведданных содержался в том, о чем говорят люди второго, третьего и четвертого эшелона, потому что там, ну, как бы, операционная деятельность вся. И сейчас вот они перестали писать, перестали пользоваться имейлами, перестали пользоваться звонками, так насторожились все, что за последние месяцы не могут собрать достоверную информацию в том объеме, в каком они привыкли сообщать.
Поэтому, конечно, ущерб нанесен большой разведке. Но Запад в целом, я думаю, разберется, тем более, что американцы подали сигналы, что, конечно, мы должны пересмотреть стандарты использования нашей подслушивающей аппаратуры.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но мы в этой ситуации вообще как-то оказались немножечко с краю. Единственное, что у нас этот несчастный Сноуден сидит.
К.РЕМЧУКОВ: Вы знаете, я... Мы же с вами говорили здесь, Таня, и тогда, когда это было. Я по-прежнему убежден, что это не наша война была с американцами из-за Сноудена. Что это китайцы. После того, как очень много появилось информации, что Китай шпионит за американцами и за американскими фирмами, и что следы шпионских нитей китайцев идут в части народной армии (там эти центры электронного шпионажа). И когда общественность решила, что, может быть, здесь даже есть элементы несправедливых внешнеторговых отношений, когда они выуживают таким образом в рамках промышленного шпионажа много данных, вот, случился Сноуден.
Я был в Китае пару недель назад, и там беседовал с одним разведчиком, я так понимаю. Ну, он такой. Он, вроде, бизнесмен, но похож очень на разведчика. Английский, хотя живет в Гонконге. И, вот, он говорит о том, что... Ну, как-то так сам завел разговор. Он говорит: «Ну как все сделали так, чтобы Сноуден, все-таки, из Гонконга выехал? Ведь, Гонконг очень дружит с США. Бизнесмены добиваются Гонконга, чтобы был безвизовый или облегченный визовый режим с США. И, вот, выясняется, что подали фамилию Сноудена с ошибкой в одну букву с тем, чтобы рассмотреть, можно ли данному человеку покинуть Гонконг». Ну, а «Сноуден» можно по-разному написать. Вот, написали. Вот тому Сноудену, кому разрешили, можно, ну а Аэрофлот его взял. И после этого забили в ладоши, потому что теоретически вот уже поскольку американцы знали, они обратились, все могли не выпустить его и он бы там сидел, и его бы сдали, потому что там долго нельзя было бы удержать по сравнению с нами.
Поэтому еще раз говорю, мы вляпались в эту историю без очевидных, ну, как бы, видимой стратегии, как использовать его...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, без профита мы, в общем-то.
К.РЕМЧУКОВ: Ну, знаешь, профит иногда бывает чисто такой, моральный. Вот, американцы попали в такую ситуацию, а, ведь, кто в разведке работал... У нас же большинство руководителей страны так или иначе в разведке работали. Вот, у них пацанский, я так понимаю, кайф такой, как всё вертится, как начальник ЦРУ оправдывается, начальник разведки оправдывается, АНБ оправдывается, все оправдываются, Кэрри оправдывается, у Обамы лица нет. И им приятно, что вот такой крупнейший провал и мы как-то к этому, и еще мы выглядим так, что мы, вроде бы, и за права...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Благородно.
К.РЕМЧУКОВ: Благородно. Он же манифест там опубликовал свой, да?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да-да-да.
К.РЕМЧУКОВ: Это в «Шпигеле», по-моему, да? Или в «Штерне». Ну, в общем, в каком-то хорошем таком, респектабельном издании. Свой манифест о свободе. То есть он будет настаивать на том, что он – борец за свободу.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И мы тут, в общем, молодцы, тоже почти за свободу.
К.РЕМЧУКОВ: Помогаем.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Тут по делу «Арктик Санрайз» международный трибунал по существу начинает рассматривать это дело уже буквально послезавтра, 6 ноября. Россия отказалась от участия в этих слушаниях. Ну, тем не менее, они состоятся. Правда, тут дело переквалифицировали на статью «Хулиганство». Как вы считаете, свидетельствует ли это о том, что, все-таки, как-то будет смягчена история с наказанием?
К.РЕМЧУКОВ: Я думаю, что да, самая главная цель – показать всем желающим протестовать против наших нефтегазовых интересов в Арктике, к ним будет применено жесткое наше собственное законодательство в нашей собственной трактовке. И поскольку это много-многомиллиардный инвестиционный проект, то нельзя позволить, чтобы такой риск бесконечных атак на бурильные эти установки, платформы был реальным риском производства. Поэтому мне кажется, вот сейчас доведут всю вот эту штуку до конца, а потом всех оштрафуют и выпустят.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И в том числе российских граждан?
К.РЕМЧУКОВ: Да всех. Я думаю, что так будет, что все, в конце концов, заплатят штраф, их выпустят, получат соответствующие там какие-то статьи, которые в то время, пока они находятся в заключении, уйдут в зачет. Я думаю, так будет. Но так, что все эти государства будут давать инструкцию своим гражданам, что мы не сможем вам помочь, не сможем спасти, поскольку Россия такая свирепая, свирепая северная страшная страна.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Историю со Сколково просят вас прокомментировать наши слушатели, где Генпрокуратура проводит проверки, говорит о страшных миллиардах, требует возмещения ущерба. На кого это наезд?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, это наезд на Медведева и Вексельберга, и через запятую всех других людей. Но самое главное – это наезд, мне кажется, на инвестиционный климат. Потому что когда прокуратура определяет инвестиционную целесообразность... Это уже мне приходилось говорить по одному из эпизодов этого дела, что деньги. Там заключаются в таможенном терминале на 49 лет соглашение, чтобы он работал в интересах Сколково. Оказывается, это выглядит очень подозрительно и плохо.
Но вот если бы я был человеком, которому доверили государственные деньги... Второй был эпизод связанный с тем, что деньги держатся на счетах, в общем, в банке, так или иначе имеющем отношение к Вексельбергу.
Вот, еще раз. Если мы обсуждаем инвестиционные риски в России, то к числу таких рисков относятся, первое, ненадежность банковской системы. Второе. Если это деятельность, связанная с внешнеэкономической деятельностью, непредсказуемость или неопределенность таможенного регулирования, которая может являться проблемой. Третье, что люди склонны разворовывать деньги, оказывается. В это трудно поверить, но люди даже ученые не только в Сколково, но и в Академии наук склонны разворовывать и денежные, и иные материальные активы.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Страшные вещи вы говорите, Константин Вадимович.
К.РЕМЧУКОВ: Я говорю, да. Вот, поэтому анализ рисков любого проекта включает в себя штук 25 параметров так называемых hard factors, такие, твердые факторы, связанные с макроэкономикой, с дефицитом бюджета и прочими дефицитами, которые относятся к числу объективных. А есть soft factors, мягкие факторы, которые описывают вот эту институциональную практику. И вот эти вот вещи там.
Поэтому, вот, представьте себе, вы, Владимир Владимирович Путин даете мне денег много и говорите «Константин Вадимович, я вам доверяю, что вы должны что-то сохранить». И я, зная эти риски, я думаю: «Так. Таможня будет риском. Давай мы его уберем. Каким образом? Давай я заключу с кем-то на 49 лет контракт, что этот таможенный терминал будет обслуживать нас, и я буду знать этого человека». А мне говорят «Ага. Ага! Вот, кому ты денежки передал?» Но это же производственная деятельность ведется.
Деньги я кладу в тот банк, где я сам отвечаю, если он, допустим, мне принадлежит, что ни одна копейка оттуда не уйдет. Мне тоже говорят «Ага. Значит, ты хотел на вот этих депозитах спекулировать на народных интересах?» И так далее.
Поэтому сейчас мы посмотрим, как они отобьются окончательно. Но если прокуратура будет определять инновационную целесообразность стартапов, вкладывать, не вкладывать, когда деньги надо получать назад, то можно довести до абсурда.
Недавно я читал, что одна крупная компания, получив от государства деньги, и очень крупный ее руководитель боялся, что эти деньги сопрут, оставил их в банке не в каком-то, а в Сбербанке. Вот, ему сейчас предъявили претензию, что он не использовал эти деньги. А он не использовал, поскольку не было проектов нужного качества. А просто давать деньги на любой проект не может. Вот сейчас он отбивается от того, что эти деньги были положены...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это какое-то тотальное безумие.
К.РЕМЧУКОВ: ...положены в Сбербанк на счет. И, оказывается, он таким образом их омертвил, хотя там процент определенный есть и всё.
То есть еще раз говорю, что если цель стоит в том, чтобы запугать всех и закошмарить всех, кто имеет отношение к этому, то ее можно добиться в 2-3 итерации таких уголовных дел. Но хотелось бы, чтобы люди, которые несут политическую ответственность за эти проекты, ну, в частности, Дмитрий Медведев... Так, кстати, и Путин сказал, что это его инициатива.
Я был на какой-то встрече, где им задавали вопрос. А, по-моему, это даже та встреча. В общем, сказали, что Сколково, как бы, намекая, что это проект Медведева. А он сказал «Вообще-то Сколково – это я придумал. И вообще всё это я придумал. Только 2 площадки было, которые я придумал, когда был президентом. На одну послал Медведева и сказал «Открой и камень закопай», а на вторую поехал я в Петербург (в Питере должно быть). Но потом случился кризис, в Питере загнулось, а это начало развиваться. Но это я послал Медведева тогда».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Так это, значит, еще и наезд на Путинский проект. Ай-ай-ай.
К.РЕМЧУКОВ: Нет. Это просто люди не разобрались. Им всем кажется, что они Медведева атакуют, а, на самом деле, Путин уже вписывался в него, что это его. Но не в этом дело.
Дело в том, что политическая оценка вот этому должна быть дана. Мне кажется, премьер-министр Медведев на основе полученной информации должен выступить со своим политическим заявлением относительно того, что вот эти претензии, вот эти претензии и вот эти претензии Генпрокуратуры, если они содержательны, мы признаем и будем сейчас работать над устранением, а вот эти, вот эти, вот эти являются контрпродуктивными, поскольку там нет экспертизы нужного уровня и там старший лейтенант прокуратуры, который написал эту бумагу, скорее всего не разобрался в сути инновационной деятельности. Но без политической защиты оставлять этих людей, которые работают в Сколково один на один с таким монстром как прокуратура и Следственный комитет, мне кажется, рискованно.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Про еще один очень-очень-очень большой проект задает вопрос Алексей из Самары. Он просит вас рассказать про Сочи, что там, все-таки, происходит? Вы же недавно совсем ездили.
К.РЕМЧУКОВ: Да. Сочи меня, если честно говоря, поразили. Вот, я не ожидал. Я пропустил поездки предыдущие, не видел, не хотел огорчаться. Тут поехал. И то, что я увидел, конечно, впечатляет. Задавал Козаку, вице-премьеру, который курирует вопросы по деньгам, самый ключевой вопрос. То есть вот то, что я увидел, там создана инфраструктура для развития региона, которая даст преимущества вот этой части Краснодарского края на десятилетия вперед по сравнению с остальной страной, это совершенно очевидно. Вот, мы приехали и там начали открываться всякие эти развязки.
Вот, раньше нас встречала какая-то машина ГАИ, чтобы на автобусе доехать из аэропорта куда-то. Сейчас без всяких машин ГАИ в любую точку 7 минут. Развязки как в Японии, электрички как в Японии, длина рельса 800 метров, а обычные рельсы – это 25 метров и стык.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И что, всё работает по-настоящему?
К.РЕМЧУКОВ: Всё работает по-настоящему, всё хорошо. Люди многие обучаются. Вот, видно, вот эта жизнь, вот, всё закрутилось.
Расходы. Козак называет такие цифры. 107 миллиардов рублей на олимпийскую трату – это частных инвесторов, 207 или 210 – государственных. Значит, вот, получается около 10-ти.
Дальше инфраструктура. 800 миллиардов – это государственные. Но это инфраструктура, как бы, не в чистом виде на Олимпиаду, а на развитие региональной инфраструктуры. 620 миллиардов из этих 800 – это на инфраструктуру дорожного типа. Остальные (это у нас получается 800 и тут 300, миллион 100 и где-то триллион 600), значит, около 400-500 миллиардов вложили частные инвесторы в гостиницы (ну, предположим, назовем это гостиницами), там «Роза Хутор», шикарные отели, рестораны. Но эти гостиницы в их полной и исчерпывающей собственности после Олимпиады могут пользоваться как хотят – хотят продадут, хотят нет.
Поэтому в целом сумма инвестиций, я так понимаю, где-то 1,5-1,6 триллиона рублей, но из них государственных на Олимпиаду 210, частных 107 (317) и на инфраструктуру, связанную с Олимпиадой, еще 800 миллиардов рублей.
Имеют или не имеют смысл такие инвестиции, когда в стране много недостатков? Это вопрос спорный, потому что, на самом деле, регион – там будут созданы сотни тысяч рабочих мест на базе этой инфраструктуры.
Другое дело, что, конечно, такой контроль президента, премьера, вице-премьеров (вот, все там на месте) только и позволяет что-то сдвигать с места. Поэтому когда хочется сказать «А давайте по плану поочередно все другие регионы страны пропустим через это».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, ну мы тогда президента вообще не увидим, потому что ему придется лично курировать каждый проект.
К.РЕМЧУКОВ: И мы видим, что, поскольку, опять же, институтов нет, то ничего не работает.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Спасибо большое. В программе «Особое мнение» сегодня выступал владелец и главный редактор «Независимой газеты» Константин Ремчуков, эфир для вас вела Татьяна Фельгенгауэр. Всем счастливо.
Виктория Панфилова 
