Фото Reuters
Александр Гельман, писатель, драматург
Первое, что надо сказать, – сослагательная логика лжива: тогда, 20 лет назад, не могло быть иначе, чем было. Слишком многое и слишком многие должны были быть другими, чтобы случилось по-другому. Лично для меня одного лишь активного участия на стороне Хасбулатова такого отъявленного юдофоба, как генерал Макашов, было более чем достаточно, чтобы принять сторону президента Ельцина. Я считал тогда и считаю сегодня: такая позиция была меньшим из двух зол. Конечно, и меньшее зло оказалось достаточно большим, но я уверен – если бы к власти тогда пришли Хасбулатов, Руцкой и Мокашов, положение страны сегодня было бы еще хуже, чем есть.
Андрей Дементьев, поэт
В момент публикации «Письма 42-х» я находился на Северном Кавказе, в городе Ессентуки, и физически не мог его подписать. Открыв номер газеты «Известия», я с удивлением увидел свою подпись, а также подпись Булата Окуджавы, который, кстати, тоже не принимал в этом участия. Мне позвонил главный редактор журнала «Континент» Владимир Максимов, который жил в то время в Париже. Он тоже видел письмо и был в недоумении. Потом я позвонил в Москву ныне покойному первому секретарю СПМ Владимиру Савельеву и выразил возмущение, что подпись поставлена без моего ведома и согласия. Позднее в тех же «Известиях» Владимир Максимов опубликовал заметку-опровержение по поводу моей подписи.
Татьяна Кузовлева, поэт
Шаги к демократии нам даются нелегко и небыстро. Но они ощутимы благодаря данному им в октябре 1993 года шансу. Этот шанс оплачен дорогой ценой. Будь он упущенным, мы бы, учитывая нараставшее тогда с каждым днем непримиримое противостояние в обществе, могли реально скатиться в мясорубку гражданской войны. Остановили ее на самом краю. Поэтому под «Письмом 42-х» я бы и сейчас поставила свою подпись. Со скорбью низко склоняю голову перед всеми жертвами тех дней.
Мариэтта Чудакова, член Европейской академии, профессор Литературного института
Сначала нужно понять – были ли другие выходы?
В сентябре 1993 года у Ельцина выбора не было – Россия больше не могла позволить себе двоевластие.
Зато у депутатов – был. Они могли объявить, что не согласны с указом о своем роспуске, но ради мира в стране подчиняются, идут на новые выборы…
Тем более не было иного выхода 3–4 октября. Любой президент любой страны обязан подавлять вооруженный мятеж в столице всеми имеющимися в его распоряжении средствами.
Средств оказалось немного: милиции в Москве в ту ночь не существовало. Я вышла полпервого ночи из метро «Савеловская» и шла одна на Российское ТВ через дворы типографии «Правды». Не встретила ни одного милиционера. Когда после выступления меня везли на машине через всю Москву – то же самое.
Поддержать президента и предотвратить гражданскую войну согласилась только армия. Таковы факты. Лично я сдавать Москву пьяному Макашову и Руцкому, кричавшему с телеэкрана: «Летчики! Подымайте машины, бомбите Кремль!» – не намеревалась.
Каждый последующий день президентства Ельцина укреплял в России демократию: цемент схватывается долго. Именно поэтому сейчас не так-то легко, оказывается, ее разрушить.