алексей мухин
Фото Reuters
Владимир Путин перед вылетом на живописное североирландское озеро дал в некотором смысле программное интервью агентству РИА Новости, в котором среди прочих тем для разговора с коллегами обозначил и такую: «В Лох-Эрне планируем поговорить о ситуации в Сирии, на Ближнем Востоке и Северной Африке, в Афганистане и т.д. Рассчитываем, что итоги этого обсуждения будут полезными». Уже сейчас можно с уверенностью сказать главное: Россия впервые чуть ли не за последние 20 лет говорила с миром на международные темы если не с позиции силы, то точно с позиции сильного участника диалога. Которого, наконец, начали уважать.
Как это ни странно прозвучит, но инструментом нового политического диалога призвана стать российская армия, пережившая последнее 20-летие вместе со всей страной – армии пришлось пройти через шоковую терапию 90-х, «приватизацию по-русски», антисоциальные реформы периода «позднего Ельцина», коррупцию и казнокрадство. Армия выжила, свидетельством чему стало «принуждение к миру» Грузии, когда та проявила откровенную агрессию по отношению к российским миротворцам в Южной Осетии. Несмотря на очевидные технические сбои и финансовые неурядицы, российская военная машина в сочетании с политической волей гражданских властей продемонстрировала свои истинные возможности.
Эта демонстрация была рассчитана не столько на власти Грузии, сколько на руководителей стран все той же «восьмерки», а то и «двадцатки» в целом. И они русскую армию заметили, можно не сомневаться.
Пожалуй, именно «грузинская кампания» стала определенной точкой отсчета для Кремля, который увидел в российской армии мощный инструмент вполне мирного диалога с миром. Можно даже сказать, что армия с тех пор и до последнего времени несла миротворческую функцию, ни в коей мере не превращаясь в инструмент агрессии, в орудие атакующее. О миротворческой миссии российской армии можно также говорить в контексте ее новой роли в арабо-израильском конфликте. Особенно сейчас, когда российские миротворцы после получения соответствующего мандата от Совбеза ООН могут сменить своих австрийских коллег на Голанских высотах, своим присутствием успокоив обе «неспокойные стороны». Той же задаче служит и российский военный флот, который несет боевую вахту в Средиземном море. Конечно, он технически не сможет переломить ход боевых действий, но одно присутствие российского флага сможет предотвратить конфликт, потенциально способный дать начало настоящей «третьей мировой».
Особое внимание Кремля к теме обороноспособности и боеготовности российской армии должны были подчеркнуть чередующие друг друга учения, ставшие демонстрацией боевой мощи и готовности к началу военных действий. Эксперты всего мира гадали: с кем Россия собирается воевать? Ответ прост: ни с кем. Пока.
Но именно сегодня на наших глазах идет реформация политической миссии российских вооруженных сил – из миротворческих войск, способных быть гарантом мира в горячей точке, армия превращается в мощнейший форпост обороны. Учения, телевизионная картинка которых обошла все мировые телеканалы, должны были показать и показали – Россия воевать может.
Сегодня политические и военные позиции всех без исключения сверхдержав проходят испытания «сирийской проблемой». Этот конфликт, где на стороне оппозиции сегодня воюют наемники со всего мира, имеет достаточный потенциал, чтобы, подобно пламени, перекинуться на весь регион. То, что регион взрывоопасен, Россия знает на примере Северного Кавказа. И что бы кто сегодня ни говорил о «кавказской проблеме» внутри страны, мы знаем: в Чечне уже 13 лет как мир.
Сегодня Россия всеми своими действиями – как на полях военных учений, так и за столом саммитов – показывает всему миру: мы к себе войну не пустим, пожар к нам не перекинется. Кстати, если смотреть на армию через призму ее новой миссии – миротворца и защитника, то и назначение на пост министра обороны Сергея Шойгу как человека, способного создать боеспособную и эффективную структуру, готовую отражать любые удары и решать любые проблемы, выглядит не «спасательным» кадровым решением, а вполне осмысленным и перспективным.
К слову, у армии США за последние годы сложился устойчивый имидж «атакующей силы», скажу жестче – агрессора, решающего за рубежом в том числе и собственные экономические проблемы. После Афганистана, Ливии и Ирака армию США, конечно, боятся. Но не уважают. Российская военная идея, обретающая на наших глазах черты политической концепции, заключается как раз в том, чтобы российскую армию уважал весь мир. И это уже происходит. Где-то там, на берегу североирландского озера, главы «восьмерки» очень внимательно слушали Владимира Путина, который говорил о «сирийской проблеме». И за плечами президента угадывались силуэты российской военной техники.
Конечно, после всего того, что армии России пришлось пережить за последнее время, моментально завоевать мощные позиции от самой «тайги до британских морей» нереально. Но у нас все происходит гораздо быстрее, чем в остальном мире. Они не успеют оглянуться, а мы уже «всех сильней». Так уже было, и не раз. Мы многому научились за последнее время. И после афганской войны Россия ни разу не выступала в роли атакующей стороны. Роль богатыря, сидящего на огромной лошади, обозревающего из-под ладони родные окрестности и одним своим видом заставляющего дрожать «вероятного противника», нам исторически яснее и понятнее.
Западу и Востоку этот образ тоже хорошо знаком и понятен. А это уже политика.
Дарья Гармоненко