К.РЕМЧУКОВ: Здравствуйте.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Продолжаем наш с вами сериал под названием «Оцени работу российского правительства». Здесь уже в честь годовщины начали все раздавать оценки кабинету. Мне интересно, согласитесь вы с такими оценками или нет. Дмитрий Медведев говорит, что если оценивать экономическую составляющую, то ситуация средненькая. Это цитата. «Не происходит ничего сверхдраматичного, но и ничего хорошего не происходит», - говорил как раз он на встрече с журналистами и там про годовщину правительства в том числе. Вот это слово «средненькая» - оно насколько вообще справедливо и из уст премьера правильно?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, я думаю, что оценивать надо по соответствию правде. Не столько, как бы, эстетически или этически стоит ли премьеру так говорить о своей работе. Может быть, сама критика должна кому-то импонировать. Ну, то, что правительство средненькое, совершенно очевидно. Ну, опять, это не для того, чтобы обидеть кого-то. Можно сказать «Выдающиеся люди в правительстве составили средненькое правительство», если это кому-то легче от этого будет. Мы должны судить по результатам. Результаты, с моей точки зрения, за год должны сводиться к понятным вещам для простых людей. Первое. Основные цели правительства, связанные с развитием, с созданием новых рабочих мест, с созданием ощущения как минимум перспективы у России, которая посылает сигнал всем людям, но, прежде всего, молодым, что, оставаясь в России, эти люди смогут самореализоваться, получить высокооплачиваемые рабочие места либо создать свои собственные и жить счастливо, богато и наслаждаться тем, чем можно наслаждаться в XXI веке, живя в России как современном государстве.
С моей точки зрения, ни одного внятного сигнала этой направленности за год мы не получили. И поэтому для меня по-прежнему абсолютно непонятно... Не понятна, как бы, и стратегия по созданию долгосрочных предпосылок экономического роста. Но мы не однократно об этом говорили: есть краткосрочные стимулы и есть долгосрочные. Долгосрочный для предпринимателя, для человека, который рискует своим капиталом, заключается в том, что, независимо от того, какой курс доллара сегодня, какая конъюнктура цен на нефть, вот, что будет через 5 лет, через 7 лет, вот, какие вещи должны подсказать мне, что я вкладываю деньги вот сюда и, скорее всего, эти деньги не пропадут, если я буду нормально работать? Вот, долгосрочных предпосылок роста нет.
И есть вещь более, как бы, психологически тонкая и для меня необъяснимая пока. Но я обещаю, я буду продолжать думать на эту тему. Она состоит в следующем. Вот, я рефлексирую по поводу своей жизни, юности, молодости. Хочу сказать, что всегда в жизни я жил неплохо, я был энергичным, студентом, аспирантом, очень рано, в 22 года уехал за границу, что было редкостью, в 1976-77 годах. Приехал, купил квартиру в Ясенево, был в аспирантуре, были деньги, чтобы одевать жену, ребенка. Но всегда жили от зарплаты до зарплаты, вот, после того, как таким разовым куском заработаешь.
Но было ощущение того, что будущее очень хорошее будет обязательно. И, вроде бы, анализируя экономику, знали и понимали, какие недостатки советской экономики. Но не было ощущения, что нужно уезжать из страны, что эта страна тупиковая.
Сейчас я могу сказать, что с экономической точки зрения по показателям доходов на душу населения, обеспеченности объектами социальной, производственной инфраструктуры, по образу жизни, количеству ресторанов, возможности и количеству людей, выезжающих за границу, потребления никогда российское общество не жило так хорошо. Ну, никогда в истории. Ни при Иване Грозном, ни при Петре Великом, ни при Николае Втором, ни при Ленине, ни при Сталине, Хрущеве, Брежневе, Горбачёве и Ельцине. Ну, никогда не было такого, чтобы на фоне вот этой, как бы, объективной по параметрам нормальной жизни не было такого пессимизма, который фиксирует и социология, и фокус-группы в отношении собственного будущего.
Вот, из чего ткется эта неуверенность в будущем, каких сигналов не получают и молодые люди, среднее поколение и то, что называется «креативный класс», и контркультурный класс, и интернет-люди, и бизнесмены, каких сигналов они не получают или не имеют обозначенных параметров, которые бы позволяли жить так, как надо жить... Нормально. Сейчас кризис. Ничего, сейчас прорвемся, кризис закончится, вот, мы будем делать то-то, то-то, то-то. Вот это, мне кажется, самая серьезная проблема, за которую отвечать должна власть. И президент Путин, и премьер Медведев, раз они работают в связке. Минитандем. Был тандем. Давай назовем это «минитандем», чтобы не путаться с периодом.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Сначала тандем, потом минитандем. Надеюсь, на нас не обидятся.
К.РЕМЧУКОВ: Поэтому, исходя из этих слов, я хочу сказать, что моя оценка средненькая мне кажется неизбыточной и никакой. Средненькая. Ну, вот, может быть, люди бегут от средненькой жизни? Вот это «mediocre», по-английски такое, отвратительное слово. «Как чувак?» - спрашивают девчонки друг друга. «Средненький. Mediocre». И уже, как бы, перспектив никаких никто не видит. Никто не завидует, главное, этой девчонке, которая встретилась с парнем, которого оценила «средненький».
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Все-таки, за этот год можно было ли выделить кого-то из министров как наиболее, не знаю, эффективного, яркого, полезного?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, мне кажется, что, очевидно совершенно, звездами в ранге министров оказались люди, которые по Конституции напрямую подчиняются президенту. Это министр иностранных дел Сергей Лавров и министр обороны Сергей Шойгу. По масштабу работ, которые они осуществляют, мне кажется, они яркие, они укрепили свой авторитет, влияние, пользуются поддержкой элит в своем курсе. И вот эти люди... Но еще раз говорю, эти люди по Конституции напрямую подчинены Владимиру Владимировичу Путину, не Дмитрию Анатольевичу Медведеву.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть здесь нельзя никакую заслугу премьеру приписать?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, они – министры, да? Но отчитываются и получают указания от другого человека.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте тогда про президента. Владимир Путин отменил вступление России в 2013 году, вот в этом, в текущем в партнерство «Открытое правительство». Об этом сегодня Дмитрий Песков сообщил. Насколько это вообще важно или не важно, наше участие вот в этом партнерстве «Открытое правительство»?
К.РЕМЧУКОВ: Когда какое-то время назад, года 1,5 назад или, может быть, 2 года назад появилась сама идея Открытого правительства и Медведев встречался с людьми, которые выглядели как министры этого правительства, мне кажется, ничего это правительство не сделало такого, чтобы видеть, что идея реализуется, потому что в тот момент, когда оно создавалось, подсознательно воспринималось словосочетание «Открытое правительство», на котором Медведев сидит в комплексе «Октябрь» где-то там, по-моему, это было на Красном Октябре. И очень демократично общается с людьми. И всем кажется, что это не Открытое правительство, а теневой кабинет, потому что реальным правительством руководит Владимир Путин. Вот этот вот флер того, что сейчас назначит... И я помню, даже была дискуссия, что министром образования нужно назначить Тину Канделаки. Последовал ответ достаточно скоро от Путина, что Тина Канделаки – очень хорошая женщина, но министром быть рановато. То есть вот даже та реакция Путина на такие распространявшиеся слухи, мне кажется, свидетельствует или доказывает, что воспринималось именно серьезно как то, что это альтернативное или теневое правительство.
Я думаю, в тот момент его Владимир Владимирович невзлюбил сильно, а также все люди, которые входят в его команду. И получилось так, что есть Абызов, который в правительстве сидит, его показывают в хронике, министр по делам связи реального правительства с открытым правительством. Ну, вот, Абызов как единственное материально-вещественное доказательство жизни идеи.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну да. Но это же международное партнерство, это же показать, как у нас хорошо.
К.РЕМЧУКОВ: Не. Международное партнерство – это другая история. О ней не говорили, что это является целью. Целью являлось создание правительства. Абызов (вот, мы пытались разобраться), вроде, мне говорят эксперты, делает большую работу, он пробивает предание гласности многие нормативные документы министерств и ведомств, которые граждане не знают. Они не знают, чем руководствуются чиновники для того, чтобы они публиковались в сети. И, вот, такого рода инициативы... Даже если Абызов вот это делает, это уже хорошо. Но говорить о правительстве с какими-то, опять же, ясными целями... Зачем оно нужно, Открытое правительство? Открытое правительство нужно для того, чтобы лучше улавливать сигналы общества. Потому что в тот момент было, как бы, очевидно, что правительство достаточно закрыто, у него отсутствует обратная связь, оно не знает, что волнует людей. Медведев ходил с Twitter’ом. Все участники встреч, люди, причастные к Открытому правительству, ходили с Twitter’ом, они выкладывали в Twitter фотографии со своих заседаний.
А потом, когда Путин стал президентом опять, вроде, последовала команда, что, вот, с заседаний просьба не беспокоить граждан твит-сообщениями, поскольку они несовершенны в своей окончательной точности. И мода на ведение Twitter’а, по крайней мере, публичная – она присуща теперь только одному человеку, Рамзану Кадырову.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Внезапный оказался адепт открытости власти.
К.РЕМЧУКОВ: Да. Все остальные никаких червяков с кремлевских тарелок не фотографируют, не публикуют, никаких мнений по ходу заседания правительства, даже восторженных «Ах, как здорово идет заседание кабинета! Как бойко мы обсуждаем!», ничего такого нет. И, мне кажется, все уловили сигнал Владимира Владимировича Путина, что нечего отвлекаться на Twitter, надо заниматься делом. Тем самым, как бы, показывают, что Twitter – это не дело.
Поэтому, вот, еще раз говорю. Вот, когда отсутствуют материально-вещественные признаки какого-то явления, то эти явления относятся к категории паранормальных. И один популярный канал по воскресеньям показывает много фильмов о паранормальных явлениях, об НЛО, о Йети. Поэтому Открытое правительство, если бы не было Абызова...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Где-то там рядом с Йети.
К.РЕМЧУКОВ: И поэтому вступать в международную организацию такому Йети, мне кажется, не совсем удобно, потому что нечего будет предъявить. Можно опозориться только, потому что начнут вопросы задавать. Ты вступишь в такую организацию, в какую-нибудь европейскую организацию, подпишешь какую-нибудь конвенцию или хартию признаешь, права человека и все, а потом тебе тычет какой-нибудь Европейский суд, что вы нарушаете то, куда вступили. Вот, мы ж не знаем последствий. Ты вступил в эту международную организацию, а там стандарт: каждый месяц все министры должны публиковать то-то, то-то, то-то. Приходит наш посланец сюда и говорит «Слушайте, мы подписали, мы вступили, взяли на себя обязательства. Вы готовы?» Ему говорят «Не, подожди, у нас свой темп». То есть чтобы не ставить себя в неловкое положение, решили на всякий случай погодить.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Константин Ремчуков в программе «Особое мнение». Теперь у меня к вам вопрос как к главному редактору.
К.РЕМЧУКОВ: Ой.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. По журналистской работе сейчас набирает все обороты скандал вокруг журналистки «Комсомольской правды» Ульяны Скойбеды. Сегодня заммэра отказался отвечать на вопрос «КП», объяснив как раз это публикацией в газете. Ну и там некоторые люди уже говорят, что «Мы объявляем бойкот».
Смотрите. Вот, с точки зрения главного редактора если у вас на сайте журналист ваш что-то подобное про абажуры написал, ну, вот, как-то это прошло редактора, ваши действия как главного редактора газеты?
К.РЕМЧУКОВ: Увольнение с выплатой, вот, сколько по закону положено, двухмесячного жалования. А чего разговаривать? Чего с людьми, которые по абажурам тоскуют... Она же говорит, что деды нынешних либералов. Ну, там со всеми издержками меня относят к числу либералов. Я на войне потерял двух дедов. Деда Ивана и деда Степана. Вот один из минусов моей жизни, всей моей судьбы, то, что у меня никогда не было дедушки, потому что они один дед в 1941-м, другой в 1943-м году исчезли в пучине этой войны. А я, вроде как, либеральный. И вот если смотреть на это заявление, то оно оскорбительно по существу. Мои деды жизнь свою отдали, а она жалеет, что надо было бы абажуры из кого-то сделать. Это гадко и подло.
Что касается, если смотреть на эту ситуацию более реалистично, то мне кажется, под именем «либералы» применительно к Гозману, вполне возможно, скрывался эвфемизм «евреи», что еще хуже. И вообще я ощущаю, что в последнее время... Я вижу количество писем, которые в редакцию ко мне приходят, беседую иногда с людьми, которые относятся к консервативному лагерю и радикально-консервативному лагерю в стране. И меня поражает то, что за последние 4 месяца начинает формироваться, как бы, точка зрения, что борьба против Путина выявила некую закономерность. Закономерность сводится к следующему. Что главные люди, которые атакуют Путина так или иначе, евреи, финансируют их евреи и Запад, который, можно сказать, объединенный еврейский центр денег, поскольку все знают, что еврейские банкиры там. И вот эта вот ксенофобия антиеврейская все сильнее и сильнее. Как бы хотят сказать «Нормальный русский человек, не связанный с Западом, он может быть недоволен жизнью. Но он никогда не пойдет на эти безобразные акции, выходки Болотная, Сахарова и все. Неужели, вы не понимаете? Неужели, вы – наивный человек и не понимаете, что за этим стоят деньги?»
Вот, когда мне пишут письма и там такие, подметные письма, но я по стилю вижу, что это научные работники писали в газету. «Уважаемый господин главный редактор. Если вы, действительно, независимая газета...» Все начинают так, не понимая, что письмо сразу должно в урну лететь (я не собираюсь никому доказывать). «Если вы, действительно, вы должны опубликовать это письмо». И достаточно грамотно пишет, но пишет «А вы знаете, что Алексей Навальный встречался в Вашингтоне, Амстердаме с бизнесменом таким-то?» И фамилия у него обязательно еврейская. И когда ты собираешь 16 фактов, впечатлений и информации, ты понимаешь, что какая-то линия начинает выстраиваться. Поэтому я думаю, что не столько либералов нынешних имел автор письма, сколько либералов типа самого Гозмана.
Поэтому у меня даже вопроса нет. Еще раз говорю, есть вещи, о которых даже говорить не стоит. Тут не надо никого ни переубеждать, ни воспитывать. Это бесполезно. Это человек, с моей точки зрения, он не может быть. Да, пусть идет, найдет работу там, где она будет работать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но тенденция, о которой вы говорите, это же, на самом деле, очень страшная штука. Если она сейчас начинает формироваться и будет формироваться активнее и активнее, то вопрос: действительно, ничего не надо делать, не объяснять, не воспитывать? Ну, может быть там, историю поучить, что-нибудь? Нет?
К.РЕМЧУКОВ: Бесполезно. Люди, которые это говорят, они убеждены. Ксенофобия, к сожалению, не нуждается в знании. Ксенофобия – это человеконенавистническое мировоззрение человека, которого ты не можешь просвещать. И общество современное вырабатывает этические нормы элитных групп, которые делают неприличным какие-то вещи. Вот, поскольку у нас общество за последние там 3 десятилетия несколько раз меняло состав элиты, те, которые по статусу являются элитой, то никаких устойчивых представлений о морали, нравственности, о том, что хорошо, что плохо, не выработалось за это время. И поэтому происходит такой произвол.
Невозможно общаться с человеком, который поднимает антисемитскую тему. Ну, просто невозможно. Это просто в приличном обществе это нельзя. Одни взрослые люди, там я не знаю, не должны учить других взрослых людей, что им делать, как им одеваться, что они должны делать. Нет таких. Вот, есть какие-то приличия, которые делают комфортным жизнь всех. Потому что темы воспитания таких людей, мне кажется, они в далеком прошлом, потому что весь XX-й век был большим драматичным кровавым уроком того, что когда появляется Фюрер какой-нибудь, который считает, что все славянские народы неполноценные, мы их уничтожим, а на их землях вы будете жить, а у вас будут эти рабы, ну, мы знаем, чем это закончилось. Мы знаем, что если евреи у нас виноваты во всем, то мы кто такие? Ну, мы продолжим после перерыва. Я вам расскажу.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да. Рост антисемитизма. И, вот, мне не очень понятно, нужно что-то делать или нет, если урок не усвоен?
К.РЕМЧУКОВ: Политические попытки использовать эту тему должны пресекаться по закону. Безусловно. Тут закон должен быть. Потому что, еще раз говорю, я не верю в то, что людей с ксенофобской ментальностью можно в результате бесед в чем-то переубедить. Здесь должен быть жесткий, строгий закон. Что касается самой идеи вот того, что кто-то обижает, я вот, как бы это, может быть, не по жанру в такой передаче, но я скажу. Потому что это очень важно, может быть, никогда больше и не буду возвращаться к этой теме. Я приехал в Москву в 16,5 лет. Сейчас мне 58,5. 42 года назад 18 июня. Поступил в Университет дружбы народов. И я был без блата. Мои родители работали учителями, директорами школы в небольшом городе в Волгоградской области. И, вот, я по жизни шел сам, учась, живя в этом коллективе, 108 стран было представлено студентами Азии, Африки, Латинской Америки. И 42 года, будучи преимущественно трезвым, умным, читающим, думающим человеком, я могу сказать, что ни разу в жизни ни одна моя неудача в жизни (а они были) не была обусловлена тем, что я – русский и что против меня интриговали либерийцы, евреи, грузины, армяне, американцы и так далее. Никогда. Вот, должна быть статистическая закономерность какая-то, что если я где-то что-то получил не так, это я недоработал, это я недодумал, это я недоучил, это я недоузнал, это я не проявил достаточно жесткости при реализации какого-то курса. Вот, нету ни одного факта. Ну как? Я же живу не в безвоздушном пространстве. Должно было быть, когда я чего-то захотел делать, а у меня не получается. Наоборот: все, что я делаю, у меня получается и, чаще всего, мне помогает вся вот эта международная интернациональная когорта людей, которые люди. И мое знание... Вот, у меня самый лучший студент, самый выдающийся, который произвел... У меня было много людей, которые диссертации защищали, дипломы, магистерские и прочие. Самый лучший был Куписума из Либерии. Уже прошло, может быть, 30 лет как я его учил. Никогда никого с таким теоретическим мышлением, который развивал марксизм применительно к Африке в методологии Маркса, я не встречал. Самый лучший друг в аспирантские годы был пакистанец, там, Шахид Хасан. Просто по-настоящему такой, который последний кусок хлеба, риса, курочки... Он говорил «цыплятка». «Костя, приходи, цыплятка с карри и водочка». И, вот, есть нечего было, приходили, ели цыплятка с карри. И ничего такого. Вот, те, кто еще не сумел себя переубедить... Ну, это надо отвечать. Никогда. Все причины только в нас. Но для меня еще было неприемлемо: да что ж я за дебил такой и лошара, что меня оттесняет кто-то в этой жизни и я не могу его победить, что мои такие неудачи, не та машина у меня, не та квартира. Это меня евреи, там, супостаты отодвинули или армяне, или чеченцы, или дагестанцы. Сейчас новая тема – Кавказ не любят. Там есть проблемы свои, но проблемы есть везде. И задача – работать, понимать, что ты делаешь, любить свою страну, каждый день ходить на работу и улучшать дело на том участке жизни, за который ты отвечаешь. И иметь возможность показывать людям, что ты это делаешь. Вот это программа для того, чтобы люди начинали сами себя уважать. Но когда не получается что-то, то склонность обвинить во всем каких-то мифических кавказцев, евреев, американцев и прочих... Поэтому, возвращаясь к политической компоненте нашего вопроса, я хочу сказать, что если серьезно во власти есть люди, которые думают, что проблема Болотной и Сахарова навеяна финансированием из-за рубежа через НКО, евреев, то это серьезнейшее заблуждение и это самая большая опасность России в будущем. Потому что если Россия не будет развиваться так, как надо... Я вам уже говорил, что я считаю, что XXI-й век создает беспрецедентные возможности для России по пути развития производства, использовать все наши огромные ресурсы. Огромная территория – это туристический кластер. Какой-то Таиланд ничтожный – я вижу фильмы на всех каналах, вот эти National Geographic и всё, посмотрите сокровища Таиланда, Бирмы. Всего людей-то...
У нас Россия бесконечная. Там денег может быть сотни миллиардов от туризма. Но что такое сотни миллиардов долларов от туризма? Это значит дороги, кэмпинги, туристические базы. Просто, вот, территория. Нам ни нефть не нужна, ничего. У нас много воды, у нас много лесов, у нас много земли, на которой можно производить. Но политический режим должен быть таковым, чтобы те, кто может производить, они чувствовали себя защищенным и связывали свою судьбу с будущим России.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Как у нас получилось закольцованно. Вначале вопрос, откуда эта неуверенность в будущем, и сейчас вопрос о том, что люди, которые могут что-то производить, должны чувствовать себя уверенно.
Еще про журналистику хочу с вами поговорить. Общественное телевидение России начало свое вещание. Я видела у вас в Twitter’е даже отзыв. Поподробнее, как вам первые дни работы этого телевидения?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, опять: мы должны, чтобы оценки давать как и с оценкой министров, да? Для чего оно создавалось? Вот, какой смысл? Просто еще один иметь канал в бесконечном количестве каналов, которые спутник ловит? Или какую-то функцию оно должно было выполнять, которую не выполняют существующие каналы? Тогда, когда сама идея зародилась, показалось, что это канал должен делать то, что не делают все существующие каналы, и в этом была миссия. Общественное телевидение – оно не связано ни с властью, оно не связано ни с крупным капиталом, оно начнет рассказывать нам такое, чего те в силу своей связи с этими монстрами, властью и капиталом, не смогут делать.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну и ориентация на регионы еще очень активно.
К.РЕМЧУКОВ: Вчера в 12 часов я нашел. Узнал, что в 12, начал искать. Где-то в 3 часа я приехал домой, начал искать канал, нашел. Сразу попал на фильм про каких-то не то чукчей, не то эскимосов, чум. Вот, как документальное кино советской поры. То есть контент, я понял, не самый дорогой. Сегодня уже более плотно решил новости посмотреть. Новости ничем не отличаются. Даже потом «Москва 24» в сетке информационных каналов на HD НТВ Плюс, «Москва 24» просто смотрится, как будто это студия в Бруклине какая-то, потому что здесь абсолютно слабенький контент, чего-то он говорит. Ничего такого, чего бы не говорили другие каналы – про взрыв в Дагестане, еще что-то.
Потом я посмотрел дискуссию по сельскому хозяйству. Я даже снял фотографию, потому что я такого не видел, чтобы камера... Не лица говорящих голов. По-прежнему говорящие головы. А, вот, она стояла так, что тело рассечено столом напополам, и внизу ноги... Вот, в моем Twitter’е это есть. Ноги всех участников, включая женщин. Они некрасиво скрещены... Вот это непрофессионализм. Как будто ученики... Ну я не знаю как работало так телевидение. И главное, что они говорят все то, что можно включить московский канал. Что такое сельское хозяйство в ВТО? Какие должны быть субсидии? То есть нет ни одной темы, по которой бы я предпочел не смотреть более профессиональных людей и предпочел их. Вот это вот, конечно, меня поразило, это любительство, непрофессионализм, отсталость, допотопность, как будто это начало 60-х годов и первые опыты. Говорящий ящик, там можно смотреть еще и, вот, что-то будет, и люди никто не знает. И, вот, мистический как в «Москва слезам не верит» смысл, что скоро ничего не будет – будет одно телевидение. Вот это вот из этой эпохи.
Поэтому посмотрим контент. Надо дать, конечно, возможность им. Но я все равно, поскольку публично никто не сказал, чем оно должно отличаться от Первого канала до «Дождя». Потому что нравится тебе или не нравится тот или иной канал, я понимаю философию, я понимаю, почему ТНТ смотрят там в любом... Вот сегодня с Андреем Малаховым были там на одном мероприятии. Он мне говорит «Слушай, это было на Пасху. У себя в Мурманске куда ни приду, во всех домах включен ТНТ». То есть мы понимаем, контент «Реальных пацанов», Камеди Клаба умный, не умный, но они точно понимают свою аудиторию.
Телеканал «Дождь». Я когда-то писал в Twitter’е, что это не смыслообразующий канал, а стилеобразующий. Вот, есть группа людей хипстерского толка, для которых очень важен стиль. Прекрасно. То есть мне он не нужен, потому что там если я смысла не нахожу, я его не смотрю. Но ребята, для которых очень важен стиль, очень важно ощущение, что ты не один в Москве и что мы принадлежим к одной группе людей и вот такая стилистическая особенность подачи материала, абсолютно я понимаю эту нишу, я понимаю этих людей.
Вот, что за ниша у нашего Общественного телевидения? Кто его финансирует? Его же государство финансирует. А если государство финансирует, то какое оно общественное?
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Просто говорит гендиректор ОТР, что очень важно и ориентировано, собственно, на аудиторию старше 25 лет, проживающую в регионах. Чем, по-вашему, можно регионы-то все объединить, заинтересовать?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, я за них не буду думать...
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Фильмом про чум?
К.РЕМЧУКОВ: Я бы мог вам сказать, но тогда бы я бы объяснил, что нужно. Тогда надо выделить общее вот у этой аудитории и то, чего эта аудитория не получает, как бы, от существующих каналов. Еще раз говорю, они пришли не на пустое место. На кнопке у тебя 160 или 170 каналов, можешь смотреть хоть про крокодилов, хоть про вулканы, хоть спорт, хоть новости, хоть документальное кино. Там «24 ДОК» - великолепный канал, такие фильмы иногда. Посмотрел «День шахтера». Кстати, всем рекомендую найти документальное кино «День шахтера». Это сумасшедшее. Просто наши дни, камера снимает людей в шахтерском городке, как они живут. Вот это я понимаю. А здесь я пока не понимаю. Пока не понимаю, не буду ничего больше говорить.
Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Хорошо. Я тогда не буду пока больше спрашивать про Общественное телевидение. Спасибо большое. В программе «Особое мнение» сегодня выступал Константин Ремчуков. Всем счастливо.
К.РЕМЧУКОВ: Спасибо вам.
Василий Матвеев 
