Владимир Легойда
Фото Reuters
Пословица, напоминающая, что не следует ходить со своим уставом в чужой монастырь, потому, видимо, настолько укоренена в сознании жителей многонациональной России, что отражает архетип россиянина. Ведь и известная история с кощунственной акцией в храме Христа Спасителя вызвала споры лишь относительно суровости наказания, практически никто не симпатизировал непристойным танцам перед алтарем. Между прочим, «панк-группе» грозил за хулиганство больший максимальный срок, чем тот, который является предельным согласно предлагаемым поправкам к закону. Сейчас это три года лишения свободы – столько же, сколько предусмотрено Уголовным кодексом за осквернение могил и тел умерших.
Несколько слов о критике понятия «чувства верующих» – за отсутствие правовой определенности. Но ведь и в вышеупомянутой статье об осквернении могил отнюдь не тело умершего подлежит защите – иначе патологоанатомы и трансплантологи отправились бы за решетку наравне с расхитителями могил. Защищая могилы, закон защищает наши чувства, нашу любовь и уважение к тем, кого с нами больше нет. И ничего противоестественного или неопределенного для правовой системы здесь нет.
Звучат голоса, что теперь верующие будут пытаться искать угрозу своим чувствам везде, где только можно. Например, как сказал один известный полемист, могут найтись верующие, которых оскорбит крестовина в раковине. Конечно, нельзя исключить злоупотребление правами, но ведь прокуратура и суд живут не в интеллектуальном вакууме. Закон не запрещает выслушивать мнения экспертов по религиозным вопросам. Например, в одном из европейских государств неверующий человек пытался доказать, что его права будут нарушены фактом захоронения его тела на кладбище, где множество крестов. Но разве из-за одного чудака следует игнорировать чувства всех людей?
Дискуссия о защите чувств верующих иногда исходит из того, что правовая определенность – это некий догмат. Но ведь нельзя все прописать в законе и обеспечить единообразие его применения во всем мире. Простейший пример – право на жизнь закреплено и уважается и в США, и в Норвегии. Только вот какой нюанс: Брейвик сейчас сидит на мягком диване в комфортной камере, жалуясь на недостаток фруктов, а в США мог бы сесть и на электрический стул. Не знаю, какое наказание изберет французское правосудие для движения Femen, устроившего шоу в NotreDamedeParis, но даже если им дадут меньше двух лет, вряд ли это будет означать, что в России нет свободы творческого самовыражения, а во Франции – есть.
Кстати сказать, исторический контекст защиты прав сам по себе очень важен. Например, одно дело – нарисовать свастику себе на майке и прогуляться по Бродвею. Не исключаю, что и внимания особого не обратят. Другое дело – пройтись в той же майке по Освенциму. Поэтому в России, где земля полита кровью мучеников за веру, просто нельзя себя вести подобно комсомольцам в 1937 году. Если мы не хотим, чтобы то время вновь повторилось. Сегодня кто-то пилит крест, стоящий на улице, а завтра ему не понравится крестик на шее проходящего мимо человека…
И еще один важный момент: вряд ли кто-то из верующих людей желает, чтобы по такому закону посадили как можно больше людей или вообще кого бы то ни было. В том числе и потому, что любой такой случай – это свидетельство не только нарушения закона, но и ненавистного отношения к вере, которая призвана не ожесточать, а преображать духовный и нравственный мир людей. А верующие всегда против ненависти. Это, действительно, печально, когда в обществе есть люди, для которых чувства окружающих, в том числе и неверующих, – средство для творческого самовыражения или, того хуже, просто приобретения известности. Все это так. Но ничем не лучше создание атмосферы безнаказанности, возможности издеваться над тем, что дорого миллионам людей.
Подлинная свобода слова, в том числе свобода критиковать богословские концепции людей иных вер, – это то, что для Русской Церкви так же важно, как защита святыни. Ведь христиане не раз кровью платили за свое право открыто исповедовать Христа, но это право в богословской традиции никогда не предполагало насмешки и издевательства над людьми иных убеждений, в том числе неверующих.
Дарья Гармоненко