О.ЖУРАВЛЁВА: Добрый вечер. Это программа «Особое мнение», меня зовут Ольга Журавлёва, особое мнение сегодня высказывает традиционно главный редактор «Независимой газеты» Константин Ремчуков. Здравствуйте, Константин Вадимович.
К.РЕМЧУКОВ: Добрый вечер.
О.ЖУРАВЛЁВА: Есть такой прямо вот очень личный вопрос от Людмилы из Тюмени: «Константин Вадимович, очень разочарована вашим переходом из Большого театра в Анжи. Все олигархи содержат футбольные клубы. Вам некомфортно быть белой вороной?» Ну, я понимаю, что вы сначала на пуантах выступали, а теперь в бутсах. А на самом деле вы перешли из Большого театра в Анжи?
К.РЕМЧУКОВ: Вот, Оль, я даже не ожидал, что вы будете вопросы, которые...
О.ЖУРАВЛЁВА: Это сюрприз.
К.РЕМЧУКОВ: ...которые не предполагают точного ответа.
О.ЖУРАВЛЁВА: Ну как-нибудь сформулируйте.
К.РЕМЧУКОВ: Ну как? Я же... Я остаюсь членом исполкома попечительского совета Большого театра и я – председатель Совета директоров футбольного клуба Анжи. Я – член попечительского совета МГИМО. У меня есть такие функции – образовательная, Большой театр многие годы. Я лет 9 был председателем исполкома попечительского совета, последние 2 года просто член этого совета. Ну, такие увлечения. Мы много помогаем.
О.ЖУРАВЛЁВА: Ну, увлечение Анжи вы не отрицаете? Вы и Анжи тут увлечены?
К.РЕМЧУКОВ: Вы знаете, чего тут отрицать, если я – председатель Совета директоров. Как можно это отрицать?
О.ЖУРАВЛЁВА: Да. Трудно скрыть. Ну понятно. В общем, вы не чувствуете себя ни белой вороной, ни серой, ни полосатой.
К.РЕМЧУКОВ: Не, просто когда такие вопросы, это же человек сам с собой говорит. Она не выделяет крупными буквами? Я обратил внимание, я прочитал текст психиатра, который говорит, что отличительной особенностью латентных форм шизофрении является выделение вопросов...
О.ЖУРАВЛЁВА: Вообще зачем Людмилу обижаете? Она просто не разобралась.
К.РЕМЧУКОВ: Я не про Людмилу, я вообще. Вот, когда человек выделяет вопрос «Вы – негодяй, вы – подонок», то можно не отвечать на такой вопрос, потому что все признаки в шрифте выражены.
О.ЖУРАВЛЁВА: Вы знаете, судя по шрифту, все вопросы от абсолютно здоровых людей. Я вас хочу успокоить. Единственное, что большими буквами написано слово «ВЦИОМ», но я считаю, что здесь оно оправдано.
К.РЕМЧУКОВ: А вы когда такой вопрос задаете, вы чего хотите услышать? Мне просто интересно. Наша беседа...
О.ЖУРАВЛЁВА: Мне хочется услышать следующее. Вы готовы говорить о Большом театре, потому что есть тема и есть вопросы, и вы, как бы, продолжаете любить Большой театр.
К.РЕМЧУКОВ: Хорошо.
О.ЖУРАВЛЁВА: «По поводу чрезвычайного события в Большом театре комментарии дает преимущественно Волочкова и Таранда, персонажи, имеющие неоднозначную репутацию, - пишет нам один из наших слушателей Франкофил. – А что думаете вы, член исполнительного комитета попечительского совета?» Есть ли у вас особое мнение по этой ситуации?
К.РЕМЧУКОВ: Кстати, я согласен с этим вопросом, потому что, действительно, люди, которые сейчас не имеют отношения к Большому театру, а некоторые вообще мимолетное отношение имели к Большому театру, являются в мире комментариев главными ньюсмейкерами. Поэтому здесь я вижу, прежде всего, как это ни грустно, слабость работы по налаживанию взаимоотношений с обществом самого Большого театра. Невозможно, особенно в критических ситуациях, таких, какие случились в связи с нападением на Филина, худрука балета Большого театра, отдавать вот это информационное поле людям, которые в течение многих лет являются, как бы, борцами с этим самым Большим театром, с его руководством.
О.ЖУРАВЛЁВА: Ну, конечно. Они в интригах варились и им, вроде как, виднее.
К.РЕМЧУКОВ: Ну вот еще раз говорю, если этот человек есть, то должен быть человек от Большого театра, чтобы свою версию дал. Потому что я помню в начале 2000-х годов вдруг, когда объявили о начале реконструкции Большого театра, вдруг начали кошмарить Большой театр и его руководителей за оперу «Дети Розенталя». Великолепная современная опера на музыку Десятникова, либретто Владимира Сорокина. Чего тут только не было – жгли книги, называли этого Сорокина калоедом, были массовые демонстрации.
Приходят депутаты, которые сильно возбудились, в Большой театр, ряд активистов, говорят Иксанову, генеральному директору «Ну? Где деньги?» Он говорит «Какие деньги?» - «Ну, вот этот миллиард на реконструкцию». Он говорит «У нас нет денег» - «Как?» - «Ну, вообще Большой театр не занимается реконструкцией. Как вы можете себе представить, что руководство театра может на миллиард долларов строительных работ?» - «А кто занимается?» - «Это даже не Министерство культуры. Это федеральное агентство, которое тоже не может заниматься, которое создало дирекцию». А дирекция является заказчиком, а исполнителями, субподрядчиками, я помню, там были и московские структуры, по-моему, даже АФК. Я помню, на одном из попечительских советов обсуждалось, что АФК «Система», ей принадлежал Детский мир и что можно сэкономить на разведке грунтового состояния, потому что Детский мир и Большой театр, типа, недалеко. Кто там только не был, но только не Большой театр (руководство). Эти депутаты моментально утратили интерес, раз там нет этих денег, и они исчезли.
Никто не вспоминает ни Десятникова, ни «Детей Розенталя», ни Сорокина, ничего.
О.ЖУРАВЛЁВА: Ну, Десятников остался хорошим композитором.
К.РЕМЧУКОВ: Нет, имеется в виду, что вот этот предмет. Вот, на моей памяти последние 10 лет идет активная борьба с Иксановым за то, чтобы его свалить и заскочить на этот объект. Сначала думали, что можно через строительство. Строительство Путин выделил из компетенции всех и, вот, сказали, там какое-то агентство. Вы не можете это агентство контролировать. А когда говорят «качество ремонта», ну, вот, вы представляете, что вы себе заказываете ремонт. Вот, вы ходите, а вам дирекция заказала и исполнитель делает, но вам что-то не нравится. Ну, очень мало, кто делает в нашей стране что-то хорошо – спутники падают, ракеты не туда летят, поезда не могут сделать, дорог не могут сделать и вдруг хотят, вот, чтобы все из рук валилось, а Большой театр отремонтировали так, как отремонтировали.
Но потом по ходу, когда уже Большой театр начал... Я за последний год смотрел, как Иксанов и, кстати, Филин тот же последовательно проводили работу по улучшению условий для артистов в тех помещениях, которые вызывали неудовлетворенность: холодные полы делают теплыми полами, темные комнаты делают светлыми комнатами, куда репетиция, высокие потолки, низкие. Ну, имеется в виду, это уже нормально: ты въехал в квартиру, а потом начинаешь доделывать на месте.
О.ЖУРАВЛЁВА: Доделки.
К.РЕМЧУКОВ: Но моя, еще раз резюмируя, версия, что все 10 лет идет борьба за то, чтобы войти в Большой театр со стороны. Много желающих людей, потому что, кстати, многие главы государств приходят в Большой театр вместе с руководителями нашей страны, и всем очень нравится этот пост встретить президента или премьера, пожать руку и проводить в царскую ложу.
О.ЖУРАВЛЁВА: Тем не менее, вы можете резюмировать так, что дело Филина – это дело, связанное с его профессиональной деятельностью? То есть это не личная драма, не какие-то там сторонние бандиты. Вы считаете, что это имеет отношение к Большому?
К.РЕМЧУКОВ: Я не могу этого сказать, потому что я не следователь и я не знаю.
О.ЖУРАВЛЁВА: Личное ощущение.
К.РЕМЧУКОВ: Я рассказываю одну из возможных версий.
О.ЖУРАВЛЁВА: Вы – человек, как это сказать, не только информированный, но и любознательный. Про Большой театр у вас там своя история. Вот, вам задают такой вопрос. Может быть, вы и об этом тоже знаете? «Почему я вообще должен знать о существовании какого-то там Деда Хасана?» - спрашивает радиослушатель. На самом деле, есть вопросы гораздо более тонкие, я бы сказала. Ньюлайф пишет: «Как вы думаете, почему Песков, комментируя фото Путина с Усачевым, назвал Деда Хасана панибратски «Это не Аслан»? Это он оговорился?» А у вас есть какие-то сведения на этот счет?
К.РЕМЧУКОВ: Мне кажется, очень слабая гипотеза, что он оговорился. Он же, действительно, не Аслан, тот чувак. Во-первых, это правда, из уст пресс-секретаря президента правда исходит. Я общую тональность последних дней ощущаю следующим образом, что люди фальшиво, я считаю, фальшиво достаточно возмущаются, почему так много внимания Деду Хасану, как будто это национальный герой его хоронят. Но когда криминальный авторитет такого масштаба или, как утверждают правоохранительные органы, или те, кто знают, что он криминальный именно авторитет, убивается, его убивают, то всегда это первые полосы газет. Тот, кто любит смотреть документальное кино о борьбе ФБР с американской преступностью (а они целые циклы такие делают, начиная с 20-х годов), то это всегда первые полосы «The New York Times», «The Los Angeles Times», «The Washington Post», если кого-то арестовывают, кого-то убивают, какой переде будет собственности в этой борьбе. Это нормально.
Еще более нормальным является этот интерес, может быть, сознательный, может быть, не на основе знания, а на основе интуитивного ощущения, что криминал играет серьезную роль в нашей жизни. Вот, мне кажется, многие люди могли и не знать про этого Деда Хасана, но они чувствуют. И вот здесь начинаются серьезные проблемы, как бы, нашей жизни, потому что это вещи, которые нельзя легко решить, мне так кажется, потому что они связаны со сложившейся социально-политической структурой российского общества.
Вот, все фильмы моего детства и юности, связанные с политическим детективом или с детективом социально-экономическо-политическим, там, «Три дня Кондора», например, с Робертом Редфордом, например, весь смысл героя, который в тяжелейших условиях владеет какой-то информацией о криминальных связях, - добежать до кого-то из власти или правоохранителей и успеть передать кассету, бумагу, записку и всё, на этом фильм заканчивается, все понимают: добро теперь победит зло.
Вот, нынешнее состояние нашей жизни, мне кажется, не позволяет рассчитывать на то, что если кассета, диск, флешка или бумага с какой-то разоблачительной информацией окажется в руках высших правоохранителей и властителей, то за этим начнет развертываться борьба с теми преступниками, которых разоблачают.
О.ЖУРАВЛЁВА: Что фильм на этом закончится счастливо.
К.РЕМЧУКОВ: Да. Вот это, мне кажется, очень важное изменение.
О.ЖУРАВЛЁВА: Но есть же еще и такая, вполне бытовая реакция простого человека, который говорит «Позвольте, товарищи. Вот, нам показывают по телевидению, прикрываясь или не прикрываясь, идут преступники, которых даже официальные представители МВД называют там ворами или кем-то еще. Почему они ходят по улицам под охраной, я не знаю там, каких-то сил МВД? Что это такое?» Почему это нельзя как-то в рамочки поставить?
К.РЕМЧУКОВ: Именно потому, что всё вот это выросло из состояния... Не так, что вы сейчас десантировались с планеты Марс, смотрите на все это дело и вот эти люди, которые задают вопросы, говорят «Слушайте, что это такое?» А вот такое. Это вот такое, потому что у нас общество сложное, противоречивое. И одно дело, возмущаться, а другое дело, реально модернизировать страну.
Вы знаете, по-моему, Ольга, мы с вами говорили несколько месяцев назад, я читал книгу «Аристономия» Акунина(Чхартишвили). И когда из книги выводишь хотя бы одну мысль для себя ценную, я считаю, что не зря потрачено время. Вот, Акунин задается вопросом, когда жизнь в стране станет более-менее приличной, нормальной и мы ощутим этот комфорт? И он выдвигает гипотезу. Когда критическая масса людей, определяющих определенными чертами характера, станет именно критически значимой для того, чтобы предопределять всё, ценности и жизни.
И он выделяет следующие черты. При этом он доказывает, что ни одна из этих черт не может быть изъята (вот, есть 6, а 7-й не будет и это будет аристоном). И вот черты следующие. Первое. Человек должен демонстрировать потребность и способность все время развиваться. Нормально. Потому что если человек не развивается, он утрачивает определенную притягательность. Вторая черта, это самоуважение.
О.ЖУРАВЛЁВА: Чувство собственного достоинства?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, он называет это «самоуважение». Третья черта – это ответственность. Потому что очень много людей очень самоуважающих себя, развивающихся, но они ужасно безответственны. Третья черта – это мужество. Оказывается, очень важная черта (мужество). Потом идет выдержка. Вот, человек, не сдержанный на язык, на эмоции, который готов любого тут же в чем-то обвинить, схватить, выкинуть. Потом идет черта «Уважение к другим». Очень важно. Оно включает в себя и презумпцию невиновности, и уважение личности этого человека, даже своего политического противника. И, наконец, седьмая черта – он ее называет «импатия», то есть способность сочувствовать другому человеку или встать в положение другого человека.
Вот, это очень серьезный набор качеств, которые выдвигает Акунин. И мне кажется, это очень серьезная постановка вопроса. Вот, если представить себе, что власть вот от этих переходит к другим, но другие не обладают этими чертами, то перемена вот этой палочки регулирующей из одних рук в другие не меняет качество жизни большинства страны. И когда происходит изменение милиции в полицию, названия, формы, экипировки, но не происходят внутренние вот эти черты тех людей, для которых долгом является борьба с криминалом... Но при этом этот криминал интегрирован в различные властные структуры сверху донизу как в региональном, так и в отраслевом разрезе нашей родины, то легкое замечание «Чего вот эти люди прикрылись рукой, идут на кладбище, все знают, что они – преступники, а мы их не берем?» - оно не работает, потому что для этого должен быть конкретный человек. Кто этот, вот, Сидоров Иван Иванович достанет револьвер, подойдет к какому-то гражданину, скажет «Ты, бандюган, пойдем». А как он подтвердит? Это же дело, ну, условно говоря, развалится при нынешнем качестве следствия. Этот нехороший человек расколется...
О.ЖУРАВЛЁВА: И при нынешнем качестве МВД. Собирать доказательства же кто-то должен, правда?
К.РЕМЧУКОВ: Да. Оперативные службы. Поэтому, вот, первый наскок на реформу МВД оказался малорезультативным, поскольку мы после стрельбы майора Евсюкова получили бутылку шампанского в Казани.
О.ЖУРАВЛЁВА: Узнали об этом.
К.РЕМЧУКОВ: Узнали об этом. Сейчас мы встречались с министром с Алексеем Алексеевичем Венедиктовым, спрашиваем «Ну, чего?» Он говорит... Ну, начинает меняться, потому что когда говорит «Нужно отбирать новых людей...» Откуда их отбирать, если один человек или нехватка человек?
Вот сейчас в среднем 2 человека на место начинается конкурс, появляется возможность выбирать, а в 6 или 7 регионах – 9 человек на место. То есть люди уже хотят. Там и финансовый фактор, и увеличение престижа. Но с чего-то начинать надо.
Вот, опять, это сложная вещь, да? Хочется, чтобы издали указ и все вдруг забегали как в кино. Нет, не получается – растрачены профессиональные кадры. Любое преступление – абсолютно одинаковое должно быть у следователя или оперативника к нему подход, что украли 10 копеек, что бандит и так далее. На одного оперативника, я так понимаю, порядка 36 дел. Он не может качественно работать. Значит, надо что-то разгрузить и, я так понимаю, планируется законодательная работа, чтобы поставить более высокие пороги, за что будут уголовно преследоваться, за что будут административно наказываться, где будет регулироваться.
То есть работы невпроворот, на самом деле, только в ведомстве. Ну, а когда это ведомство выходит в общество, а общество не обладает достаточным количеством аристономов, то, уверяю вас, вот эти как раз полицейские могут столкнуться, если это будет разноскоростной процесс изменения качеств, могут столкнуться с серьезным непониманием как раз: «Чувак, ты что делаешь?»
О.ЖУРАВЛЁВА: А как вы себе представляете идеального аристонома со всеми необходимыми качествами, когда он встает перед такой проблемой, перед которой сейчас встали люди, ну, не только в Петербурге, а вообще люди многие встали перед этой проблемой. Существует больница, которую все очень хвалят, где есть уникальное детское отделение, где есть масса всего, там, спонсоры помогали, ну, сложившаяся вполне вещь. Вдруг выясняется, что нет, эту больницу сейчас быстренько раскидаем, потому что судьям, оказывается, нужно отдельное медицинское учреждение. А так как они переезжают в Питер, то это помещение должно быть здесь. Идеальный аристоном, ну, наверное, подписывает какие-то бумаги, ходит на приемы и так далее. Менее идеальный и не аристоном – он, наверное, обращается в какой-то момент уже в панике к тем же бандитам, говорит «Ребята, ну, сделайте что-нибудь, потому что невозможно». Можно уже обратиться к кому угодно, потому что страшно и кажется, что именно эту ситуацию надо как-то довести до нужного...
К.РЕМЧУКОВ: То есть вы допускаете возможность обращения к бандитам?
О.ЖУРАВЛЁВА: Я для себя нет. Но я понимаю, что если кто-то сделает, я вряд ли смогу его осудить.
К.РЕМЧУКОВ: Проблема, Ольга... С этой больницей вопиющая история.
О.ЖУРАВЛЁВА: А многие, ведь, и не знали, что у нас судьи отдельно лечатся.
К.РЕМЧУКОВ: Ну, у нас, по-моему, все отдельно лечатся.
О.ЖУРАВЛЁВА: Я в метро прочитала объявление, что приглашают работать в отделы милиции по метрополитену. Там написано, что обеспечивается бесплатное медицинское обслуживание. А у нас, разве, не у всех бесплатное медицинское обслуживание?
К.РЕМЧУКОВ: Не знаю. Я к врачам не хожу. А если хожу, то я плачу сам.
О.ЖУРАВЛЁВА: Вы – здоровенький.
К.РЕМЧУКОВ: Давно. У меня нет даже страхового полиса, если честно.
О.ЖУРАВЛЁВА: Ну, понятно.
К.РЕМЧУКОВ: Но просто еще раз говорю, я не могу говорить... Ну, конечно, наверное, это есть фактор. Здоровье – это же фактор. Если милиционера на транспорте будут бить, он еще должен сам будет платить за свою медицину...
О.ЖУРАВЛЁВА: А почему бы не пойти ему в районную поликлинику или больницу как всем остальным людям?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, вы же его не набираете на работу. Вот, вы если будете кого-то набирать, вы ему скажете «Пойдешь как все остальные». А метрополитен хочет, чтобы к нему пришли люди заинтересованные.
О.ЖУРАВЛЁВА: И с судьями та же история?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, с судьями, мне кажется, это просто ранг этих людей таков, что если мы копнем ранги аналогичные в других ведомствах, то мы выясним, что у них у всех свои ведомственные поликлиники. Я думаю, что дело в том, что, начиная с какого-то уровня, эти люди не ходят в районные поликлиники. Как при советской власти. Четвертое управление.
О.ЖУРАВЛЁВА: А как они могут решать какие-то вопросы?
К.РЕМЧУКОВ: Я не знаю, сейчас какое управление? Наверное, такое же?
О.ЖУРАВЛЁВА: Ну, бывшее четвертое.
К.РЕМЧУКОВ: Бывшее четвертое. Я думаю, что номенклатура по-прежнему лечится усилиями бывшего четвертого управления.
О.ЖУРАВЛЁВА: Это справедливо? С этим можно что-то сделать?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, Ельцин поднялся на этом, я помню. Он политический набрал вес, когда сказал, что он все санатории ЦК КПСС и все поликлиники отдаст детям и детским домам, и превратит все санатории в пионерские лагеря. И люди поверили ему. Борьба с привилегиями. Он поехал на общественном транспорте – и люди еще больше поверили.
О.ЖУРАВЛЁВА: Да мы помним эту прекрасную историю.
К.РЕМЧУКОВ: Не, ну вот вы говорите. Ну, было же. Это цикличность истории. Ровно четверть века назад. Сегодня 2013-й год, это 1988-й, 1987-й. Ну что вы? Четверть, цикл. Новое поколение выросло, им требуются новые герои, которые будут обещать то же самое.
О.ЖУРАВЛЁВА: И никогда ничего не будет?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, гипотеза о том, что в России всегда всё крутится по какому-то заколдованному кругу, существует. Но я не так пессимистичен.
О.ЖУРАВЛЁВА: «Сам факт возникновения подобного вопроса о больнице говорит об очень многом», - считает Илья. Ну, да, на самом деле, о многом говорит. Вот прямо быстро-быстро Ирина написала: «Плз, спросите про гибель Долматова». Вот тоже таинственная история, честно скажу. Очень сложная. Ничего непонятно. Сегодня появилась информация о том, что мать погибшего обратилась к королеве Беатрикс с просьбой как-то, ну, что-то хотя бы сообщить, как это произошло. Вы видите здесь какую-то более-менее складную картину?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, опять, я же на основе только той информации, которая есть, могу делать определенные умозаключения. Значит, какие вещи для меня, мне кажется, являются бесспорными, от чего можно отталкиваться? Первое, против Долматова не было возбуждено уголовного дела в Москве. Первое. Второе, судья голландский на этом основании, что против него не было возбуждено уголовного дела, отказала ему в политическом убежище.
Был обыск проведен. Реакция человека на обыск оказалась такая, что надо убежать. Но уголовное дело не завели и он оказался в вакууме. Он, как бы, ушел туда, а оснований-то нет. Другие люди, у которых проводили обыск в те же дни, мы помним, это Илья Яшин и Собчак, от родителей их, от Немцова, от Навального, Удальцова и всех никто не убежал. Значит, есть разные устройства психики. Одно устройство психики более устойчивое и политически более зрелое: у тебя проводят обыски, тебя вызывают на допросы, ты ходишь, но ты держишься, работаешь.
О.ЖУРАВЛЁВА: Но потом в интернете пишешь, как это было.
К.РЕМЧУКОВ: Есть много людей, которые подсоединились к этому протестному движению, не осознавая, что идет борьба по-взрослому, на вынос. То есть политика – самый жесткий вид единоборств в Российской Федерации, вполне возможно, и во многих других странах. И вот эти люди неподготовленные – это, прежде всего, психика не тренированная. Атлетически тренированная психика важна всем людям, чтобы выдерживать невзгоды. Если психика не тренированная, то люди являются заложниками любых настроений, любых страхов, включая ночные. Вот, он рисуется человеком с нетренированной психикой, который не подготовился к этой политической борьбе и он не выдержал первого же обыска, потому что ему показалось, что сейчас его закроют и там будут пытать.
Второй блок вопросов, связанных с этим, он не такой, как бы, осудительный в отношении него, потому что я за последние 10 лет... Ну, многих людей я знал, за многими просто следил через СМИ. Бизнесмены, в адрес которых открывали уголовные дела в России, они в этот момент оказывались за границей. Практически все бизнесмены эти (ну, я не беру Березовского, этот масштаб) через 2-3-4 года закрывали уголовные дела здесь в России. То есть их адвокаты работали, ходили к следователям, доказывали. И вдруг выяснялось, что никакого состава преступления нет.
Я не знаю силы аргументов этих людей, но я знаю, что 9/10 из тех, против кого возбуждали уголовное дело и они оказывались в Англии, они все вернулись сюда сейчас, потому что дела закрыты.
О.ЖУРАВЛЁВА: Но пока велись дела, они были там.
К.РЕМЧУКОВ: Они были там. И я не знаю ни одного случая, когда человека закрывали, делали обвинение и следователи признавали, что они его зря закрыли. То есть, есть некая закономерность, что если ты не здесь, то есть тебя нельзя физически здесь давить, то, скорее всего, адвокаты тебя отобьют. Если ты здесь, шансов нет: у тебя могут быть самые звездные адвокаты со всего мира, никто тебя не отобьет, потому что следствие никогда не признает ошибок и никто никогда тебя не вытащит.
Поэтому вот этот позыв, я не знаю, если бы он руководствовался этим, я могу понять, почему Долматов уехал. Потому что если он там, то тут есть еще возможность как-то бороться. Если ты здесь, мы видим, что люди по Болотному делу сидят, вызывают их на допросы... У нас там журналист есть Лёша Горбачёв, он связывается с ними все время как-то через родственников и так далее. Месяцами людей не возят ни на какие допросы. Холодно, окон нет. Я помню даже, там, собирали деньги на теплые вещи им в камеры (просто холодно было).
И вот эти 2 вещи по Долматову. Первое, конечно, он выглядит не очень зрелым политическим бойцом. Вышел, психика хрупкая, такой драматический исход. Второе, не уходить и говорить «Ну-ка, оставайся здесь и принимай все тяготы судьбы, в том числе политической» я тоже не могу, потому что кто я такой, чтобы людей в нашу систему судопроизводства направлять и говорить «Ничего-ничего, справедливость восторжествует когда-нибудь». Тем более, известны случаи, когда не доживает человек до решения суда, а просто умирает.
О.ЖУРАВЛЁВА: Ну, Илья из Петербурга напоминает о том, что, все-таки, Долматов был секретоноситель, сотрудник достаточно серьезного учреждения.
К.РЕМЧУКОВ: И что? Что это меняет здесь? Уехал-то он из страны не потому, что он – секретноситель. Так совпало.
О.ЖУРАВЛЁВА: Да. Но, возможно, это совпадение тоже сыграло какую-то роль.
К.РЕМЧУКОВ: Не думаю. Я думаю, что все дело в психике.
О.ЖУРАВЛЁВА: Ну, наверное, да. «Не надо унижать людей из протестного движения», - вот как к вам обращаются. «На самом деле, все люди разные, не важно, из какого они движения. Если бы они не уехали в Англию, они были бы в СИЗО и неизвестно, что с ними б было». Владимир, собственно, это Константин нам только что и сказал, если вы не разобрали.
Есть еще одна тема, которая тоже так... У нас почти все темы связаны с криминалом так или иначе, у нас все туда – либо суды, либо полиция, либо бандиты, либо заключенные той или иной степени тяжести. Петруччо очень волнует тема Министерства обороны – он не оставляет ее. Все ждут, сядет, не сядет? Уже не сядет, уже точно не сядет Сердюков, а если сядет, то кто, а если никто не сядет, то почему. «Ежели в святая святых происходят такие беспредельные вещи как то миллиарды, 13 комнат, килограммы ювелирки и так далее, то что можно допустить в прочих министерствах и ведомствах? Вообще караул?» Вот как выглядит скандал в Минобороны глазами господина Петруччо. Как вам кажется, не жалеют ли некоторые люди о том, что именно Минобороны стало вот этой вот целью борьбы с коррупцией?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, мне приходилось уже свою версию выдвигать, что там 2 линии просматривались. Первая линия – это недовольство генералитета курсом реформ, который проводил Сердюков и в котором ему оказывал всяческую поддержку Путин. Вторая линия связана, я так понимаю, с личными мотивами, с тем, что Сердюков был супругом дочери Зубкова и, якобы, он ушел от дочери Зубкова и, якобы, его... Даже не знаю, как сказать, чтобы не обидеть. Новой женщиной, которой он выказывает внимание, оказалась гражданка Васильева. И, якобы, это могло послужить тем, что Зубков, используя свой ресурс финансового разведчика, связанного со спецслужбами, решил таким образом отомстить неразумному Сердюкову, который забыл, кто его...
О.ЖУРАВЛЁВА: Но вам самому-то это кажется вообще серьезно? Это же взрослые дяди.
К.РЕМЧУКОВ: Оля, мотивы такого рода являются намного более серьезными, чем мотивы государственной целесообразности в жизни.
О.ЖУРАВЛЁВА: Вот это и пугает. Потому что если государственная целесообразность в Министерстве обороны не работает...
К.РЕМЧУКОВ: Какая вы пугливая прямо. Никого ничего не пугает.
О.ЖУРАВЛЁВА: У них же ядерная кнопка, почему и пугает.
К.РЕМЧУКОВ: Ну, ядерная кнопка – это... Знаете, ядерная кнопка – ты нажал, а она может быть занята.
Поэтому из-за того, что Путин был политической, как сейчас принято говорить, крышей Сердюкова при проведении реформ, то я думаю, что Сердюков не сядет.
О.ЖУРАВЛЁВА: Многие так думают. Уже просто очень-очень многие так думают, что надежды всего бывшего советского народа не оправдаются. Хотя, конечно, мечта, чтобы хоть какого-нибудь министра посадили, очень бы порадовала. И я думаю, что рейтинги бы очень поднялись.
К.РЕМЧУКОВ: Ну, вы же видите, что 76% россиян поддерживают линию не отдавать детей американцам. Многие-многие порадуются...
О.ЖУРАВЛЁВА: А почему, как вы думаете, они это делают?
К.РЕМЧУКОВ: По той же причине, что многие-многие порадуются, что кого-нибудь в тюрьму посадят. Если радости сводятся к тому, чтобы кому-нибудь чего-то не дать, сел в тюрьму, кому-то не дать и всё, то это радости первого уровня существенности, близкие к естественным.
О.ЖУРАВЛЁВА: Ну, если радость состоит в том, что человек, который украл, вернет то, что украл, и сядет в тюрьму, это не так плохо.
К.РЕМЧУКОВ: Для этого, моя дорогая, надо доказать, что он украл. Когда вы так говорите, то вы не демонстрируете уважение к другой личности.
О.ЖУРАВЛЁВА: Нет, абсолютно. Я говорю о том, что в таком случае радость оправдана. Согласитесь.
К.РЕМЧУКОВ: Если будет доказано.
О.ЖУРАВЛЁВА: Разумеется. Константин Ремчуков со своим особым мнением, главный редактор «Независимой газеты». Меня зовут Ольга Журавлёва, всего доброго. Всем спасибо.
Георгий Соловьев 
