Раздвоение сознания

Если бы Советскому Союзу была суждена более долгая жизнь, мы бы праздновали сейчас 95-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Но судьба главного советского праздника оказалась сложной – и потому сегодня у россиян обычный рабочий день. Празднование 7 ноября как революционного дня прошло в последний раз в 1991 году – но уже без парада и без вождей на трибуне мавзолея. До 1995-го его отмечали просто выходным, редко «заигрывая» с названием, а потом переименовали – и, на мой взгляд, удачно – в День согласия и примирения. Демократическая власть декларировала тем самым свое намерение как откреститься от дел вчерашних, так и покаяться за то, что совершили большевики. Согласия и примирения никогда не было слишком много в российском обществе, и вспоминать о них было отнюдь не лишним. Однако очередная смена курса привела к новым переменам – и бывшие кагэбэшники решили вообще предать главное событие нашей истории ХХ века забвению. Возможно, их недоучили в юности, но вероятнее иное: появление 4 ноября в форме праздника состоялось 29 декабря 2004 года – через три дня после завершения украинской оранжевой революции. Смысл, судя по всему, заключался в том, что любая революция – это плохо и даже ужасно, любое противостояние коварным замыслам Запада – это хорошо и обнадеживающе, а единение народа с последующим избранием самодержца и основанием новой династии – и вовсе замечательно...

Но мы не об этом. Куда интереснее отношение к «развенчанному», но безусловно оставшемуся в народной памяти 7 ноября – да и к всему советскому наследию. Нынешнее российское руководство массой «ниточек» связано с этим прошлым. В.Матвиенко и М.Фрадков – члены КПСС с 1972 года, В.Путин, Г.Полтавченко и В.Якунин – с 1975-го, С.Нарышкин – с 1976-го и т.д. Многие из высших чиновников даже писали диссертации и научные труды о роли КПСС, и от присужденных им за это ученых степеней отказываться, похоже, не собираются. Тот же В.Путин не раз повторял, что распад СССР является величайшей геополитической катастрофой ХХ столетия, а период брежневского «застоя» характеризовал как время успешного развития. А сколько у нас вспоминают Сталина – то как радетеля державы, то как «сверхэффективного менеджера»! (Один лишь Д.Медведев напоминает и о оборотной стороне этой «эффективности».) Наша власть не прочь заставить народ (хотя, конечно, не саму себя) жить так, как в Советском Союзе…

Однако есть одна проблема. СССР был и до конца своих дней оставался продуктом Октябрьской революции. Своими успехами 1930-х, а потом и 1960-х годов он обязан прежде всего тому, что сломал прежние иерархии и высвободил огромные силы и таланты народа. Было продемонстрировано, что элиты не вечны и могут быть эффективно заменены другими, не менее профессиональными, и что любому прогнившему режиму относительно легко найти альтернативу. Этот советский урок – отнюдь не то, на чем хочет заострять внимание нынешняя российская власть. Да и товарищ Сталин стал великим вождем и учителем после того, как провел не один год в таких профессиональных революционных «шалостях», на фоне которых деяния С.Удальцова выглядят вполне невинно. Советский народ, замечу, сплотился тоже не просто так: ради формирования единой идеологии не заискивали перед Церковью и не пресмыкались перед северокавказскими князьками. А уж «доктрина Брежнева» с ее «ограниченным суверенитетом» и поддержкой «прогрессивных сил» за рубежом представляет собой то, чего в исполнении других правительств так боится В.Путин и его окружение. Восхищаться советским прошлым и осуждать революцию – признак расстройства ума.

В последние годы практически каждый шаг российской власти характеризуется нездоровым (скажем так) раздвоением сознания. С одной стороны, говорится о продолжении дореволюционных российских традиций, с другой – о советском опыте и его положительных чертах. В одно и то же время вспоминаются Сталин и Брежнев, но осуждаются любые революции и тем более их «экспорт». В Россию с помпой переносится прах И.Ильина, но Кремлевская стена остается местом захоронения самых жестоких палачей собственного народа. Санкционируются русские марши и грезится об очередной волне «евразийской» интеграции. Все это говорит о полной потере политической ориентации, об отсутствии какой-либо идеологии, кроме банального стремления удержать власть, о неумении (и нежелании) выстроить понятные векторы развития страны и общества. Российской власти пора определиться, считает ли она себя наследником советской или имперской России – тогда многое станет (и ей, и народу) куда яснее.

Кроме того, в день годовщины великого исторического события следовало бы обратиться к урокам истории – даже если некоторые из них не очень приятны.

Во-первых, все новые пассионарные общества возникают в результате революций, восстаний и радикальных переломов линий социального развития. США в 1776 году, Франция в 1789-м, страны Южной Америки в 1820-х, Европа в 1848-м, Россия в 1917-м – все эти страны нашли свой новый путь через революции. Во-вторых, народ имеет право на восстание против притесняющего его правительства – это норма, которая может оспариваться легистами, но которая подтверждена историей. В-третьих, революции несут с собой насилие, кровь и жестокости – но «задним числом» их идеологов почти всегда оправдывают (сегодня мы осуждаем Сталина и Робеспьера, но куда меньше – Керенского или Мирабо), а сами революционные события идеализируют. Отсюда следует: противостоять революциям бессмысленно: провоцирующее их активное меньшинство всегда найдет сторонников, а поддерживающее власть пассивное большинство никогда не сможет сплотиться для защиты правительства. Им можно лишь не позволить начаться – но для этого власть должна не «зажигать костры революции», а идти на шаг впереди общества. Однако ума и воли сделать это хватает немногим.