М.КОРОЛЁВА: Здравствуйте. Это, действительно, программа «Особое мнение», я – Марина Королева, напротив – Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты». Константин Вадимович, здрасьте.
К.РЕМЧУКОВ: Добрый вечер.
М.КОРОЛЁВА: Ну, вы знаете, наверняка, про водителя, который убил семерых, 7 человек убил на остановке. Арестовали его сегодня, Тверской суд арестовал. Ну а дальше... Что дальше? Дальше могут дать максимум 9 лет. Вот, вас спрашивают, что делать с Максимовым, который по пьяни убил пятерых детей и еще двух воспитателей? Поскольку сегодня стало известно, что, возможно, будут вноситься изменения в закон, возможно, будет ужесточаться мера наказания для таких водителей. Как вам кажется, это правильно?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, ужесточение наказания в случаях, которые влекут смерть, тем более такого количества людей – мне кажется, что это разумная, хотя не очевидно действующая на сознание людей мера. Это комплекс мер должен быть. Но в отношении вот этого Максимова разве закон обратную силу будет иметь? Вот, если ему сказано 9 лет максимум, значит, он будет...
М.КОРОЛЁВА: А я не знаю.
К.РЕМЧУКОВ: Нет, закон обратной силы не имеет.
М.КОРОЛЁВА: Ну а если за то время, когда его будут судить?
К.РЕМЧУКОВ: Нет-нет, на момент совершения преступления какое было законодательство. Поэтому это, как бы... Ну, как всегда у нас совершается какое-то преступление, начинает разрабатываться мера. В целом, ситуация, конечно, плохая. Даже такая сводка... Я на прошлой неделе, еще до вот этого просматривал сводки, за прошедшие сутки в Москве задержано 350 водителей в нетрезвом состоянии. Ну, просто реально количество большое. И, скорее всего, они пьют и садятся за руль, потому что знают, что они откупятся взяткой. Я думаю, это причина. То есть, есть массовое наблюдение со стороны водителей, рассказы друзей, приятелей: «Вот вчера набухались. Попал, ну вот, содрал столько». Я думаю, что это. Потому что неотвратимость наказания, о которой так часто говорили большевики, она не существует в данного рода правонарушениях. Это очень часто является предметом компромисса между нарушившим правила пьяным водителем или выпившим водителем и инспектором соответствующим, поймавшим его.
М.КОРОЛЁВА: Ну а если они будут знать, что их в таком случае ждет пожизненное наказание? Ну, если они, естественно, что-то такое совершат.
К.РЕМЧУКОВ: Ну, понимаете, не может отдельно вырванное преступление наказываться вне контекста других преступлений, которые совершаются в стране. И если в случае с Мирзаевым дебатируется и не хватает экспертов определить, в результате чего наступила смерть после удара, и мы видим, что, оказывается, правовая машина может идти в этом направлении, рассуждая, мог ли именно этот удар привести к смерти или падение Агафонова и ударился он там головой о что-то могло привести? То есть теоретически мы выходим к ситуации, что вы стоите, кто-то стоит около пропасти, я прохожу мимо, пальчиком слегка толкнул, человек улетел в пропасть и разбился. А моя защита будет доказывать: «На самом деле, друзья мои, от пальчика, толкнувшего человека, человек не может умереть. Это пропасть виновата, это дно пропасти виновато».
М.КОРОЛЁВА: Ну так и происходит вот сейчас.
К.РЕМЧУКОВ: Поэтому мне кажется, что весь комплекс наказания должен быть сбалансирован. Нельзя за одну минуту выступления, какого бы похабного содержания оно ни было в храме и 2 года лишения свободы, да? А до этого, мы знаем, женщина наехала, задавила двух людей, получила 4,5 года условно. Вот, несоразмерность наказания за преступления, вполне возможно, нуждается в том, чтобы мы пересмотрели, в целом, типы преступлений и типы наказаний для них. Потому что если сказать, что каждому пьяному, севшему за руль, мы будем давать пожизненное, навсегда лишать прав, ну, можно, конечно, поиграть в такую игру.
М.КОРОЛЁВА: А, кстати, а как бы вы поступили? Вот, сколько бы вы давали человеку, который сел пьяным за руль и, допустим, ничего не успел совершить? Ну вот его просто зафиксировали.
К.РЕМЧУКОВ: Да. 3 года лишения прав. Сразу. То есть чтобы не было компромисса, вот мы там от 1,5 лет...
М.КОРОЛЁВА: То есть только права?
К.РЕМЧУКОВ: Если он сел за руль, ничего не совершил, да, это тоже тип правонарушения. Там выпил человек, сел за руль, поехал, поймали, на 3 года лишили.
М.КОРОЛЁВА: А если убил кого-то?
К.РЕМЧУКОВ: А если убил, это уже смерть. Вот еще раз говорю, надо смерть смотреть и соотносить с другими преступлениями в стране. И мы не можем выделить смерть в результате ДТП – это один из самых сложных участков жизни, да? Там все движется. Люди двигаются, машины двигаются, пешеходы двигаются, да? А сколько тогда мы будем давать пилотам самолетов, кораблей, капитанам судов?
Ну, то есть теоретически, еще раз говорю, мне кажется, все наказания должны быть сбалансированы в жизни. Вы не можете выдернуть и сказать. Потому что иначе получится какая-нибудь 58-я статья времен советского Уголовного кодекса: плохой анекдот про Сталина, дискредитация режима – 10 лет без права переписки, да? «За что?» - «А вот ты рассказал анекдот».
Я неоднократно говорил, по-моему, даже и в беседах с вами о том, что я несколько лет назад вводил понятие, я хотел, чтобы его услышали. Законность без справедливости. Вот, законность сама по себе не может являться целью, когда люди говорят «Следуйте законности. Вот, закон таков». Закон должен быть справедливым, а это значит, он должен учитывать всю совокупность правонарушений и норм наказаний. Если законность без справедливости, она никогда никого не воспитывает. То есть мы не в состоянии через наказание жесткое воспитать общество. Потому что, например, в Америке, насколько мне известно, действует такая система часто по многим типам преступлений: если ты первый раз совершил преступление и ты еще не закоренелый, тебе дается, ну, максимально легкое наказание. Второй раз на тебя уже смотрят как на рецидивиста, но еще с вопросом, не случайный ли это рецидив (чуть более сложно). Третий раз тебя изолируют и закрывают – отсюда вот эта система пожизненных заключений и так далее.
Но сама система нацелена на то, что если человек один раз оступился, ему дается шанс выкарабкаться оттуда. То есть мы должны защищать себя от преступников. Пьяный водитель за рулем – это преступник потенциальный.
М.КОРОЛЁВА: То есть, все-таки, дело не только в том, что законы у нас не выполняются, но и в том, что закон недостаточно правильно выстроен.
К.РЕМЧУКОВ: Вообще вся система закона. Почему я говорю, первое преступление? Совершил? Да, плохой поступок, все. Но если ты видишь, что это первый, что суд внимательно разобрался, уже сам факт задержания подчас является серьезным.
М.КОРОЛЁВА: Но это не единственный закон, который, судя по всему, у нас будет меняться. Так будет еще меняться законодательство в области шпионажа, государственной тайны и так далее. Я просто сразу скажу нашим слушателям и зрителям, что сразу после нас будет эфир Евгении Альбац и там как раз будут говорить об этом самом, об изменниках родины, кто они и чем это грозит этим самым возможным изменникам. Но я бы хотела спросить и ваше мнение по поводу изменения законодательства. Что думаете?
К.РЕМЧУКОВ: Я подозреваю, что вдруг вы спросите меня по этому вопросу. Я отсутствовал в стране, поэтому я не знал, что вы уже 2 дня говорите.
М.КОРОЛЁВА: Это мы работали с документами.
К.РЕМЧУКОВ: Поэтому я взял 3 документа – я взял сам федеральный закон с изменениями в статье, я взял пояснительную записку и я взял заключение комитета. Вот, внимательно прочитал и что меня поразило? Какая мотивация в пояснительной записке к проекту федерального закона? «Проведенный анализ статьи 275-й Уголовного кодекса и практики ее применения свидетельствует о том, что шпионаж и выдача государственной тайны стали рассматриваться не как формы государственной измены, а как разновидности оказания помощи иностранному адресанту». То есть очень хочется, чтобы была измена, но доказать этого нельзя, поэтому начинают менять законодательство.
Дальше. Характерный абзац. «Указанная форма государственной измены в действующем редакционном оформлении является крайне сложной для доказывания, поскольку ссылка на недоказанность наличия в действиях лица признаков проведения именно враждебной деятельности используется защитой в качестве основного аргумента для освобождения обвиняемых и подсудимых от уголовной ответственности и наказания».
То есть сложно доказывать, не могут доказать, меняют закон, чтобы не надо было доказывать. Вот это меня очень сильно огорчает, потому что сам мотив, мне кажется, не совсем. Потому что задача правоохранительных органов – доказывать виновность. И подтверждение того, что это очень сомнительно, что облегчение, как бы, следственным органам процедур... Кстати, дела подведомственные передаются следственным органам ФСБ. Это тоже характерная вещь. Какие-то дела шли по другим следственным делам (прокуратура, скажем), сейчас все передается ФСБ.
Вот еще один пассаж зачитаю, больше не буду напрягать слушателей чтением. «Лица, которым не была доверена и не стала известна тайна по службе или на работе». Раньше все было просто: есть доступ, получил доступ к тайне, узнал ее (эту тайну), все, ты был виноват.
М.КОРОЛЁВА: Ну, то есть были какие-то формальные доказательства.
К.РЕМЧУКОВ: Уже мы понимаем, что количество субъектов, которые могут проходить по этой статье, как минимум ограничены теми лицами, которые допущены к государственной тайне. Сейчас происходит расширение, и оно включает в себя лица, которым она (государственная тайна) не была доверена, не стала известна по службе или работе, предпринимающих попытки их противоправного получения и использовании при отсутствии в их действиях признаков государственной измены и шпионажа». Это как же так может быть? Тебе не была доверена тайна, у тебя нет признаков действия государственной измены и шпионажа, а ты все равно виновен.
М.КОРОЛЁВА: А кто эти люди? Вот, кто? Кто они?
К.РЕМЧУКОВ: Вот, я для себя пометил, какая ситуация может быть? Я сижу в ресторане, ко мне подсаживается подвыпивший инженер и с грустью в голосе говорит о том, что вчера опять 2 ракеты не взлетели. «Давай выпьем, старик». На следующий день я встречаюсь, не знаю там, с журналистом из «The New York Times». Он меня спрашивает: «Выделенные 23 триллиона рублей, господин Ремчуков, это достаточно для того, чтобы повысить обороноспособность страны, модернизировать экономику в этом секторе?» Я говорю: «Ну, в принципе, деньги большие, но, вот, качество пока наших заводов плохое в военно-промышленном комплексе. Вчера человек был, говорит мне, 2 ракеты упали».
М.КОРОЛЁВА: И всё, вы – шпион?
К.РЕМЧУКОВ: Всё. Получается, что я... Мне не было известно это по службе, в действиях признаков государственной измены и шпионажа не было, я узнал случайно. Но я рассказал организации, поскольку тут еще что настораживает, что организации иностранные, которые... Я ж не знаю, а она может оказаться враждебной России. А как узнать? Вот, все США, газета «The New York Times», которая может там за список Магнитского выступать, Госдепартамент являются ли враждебными организациями в отношении России? Потому что здесь есть, в законе, в этой статье первой сказано «Консультационной (ну, то есть оказание финансовой, материально-технической, ну, что я подчеркиваю), консультационной или иной помощи иностранному государству, международной либо иностранной организации. Или их представителям». Вот я встречаюсь с экспертом. Он дает мне карточку свою. А потом вдруг в каком-то реестре нашем оказывается, что деятельность этой организации направлена против безопасности РФ, в том числе против конституционного строя, суверенитета, территориальной и государственной целостности. Мало ли – может, они поддерживают какого-нибудь боевика Закаева, а он выступал там за отделение Кавказа, условно говоря. Просто по сути, да? А я беседовал с ним.
То есть вот такое расширение, мне кажется, чрезвычайно опасно, потому что оно делает неограниченным круг организаций, которые могут оказаться враждебной деятельности. И я как гражданин, который не добывал определенным путем эту тайну, который случайно стал ее обладателем, не зная, что это тайна... Я могу знать, что 2 ракеты не туда полетели или нет? Или это государственная тайна? Может, у них внутри этих органов это там гриф есть «Секретно». И они вводят понятие, кстати, получение такой тайны на учебе, чего раньше не было (только по работе). Сейчас, оказывается, студент может являться обладателем тайны. И вводится понятие, как они объясняют в пояснительной записке, так называемой цепочки, по которой может идти вот эта информация. Таким образом они должны будут найти, взяв меня, того чувака, с которым я беседовал в ресторане и который мне жаловался, и по всей цепочке вести дела. Это... Ну, я не понимаю, как такой федеральный закон в современном, открытом глобальном обществе может широко интерпретировать консультационные услуги международным организациям или их представителям.
М.КОРОЛЁВА: Ну, с другой стороны, вам на это могут сказать «Ну, кто там встречается с журналистами из «The New York Times»? Ну, там, вот есть, я не знаю, несколько десятков, может быть, несколько сотен человек, которые это делают. Ну, кто это там? Журналисты, эксперты.
К.РЕМЧУКОВ: А если вы на отдыхе? 11 миллионов россиян ездят за границу отдыхать, они – обладатели иностранных паспортов. Вы сидите в Турции, а там оказывается атташе какого-то посольства. Он же не знает, что это атташе работает под прикрытием ЦРУ или чего-то.
То есть еще раз говорю, это шпиономания. Эта система заставляет думать о том, что ты в любой момент... Вот, цинизмом является вот это «без признаков». Даже нет признаков того, что была, шпионская деятельность велась. Я категорически против. Потому что признаки шпионской деятельности тогда извольте четко описать. А людей без признаков шпионской деятельности, ну, под одну гребенку грести вместе с теми, кто реально шпионит... Да, шпионаж – есть проблема такая. И промышленный шпионаж есть, и государственный шпионаж. Тут вопросов нет.
Но мне кажется, здесь происходит расширение за счет лиц гражданского общества, у которых есть контакты с организациями. А потом выяснится, что... Вот, что там у нас? USAID сейчас закрыли, да? А вдруг кто-то решит, что USAID – это организация, которая ведет деятельность, направленную на ослабление нашего государственного строя, поддерживая организации, которые мониторят выборы (ну, «Голос», да?)
М.КОРОЛЁВА: Да практически так и сказали уже.
К.РЕМЧУКОВ: Представляете? А ты их консультировал (там написано «консультирование»). Неужели, тогда и ты попадаешь в эту цепочку взаимодействия с организацией, которая ведет тебя к измене родине?
М.КОРОЛЁВА: Смотрите, какой хороший пришел вопрос. Я напомню, что Константин Ремчуков у нас в студии, главный редактор «Независимой газеты». От Дмитрия из Самары в связи с законами, о которых мы говорим. Вот, как вы считаете, а к чему приведет постоянное изменение законов по ситуации? К диктатуре или к демократии?
К.РЕМЧУКОВ: Да ни к чему хорошему.
М.КОРОЛЁВА: Но, вроде, их усовершенствуют. Вот смотрите, с водителями, вроде, мы с вами правильно: надо менять, надо что-то делать.
К.РЕМЧУКОВ: Ну, он же расширяет вопрос. Он говорит «постоянное изменение законов». Постоянное изменение законов ни к чему хорошему не приводит, потому что всем известно, что у судей очень много дел в жизни, они ведут огромное количество дел, они не успевают читать закон. Они еще меньше успевают читать комментарии к законам, потому что комментарии к законам должны писать ученые. Эти ученые и практики тоже заняты – они не могут писать. Поэтому они не в состоянии обобщить свою практику, И выходит новый закон, а они не понимают. Нужно время. Это первая вещь.
Вторая вещь связанная, она, как бы, институциональна и, по-моему, профессор Сержент из Чикагского университета, по-моему, в 1974 году получил (ну, могу ошибаться по году, 1973-й или 1974-й) Нобелевскую премию в том числе за то, что он говорит, что чтобы все в жизни шло хорошо, нужно минимум 2 года, чтобы прошло между принятием закона и его вступлением в действие. Вот тогда никто не заметит.
Вот обратите внимание, вступление в ВТО тянулось-тянулось-тянулось, такие страсти были, так копья ломали. Когда вступили в ВТО, никто не заметил, потому что произошла адаптация за это время и бизнеса, и людей, и все страхи ушли.
М.КОРОЛЁВА: Но, может, просто мы еще не заметили.
К.РЕМЧУКОВ: Это второй вопрос. Я имею в виду, не заметили так, как заметили, когда впервые начались переговоры, когда все возбудились. А потом все жили, узнавали про эту организацию. Или когда в 90-е годы появилась информация о том, что иностранные банки будут допущены на рынок. Какой ужас был! Банкиры в то время были очень мощные, пошли к Ельцину, говорят «Да вы что! Все деньги уйдут в иностранные банки. Мы – хиленькие, только становимся на ноги». Он отсрочил. Через 2 года начали действовать иностранные банки, никто не заметил. Вот, просто не заметили, что появились какие-то отделения или какие-то банки. Ну, они с уставным капиталом, который здесь должен быть зарегистрирован.
Это говорит об адаптации. Вот это, скорее всего, гениальная догадка того человека, который анализировал общество. Людям нужно 2 года времени, чтобы адаптироваться и принять, и найти рациональное решение внутри себя. Поэтому частое изменение законов внесистемное, мне кажется, вредит. А вот эти изменения – они, скорее всего, входят в ту группу изменений, которую мы рассматриваем все последние недели и месяцы, направленную на ужесточение режима взаимодействия с гражданским обществом.
М.КОРОЛЁВА: Ну да. Похоже, что нам с этой Думой адаптация там двухгодичная не грозит особенно, потому что все очень быстро меняется.
Вот кстати. Илья из Ярославля задает вам тоже, но здесь не по поводу 2-х лет, а по поводу 1-го года. Интересная дата сегодня. 24 сентября, съезд «Единой России» в прошлом году и ровно год. «Та самая рокировка, которая, по сути, - пишет Илья, - и послужила началу активности и массовости протеста». И вот наш слушатель спрашивает: «Как вы считаете, власть намеренно продемонстрировала свою суверенность от народного мнения? Или, все-таки, допустила ошибку, то есть излишнюю самоуверенность проявила тогда?»
К.РЕМЧУКОВ: Ну, это, знаете, тебе не нравится, а жена твоя говорит, что нравится. Кому-то во власти кажется, что она все правильно сделала, да? Кому-то не во власти кажется, что неправильно. Это вопрос восприятия. Власть, насколько я понимаю, уверена, что она все сделала правильно, что она заменила Медведева на Путина в тот момент, когда страна стояла на пороге пойти в разнос как в Перестройку с этими демократическими, либеральными установками президента Медведева «Митингующих не бить, не разгонять. У людей есть право высказываться» и так далее. То есть весь расцвет, весь ренессанс вот этой протестной деятельности с митингами и демонстрациями, еще раз повторяю, пришелся на период точного уверенного знания, что гуманистическая сущность Медведева не позволяет ему применять драконовские меры. В том числе и имидж модернизатора страны. Ему не хотелось выглядеть в глазах ни, собственно, общества, ни тех кругов, которые для него являются авторитетными, ни Запада.
Сейчас все поменялось. Можно все, что угодно, делать. Меняется законодательная база для этого. Поэтому с точки зрения власти, вот именно той настоящей власти, я думаю, она сделала не просто все правильно, но еще и крайне своевременно. Даже чуть-чуть, может, им кажется, упустили полгода.
М.КОРОЛЁВА: То есть сейчас у власти... Хотя, мы, конечно, точно не понимаем, что мы имеем в виду в данном случае, наверное, под властью, но все равно...
К.РЕМЧУКОВ: Президента Путина.
М.КОРОЛЁВА: Ну да. То есть вы не видите в ней ни малейших сомнений по поводу правильности выбранного пути?
К.РЕМЧУКОВ: Я только что сказал. Не то, что сомнений нет, а правильность и еще, может быть, легкое сожаление, что это не случилось на полгода раньше.
М.КОРОЛЁВА: Так про оппозицию. Сегодня появился опрос интересный на сайте ВЦИОМ. За полгода, действительно, большинству лидеров несистемной оппозиции удалось существенно повысить свою известность. При этом симпатии к ним, как следует из опросов, остались на прежнем уровне, а отторжение резко усилилось. И даже если смотреть по фамилиям, Навальный, Гудков, Удальцов, Пономарев, Чирикова. Вот это вот отторжение где-то в районе 40% - у кого-то чуть больше, у кого-то чуть меньше. Вот как вам кажется, у оппозиции есть шанс вернуть симпатии граждан? Или это какое-то необратимое такое движение?
К.РЕМЧУКОВ: Значит, анализируя эти цифры, я хотел бы обратить внимание на несколько особенностей. Пока мне в голову приходит 4. Первая особенность, которую надо иметь в виду. Грязь прилипает. То есть такой поток атаки на оппозицию, который случился поздней весной. летом и осенью, разоблачающих, показывающих, судебные иски, комментарии, на самом деле, оказывается не нейтральным. Вот, значит, первый вывод, метание грязи прилипает, что-то остается.
Второе. Мне кажется, эмоционально-психологическая вещь. Вот, когда москвичи вышли на Сахарова и Болотную, то произошла, как бы, резкая поляризация московских людей и провинциальных людей. Провинция выглядела таким, уснувшим членом нашего общества, а москвичи выглядели, такие, козырные ребята, которые в мороз гуляют и маршируют. А это обидно. Когда кто-то ведет себя благородно и альтруистично, а кто-то ведет себя как жлоб, то внутри люди редко раскаиваются. Они мстительно сжимают губы и ждут. И вот они дождались, когда к ним пришли люди из ВЦИОМа и спросили «А как вы к ним относитесь?» А тут-то они ответили. Это вторая вещь, мне кажется. Поскольку это общероссийский, то мы получили выборку вот этого отношения.
Третья вещь. Мне кажется, существенная. Лидеры оппозиции (я внимательно наблюдаю за деятельностью, за творчеством молодых лидеров), с моей точки зрения, абсолютно по-детски, ошибочно ведут свое позиционирование в обществе. Все их усилия направлены на пиар и на узнавание, на расширение узнавания себя как людей. Для кого-то это правильно, для многих это неправильно.
Ну, кто не знает, условно говоря, Ксению Собчак? Кто не знает Жириновского? Кто не знает Зюганова? Но это не значит, что если тебя 100% в стране знает, за тебя проголосует такое количество людей. Это серьезнейшая ошибка.
Поэтому очень важно остановиться от пиара, направленного на узнавание себя, до второй части очень существенной, коммуникаций с народом, снятия барьеров восприятия. В отношении деятелей оппозиции от Бориса Немцова до Ксении Собчак у людей есть огромные претензии по предыдущему имиджу, по каким-то предыдущим годам. И, вот, снятие барьеров восприятия людей – это отдельная задача, чтобы наладить эту коммуникацию с обществом. Этим не занимаются, на мой взгляд (вот то, как я смотрю).
Поэтому продолжение вот этой активности, не думая о барьерах восприятия, а только с пиаром, оно приводит к тому, что ты не повышаешь, как бы, способность людей воспринимать, что ты говоришь. А отсюда вот это отрицательное отношение.
И, наконец, последняя, четвертая особенность заключается в том... Вот, у нас есть статья, где═мы проанализировали борьбу вот этих рейтингов, мы посмотрели по Химкам, как идет борьба рейтингов, и мы делаем вывод следующий. Вот, он звучит у нас так. Что опросы и рейтинги тех или иных людей являются инструментом не воздействия на избирателей, а инструментом борьбы за послевыборную интерпретацию результатов выборов.
Потому что, условно говоря, если Чириковой в Химках давать 32%, а она наберет 6,9%, то скажут «Вы же видите, да? По всем опросам она была 39». Это может быть в эту сторону. Или кандидату от партии власти, допустим, давать мало сейчас, 6%, а потом он получит 42%. Скажут «О, видите, накрутили».
Поэтому мне кажется, как никогда в постмедведевской эпохе мы не видели такой схватки социологических служб как с той, так и с другой стороны опросов как инструмента, чтобы потом уже убедить людей: либо замухлевали... Ну, вообще замухлевали в любом случае – либо снизили кому-то, либо подняли.
Вот 4 особенности, которые я вижу, связанные с появлением этих рейтингов и с особенностями.
М.КОРОЛЁВА: Ну да. Но смотрите, вы сказали там о внешнем воздействии – я имею в виду показ по телеканалам, вот эта вся грязь, которая прилипает. Вы сказали о пиаре, вы сказали о соцопросах. Но вот то, о чем люди спрашивают здесь и по интернету тоже. Там же есть претензии по сути. Вот, спрашивают: «Оппозицию обвиняют в отсутствии серьезных требований и планов, потому что понятно, как говорить важно. Но что говорить?» Вот, вы услышали, что они говорят?
К.РЕМЧУКОВ: Я – нет. Но я не думаю, что это является частью отрицательного имиджа. Для меня это часть их недостаточной там интеллектуально подготовленности.
М.КОРОЛЁВА: То есть это не так важно?
К.РЕМЧУКОВ: Ну, мне кажется... Мы же сколько раз говорили о том, что люди не выбирают программы. Ну, помните, в предвыборный период можно открывать любую книгу, как роман читать, да? Все такие умные слова. Но мы сами говорим, никто (ну, кроме экспертного сообщества) не читает эти программы. Поэтому я не убежден, что для тех людей. которые участвуют в опросе, существенно знать, какой тип развития, я не знаю там, энергетического сектора России будет вот эти наши новые политики предлагать. Поэтому с моей точки зрения, это недостаточно существенно. Я вижу, что они слабы с точки зрения мессаджей, с точки зрения лозунгов, с точки зрения понятного одного-двух, то, что простые люди в состоянии запомнить, требований таких.
М.КОРОЛЁВА: Ну да. Кроме программ написанных есть же еще, например, выступление на митинге. Вот, последний Марш миллионов показал, что, опять-таки, люди говорят «Мы не услышали ничего».
К.РЕМЧУКОВ: Да. И вот это вот есть. Но я не думаю, что она связана с отрицательным имиджем. Потому что отрицательный имидж – это неприятие. То есть антирейтинг – это неприятие человека, да? То есть я никогда за него не проголосую. А я когда вижу, что они слабенькие, у меня нет антирейтинга. Я просто вижу, что эти люди не готовы по-серьезному бороться за власть, используя весь инструментарий, который должен быть у политика с такими амбициями.
М.КОРОЛЁВА: Вот Таня задает вам, кстати, тоже интересный вопрос: «А для оппозиции важнее, все-таки, лидер или лозунг?»
К.РЕМЧУКОВ: Лидер без лозунга – мы не узнаем, что он – лидер. Но и лозунг без лидера выглядит слабовато словами. Это абсолютное единство должно быть.
М.КОРОЛЁВА: А затея с Координационным советом оппозиции? Голосование там идет в интернете. Как она вам, спрашивает слушатель.
К.РЕМЧУКОВ: Ну, я... Как бы так, деликатно сказать, чтобы никого не обидеть? Мне кажется, это несерьезно.
М.КОРОЛЁВА: То есть пока как серьезную эту затею не рассматриваете?
К.РЕМЧУКОВ: Нет.
М.КОРОЛЁВА: Давайте сменим тему. У нас несколько минут остается. Вас тут сразу несколько человек спрашивали по поводу этого фильма «Невинность мусульман». Вот, например, спрашивают, а почему из всех стран христианской цивилизации только Россия решила блокировать этот фильм, который оскорбил чувства мусульман? Ведь, мы живем в разных цивилизациях с разными законами и менталитетом. Вот, действительно, во Франции не стали блокировать, а в России Генпрокуратура потребовала.
К.РЕМЧУКОВ: Что, уже заблокировали?
М.КОРОЛЁВА: Ну, Генпрокуратура хочет объявить фильм экстремистским.
К.РЕМЧУКОВ: Не, подождите, Марина. Вы говорите, Россия и слушатели спрашивают «Заблокировала». Я сегодня, готовясь к эфиру, посмотрел.
М.КОРОЛЁВА: Требуют-требуют. Да, требуют.
К.РЕМЧУКОВ: Нет, требовать – это другое дело. В России не заблокирован.
М.КОРОЛЁВА: Пока нет.
К.РЕМЧУКОВ: В отдельных территориях – да. А я сегодня... Я просто не видел этого фильма, я к эфиру готовился, нажал YouTube...
М.КОРОЛЁВА: Посмотрели?
К.РЕМЧУКОВ: Да, и посмотрел. То есть в этом смысле это не совсем точная постановка вопроса.
М.КОРОЛЁВА: Хорошо-хорошо. Мы не заблокировали пока. Но мы единственные заявили о том, вот, действительно, из стран христианской цивилизации, как правильно говорит слушатель, ну, во всяком случае, из европейских стран мы единственные, кто заявили об этом.
К.РЕМЧУКОВ: Этому слушателю я хотел бы сказать, что Россия не совсем похожа на другие страны христианской цивилизации в связи с наличием большого количества азиатско-мусульманского населения в нашей стране, которое исторически проживает на тех территориях, которые входят в состав современной России. Поэтому сравнивать нашу страну со Швецией, например, где мононаселение и там немного финнов (шведы и немного финнов)...
М.КОРОЛЁВА: Но там уже и мусульман, по-моему, достаточно.
К.РЕМЧУКОВ: Они есть, но все равно это приезжие, это совсем свежие. Они приехали, они не были викингами (вот те мусульмане, которые сейчас там). А я имею в виду, что на Кавказе живут люди, которые всю жизнь там жили. Поэтому с этой точки зрения понятно, почему. Но это проблема серьезная. Вот у нас выходит – хочу сказать просто – великолепное приложение «НГ-Сценарии», посвященный национальному вопросу, вот эти аспекты. Вот, я хочу просто привести. Я был поражен, даже взял гранки статьи. Юрий Дмитриевич Гранин, доктор философских наук, ведущий сотрудник Института философии приводит хорошие таблицы. Вопрос: «Как вы думаете, какой политики в отношении приезжих должно придерживаться правительство России?» - «Ограничить приток приезжих, июль 2002 года – 45%. Август 2012-го – 70%». Вы можете представить себе? 70%, да?
«Как вы относитесь к идее «Россия для русских»?» Было 15% в 2000-м, сейчас – 19%. «Было бы неплохо осуществить, но в разумных пределах» - было 30, сейчас 40. То есть реально происходит изменение. Это за вот эти годы стабильности так называемые происходит абсолютно, с моей точки зрения, дикая вещь. Поэтому на этом фоне, когда народ становится все более и более радикально настроен друг к другу... Кстати, тоже я нигде не читал, а сегодня у меня журналист Мельников заявил тему (завтра будет) о том, что в пятницу произошел какой-то конфликт на Олимпийском между мусульманами, которые вышли с Намаза, и омоновцами. Как они кричали, в YouTube выложено. Вот, они посмотрели, я попросил разобраться, завтра у нас будет заметка. Это говорит о том, что ситуация начала выходить из-под контроля, и поэтому в этих условиях власть, естественно, думает, что если прокуратура запросила и мы предотвратим распространение этой информации, это будет. Но сама по себе...
М.КОРОЛЁВА: Но у нас-то даже протестов не было. Вот, например, в других европейских странах были протесты, а у нас даже никто и не собирался протестовать-то против фильма.
К.РЕМЧУКОВ: Ну, протест у нас может быть в том, что люди не хотят друг друга видеть, 70%.
М.КОРОЛЁВА: Да, это точно. Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты» был сегодня гостем программы «Особое мнение». Я – Марина Королева. Всем счастливо.
К.РЕМЧУКОВ: Спасибо.
Василий Матвеев 
