Северный раздор

Нынешней осенью российско-норвежские отношения активизировались. На Втором арктическом форуме (Архангельск, 22–23 сентября) премьер-министр Владимир Путин заявил о возможности использования Северного морского пути (СМП) как международной транспортной артерии. Представители Норвегии предложили проекты по расширению добычи полезных ископаемых и защите окружающей среды. 29 сентября проблемы развития приграничного сотрудничества обсудили губернатор Мурманской области Дмитрий Дмитриенко и генеральный консул Норвегии Ойвинд Нордслеттен. Норвежские эксперты допускают, что совместные с Россией арктические проекты могут реализовываться в рамках программы ЕС «Северное измерение».

На этом фоне между Россией и Норвегией разгорелся конфликт в Баренцевом море. 28 сентября норвежская береговая охрана задержала в районе Шпицбергена российский рыболовецкий траулер «Сапфир-2». 30 сентября МИД РФ заявил протест послу Норвегии в России Кнуту Хауге и потребовал освободить траулер. Но 1 октября судно было принудительно отбуксировано в норвежский порт Тромсё. Конфликт в рыболовецкой зоне Шпицбергена продолжается.

Противоречия в Баренцевом море выходят за рамки досадных недоразумений. 15 сентября 2010 года президент России Дмитрий Медведев и премьер-министр Норвегии Йенс Столтенберг подписали Договор о разграничении морских пространств и сотрудничестве в Баренцевом море и Северном Ледовитом океане. Ключевым условием Мурманского договора было разделение пополам спорной зоны в Баренцевом море (примерно 175 тыс. кв. км) и признание эксклюзивных прав России и Норвегии на рыболовство в пределах своего сектора. Инцидент вокруг траулера «Сапфир-2» показал, что российско-норвежские противоречия в Северном Ледовитом океане сохранились.

За минувший год Мурманский договор многократно подвергался критике в России. Москва отказалась от значительного территориального сектора в Баренцевом море. Российская сторона сузила акваторию действия своего рыболовецкого флота. Не были упомянуты ни «Шпицбергенский трактат» (1920 год), ни резолюция Норвежского стортинга от 15 февраля 1947 года. По их условиям Осло гарантировал демилитаризованный статус Шпицбергена, право на ведение хозяйственной деятельности всех участников «Шпицбергенского трактата» и особые экономические права СССР в архипелаге. Отсутствие ссылки на эти соглашения позволяет Норвегии поставить вопрос о пересмотре статуса Шпицбергена, включая ликвидацию российских поселений.

Но Мурманский договор, несмотря на частные потери, должен был принести стратегические выгоды России. Вступление в силу Конвенции ООН по морскому праву (1994 год) нивелировало сложившуюся в 1920-х годах систему секторального деления Арктики. Для закрепления советского арктического сектора России потребовалось подать в 2001 году заявку Комиссии ООН по континентальному шельфу. Но 28 июня 2002 года Комиссия ООН отправила российскую заявку на доработку. Возникла опасная ситуация, когда четыре другие арктические страны (Норвегия, Дания, Канада и США) не признавали российских арктических границ. Проблема усугублялась тем, что все они являются членами НАТО.

Мурманский договор был призван прорвать это «окружение». Он должен был создать ситуацию признания Норвегией арктических границ России и уменьшить опасность взаимодействия Осло на антироссийской основе с Оттавой и Вашингтоном. Судя по последним событиям, эти надежды преждевременны. Поэтому России следует быть предельно внимательной к соглашениям с Норвегией по СМП.

Во-первых, Норвегия не признает статуса СМП как «национального достояния» России. Норвежские эксперты утверждают, что приоритет в освоении СМП принадлежит экспедициям норвежского полярника Фритьофа Нансена 1890-х годов. Норвежскую позицию активно поддерживает Швеция. В Стокгольме утверждают, что первой СМП прошла в 1878 году шведская экспедиция Нильса Адольфа Норденшельда.

Во-вторых, Мурманский договор не означает признание Норвегией всех арктических границ России. Осло признал российские границы в Баренцевом море. Но в документе не упоминается постановление Президиума ЦК от 15 апреля 1926 года, которое определило границы советского арктического сектора.

В-третьих, у норвежской дипломатии есть большой опыт использования экологических проблем в военно-политических целях. Норвежская сторона вместе с США активно помогала России в реализации Договора СНВ-1. В 2001 году Москва и Осло договорились о взаимодействии по реабилитации территории береговой технической базы российского Военно-морского флота в Губе Андреева (Северодвинск). Соглашения об экологическом сотрудничестве в СМП могут активизировать старую норвежскую дискуссию об «экологических трудностях» на Северном флоте.

России важно партнерство с Норвегией. Но еще более России важно сохранить статус СМП как внутренней транспортной артерии. И здесь между Россией и Норвегией есть серьезные расхождения. Из Москвы будущие совместные проекты видятся как закрепление внутреннего статуса СМП. Из Осло – как согласие России на его частичную интернационализацию. Сумеет ли российская сторона обойти это противоречие и одновременно вовлечь норвежский бизнес во взаимовыгодные проекты?