Глеб Павловский
Владимир Путин, кажется, меняется быстрее созданной им системы.
Фото Ильи Варламова
В начале следующей недели исполнится 12 лет со дня, когда Ельцин отставил премьера Сергея Степашина и назначил – сперва и.о. премьера – Владимира Путина. Будущего тогда, конечно, не предвидел никто. Но труднее всего вообразить шутки грядущего. 12 лет спустя Россия имеет премьера с тем же именем, а еще через 12 лет четырежды бывший президент может еще раз стать премьером. Почему нет, если 20-летней давности министр правительства Гайдара и бывший президент Чувашии Федоров пишет стратегию развития для наших внуков. А вечный Дима Рогозин готов еще раз изобразить нам русский национализм «в хорошем смысле этого слова». Речные суда тонут в каждой луже, а вечный Шойгу спасает то, что осталось.
Экие грубые, казарменные шутки судьбы. Похоже, российская матрица опять зависла.
Зависание матрицы, впрочем, не коснулось рейтингов власти – те сильно и неприятно ожили. Тренд электоральных рейтингов президента, премьера и «Единой России» устойчиво понижается с начала года. Примерно с того момента, когда тандем стал явно медлить, откладывая решение по кандидату. То есть, говоря попросту, когда премьер стал показывать нежелание поддержать кандидатуру Медведева на второй срок.
Рейтинг отклеился
Структура падения также важна. Рейтинги падают одновременно, все втроем, согласованно, как еще недавно стояли, а год тому – росли. К концу лета сформировались три плато, три электоральные низины, каждая из которых примерно на 5–7% меньше, чем в конце прошлого года.
Личных рейтингов практически нет, дуумвиры-тандемократоры делят на двоих общий рейтинг. И неясно, что произойдет с их личными рейтингами на выходе из этого модуля высшей власти. Поэтому замер разрыва Медведев–Путин (а он есть) примерно в 5–7% в пользу Путина – лукавая манипуляция. Рейтинг Путина складывается из а) воспоминаний, б) активности премьера-фронтовика (ведущего кампанию, которой Медведев не ведет, видимо, из чувства лояльности) и в) участника тандема в паре с президентом Медведевым. Иными словами, сегодняшний рейтинг Путина – замер его популярности вне конкурентной ситуации. И этот замер показывает снижение.
Еще интереснее – и еще ярче, увы, – падение поддержки правящей партии. Спад рейтинга ЕР и определеннее, и опаснее для партии. Его не остановила инициатива Путина с Народным фронтом – мириады призрачных почтальонов России и виртуальные легионы таксистов не утяжелили рейтинг партии ни на процент. Партия, поддержка которой взлетела до небес в 2008–2009 годах (зенит поддержки ее и тандема совпал с разгаром экономического кризиса в стране и мире!), теперь расплачивается за паралич тандема – уход от главного решения, ради которого тандем был создан.
Проценты ЕР были показателем доверия к власти в чистом виде – иных заслуг партия аппарата и не могла предъявить. Но вдруг выяснилось, что власть втайне безвластна, а следовательно – бесполезна.
Что-то меняется в августовском воздухе, что-то сгорает – а дыма нет.
Кто ненадежен?
Недавняя статья Ольги Крыштановской «Медведевский двор», в сущности, написана ради последнего абзаца – «Медведев к концу своего срока так и остается президентом без команды, то есть генералом без армии, что делает его шансы на еще один президентский срок призрачными».
Но оставим пропаганду пропагандистам. Интересно утверждение автора – справедливое, – что главным ресурсом президента является наличие у него преданной команды, а ее отсутствие или недостаточная лояльность – это проблема. Но, по умолчанию Крыштановской, в команду, преданную президенту, не входит Путин-премьер, рекомендованный Думе Медведевым! Крыштановская изначально постулирует ненадежность Путина как члена команды. Так ли это?
Кадровая тайна тандема в том, что он запрещал обоим создание полноценной команды. Баланс в тандеме вступил в конфликт с его управленческой эффективностью. Сложились две политически неполные команды в Кремле и Белом доме, которые не складываются и никогда не сложатся в одну. Правда, ожидают, что после «великого разговора»≥ возникнет единая команда. Это было бы великим чудом. Позволю себе сказать – это иллюзия. Та же иллюзия, которая заставляет откладывать сам разговор, – иллюзия контроля над временем как следствие контроля во власти. А внутри этой иллюзии – опрокидывающий страх, который, собственно, и заставляет откладывать простые решения, пока те не станут нерешаемыми.
Осень тандема
Медлящий, откладывающий решение о власти тандем еще недавно был площадкой триумфа власти над временем и страной. Сделать преемственность осью политики – запрограммировать будущее на годы вперед, до 2020-го и далее... Изгнать риски... Но сегодня Кремль бежит вдогонку за процессами, которые даже не пытается осознать. Прежде Кремль опережал всех и господствовал благодаря опережению остальных. То была власть-везунчик – государство угаданной конъюнктуры. Решения предлагались раньше, чем на них возникал запрос. Фирменные импровизации Кремля стали способом политической гегемонии – предлагать ответы раньше, чем остальные недотепы догадаются сформулировать вопрос.
Эта властная модель – инициативный Кремль при безынициативном, пассивном обществе – в медведевский период отполировалась до сколковского шика модернизации. Но теперь эта власть кончается, и ее мавзолеем стал тандем.
Мы присутствуем при конце мифа о власти-гроссмейстере мирового уровня – с ее амбицией контролировать реальность. Неопределенность растет. Казалось бы, неопределенность – вещь, которая Путину ненавистна. Ведь неопределенность – это нестабильность. Но она работает на его новую игру, поскольку вина за рост неопределенности никем не возлагается на Путина. Ее возложат на Медведева, который изолирован в центре рискованного пространства, которым тандем не управляет. А президент в одиночку управлять не может.
А кто Медведев в этом пространстве? Медведев в этом пространстве никто. Его колоссальная активность политически стерилизована – и изолирована в административном стакане, поскольку он запретил себе искать поддержку в стране. Он президент, который пытается проводить активную политику в аполитичной системе. Это превращает Медведева в модератора неопределенности, где он ничего не может изменить. Здесь достаточно оттягивать момент истины, сама оттяжка становится конечной истиной.
Это видно на простом примере с ПРО. Несомненно, американские предложения по ПРО были лучше всего, чего мог бы ждать Путин. Хотя, конечно, они не стопроцентно застрахованы, как и все американские предложения. Путина они, пожалуй, устроили бы даже больше, чем Медведева. Но зачем Путину помогать Медведеву их принять? А без такой поддержки Медведеву принять их невозможно. Скажут, что «опять наш простак попал в американскую ловушку»! И Путин не снимет с Медведева часть риска. Зачем теперь ему помогать Медведеву? Ему самому нужны козыри для игры с Америкой в близком будущем. Не нарушая дисциплины тандема, достаточно просто затихнуть. К чему торопить события? Став президентом, он примет эти предложения как свою убедительную победу. (Вот что, в сущности, имеет в виду Крыштановская, исключив Путина из числа «преданных Медведеву».)
Этот простой пример показывает, как расходится рассеянный склероз по системе. Она не действует по назначению, поскольку втайне вовлечена в совершенно другое действие. Но и тандем, даже, страшно сказать – сам премьер, может не рассчитать. Рост управляемой неопределенности – эталонная техника перестройки, сознательная технология раннего Горбачева. Сегодня ты гарцуешь на управляемой неопределенности, через нее управляя страной. Завтра неопределенность вдруг оседлает всадника, и... Но почему завтра? Август уже на дворе!
Нелояльность сверху
Путинская догма полной партизации политики была спорной, но объяснимой: табу на популизм! Партизация проводилась с последовательностью, какой не хватало в других областях: никаких фронтов и «движений-проектов», наспех слепленных под выборы. А что теперь? Промежуточный результат суеты с Народным фронтом. Дополненный Агентством стратегических инициатив. Выглядит, как нарядная игровая площадка. Теперь у нас тут будет много активности, жизни и инициативы – есть место, куда будут приходить новые люди. Описывается это на давно забытом, никогда прежде Путиным не используемом языке комсактива – пафосном, бесконечно искусственном языке с наигранной душевностью для того приглашенных дам.
Все это необычно, поскольку нарушает устоявшуюся стилистику власти. Не потому ли, что власть утратила способность опережать всех и за счет опережения оставаться единственным центром инициативы? А еще более вероятно, что Путин утратил доверие к этому прежнему центру инициативы.
Система Путина стала напрягать своего архитектора. И когда он повторяет, что «Единая Россия» забронзовела, легко угадывается смысл – она внутренне сорганизовалась, став не вполне проницаемой и непрозрачной для него самого. Сверхлояльная партия власти стала для Путина слабоуправляемой. Она начала казаться ему опасной тем, что он с ней ничего не может сделать. Она бронзовая, то есть самодостаточная, поскольку теперь не целиком зависит от его личного рейтинга. Премьер реет над ней как лидер-нечлен, но... так ли он ей нужен?
Не стал ли Путин чувствовать себя лишним в этой системе, построенной вокруг прежнего центра инициативы? Путин чувствует себя лишним и в собственной политической системе, ядром которой является партия, встроенная в путинское большинство. Но у Путина, похоже, возникло ощущение, что следующей серии с его участием публика уже не ждет. И он стал разрушать эту конструкцию и создавать рядом с системой, которая вся пронизана концепцией его первенства, другую, маленькую и в чем-то даже пародийную. Он испугался, что система забронзовела настолько, что в этой скульптурной группе его уже нет. И сверхзадача фронта – вернуть нужность Путина России. Придумать, зачем нам всем нужен Путин, создать процесс, в центре которого будет он. И тогда вот это старое большинство и демократическая модель заменяются артефактом – «народом» из Народного фронта. Партийная система провисает, она превращается в тыловой резерв. Путин занялся конструированием народности. Отсюда избыток простонародных словечек, ссылка на книги и фильмы советского времени, которые сегодня уже надо искать через Яндекс, поскольку «народ» ничего такого не читает и не смотрит, а если читал или смотрел, то успел забыть. Как с Виктором Гюго, читателям которого сегодня далеко за пятьдесят.
Скоро возникнет проблема управления перестраиваемой властью – ведь мы все еще находимся в старой политической системе. Ее можно разрушить, и ее рушит Путин, но пока она эта политическая система, а не какая-то другая. В существующей системе нет инструментов управления «народными массами». Она структурирована в виде общества бюджетных сословий и избирателей регионов. Если мы меняем такую систему, нужны другие инструменты.
Здесь жаркая тайна совсем близкого будущего. Главная загадка, которая циклически возвращается в истории русских государств, – необъяснимая внезапная нелояльность лидера собственной системе. Выстроив систему власти, лидер сам вдруг вступает в заговор против нее. Но удастся ли Путину остановиться хотя бы на том уровне нелояльности, которую он демонстрирует?
Можно ли вообще остановиться на полуоппозиции полупотешного Нарфронта Медведеву – президенту и формально партнеру по команде – или остановиться на полумерах уже невозможно?
Российская политика не приспособлена к тому, чтобы обсуждать это и вообще что-либо серьезное вслух. Оттого на вершине власти ни для кого недосягаемые сидят два человека и угрюмо молчат о будущем государства на следующие 12 лет. Снова август.
