Андрей Ваганов Выступая 17 июня на Петербургском международном экономическом форуме, президент РФ Дмитрий Медведев заявил о возможности расширения границ Москвы и создания Столичного федерального округа. Губернатор Московской области Борис Громов, не прошло и месяца, сообщил, что «порядка восьми точек в Подмосковье рассматриваются как места для размещения административно-делового центра Столичного федерального округа».
В СССР/России есть опыт такого почкования, заданного государственной волей: ЗАТО (закрытые административно-территориальные образования), моногорода, наукограды, спальные районы мегаполисов. Тоскливая судьба всех этих разновидностей урбанизированных пространств хорошо известна┘ Но вот опыта создания административных городов-спутников в России нет. Город чиновников, Чин-Сити, – это как бы спальный район наоборот: создается не для осуществления некоторых естественных ночных прихотей, а для функционирования в режиме активного метаболизма в светлое время суток.
Гигантский, трижды окольцованный уже бетонкой контур Москвы покрывается пузырьками локальных урбанизированных пространств. Как герпесом. Приведу для наглядности хотя бы список городов, городков и поселков науки Московского региона: Балашиха, Белозерский, Дзержинский, Дмитров-7, Долгопрудный, Дубна, Железнодорожный, Жуковский, Звездный городок, Зеленоград, Климовск, Королев, Красноармейск, Краснознаменск (Голицыно-2), Лыткарино, Менделеево (поселок-спутник города-спутника Зеленограда, sic!), Новостройка, Оболенск, Орево, Протвино, Пущино, Реммаш, Реутов, Троицк, Химки, Фрязино, Черноголовка, Юбилейный┘ Одни названия – топонимическая поэма!
Иногда эти пузырьки лопаются, засыхают и исчезают почти безболезненно; иногда упорно стремятся поддержать свой статус-кво, производя изматывающе-монотонное жжение и непреодолимое желание расчесать их, хоть до крови. Фантомные боли мегаполисов, теряющих моногорода по своей периферии!
А тут еще и не просто мегаполис – столичный мегаполис. Заметим, кстати, что при удвоении размеров городов потребление энергии и количество дорог на душу населения уменьшаются на 15%. А доход жителей, количество собственности, учебных заведений возрастают на 15%. То есть почти perpetuum mobile! Почти – потому что преступность и болезни в городах увеличиваются все на те же 15%.
Так что эксплозия, «разлетание», Москвы сегодня – это не столько даже вопрос чей-то политической воли, а естественно-научный закон. При сопоставимой численности населения Стамбул занимает площадь 5600 кв. километров, тогда как площадь российской столицы всего около 1000 квадратов. Эта разность потенциалов не может долго искусственно поддерживаться в квазиравновесном состоянии.
Вопрос в другом: может ли город развиваться (читай: расползаться), используя другие географические образы и лекала? Вольны ли мы сознательно выбирать тип пространственной экспансии города? Не пузырящаяся пена «Сколково»-образных пригородов-кампусов (Wi-Fi, ШПД, магия мгновенных интеракций и т.д.), а, скажем, образ концентрически расходящихся волн. Есть и другие варианты – города-поля, города-ризомы (от греч. риза – корень), города-спруты, города-мега(ло)полисы, города-амебы┘
Москва – типичный город-амеба, «пукающая» амеба, размножающаяся почкованием. От нее постоянно норовят оторваться пузыри-новостройки. Но гравитация столичности все равно удерживает все эти города-спутники на своей орбите. По определению. Удерживает прежде всего за счет своей образно-символической массы. «У столицы нет ничего за душой, кроме государственных резиденций, помпезных храмов и равнодушных, порой любезных прохожих/проезжих», – точно подмечает географ Дмитрий Замятин.
Именно в силу чрезвычайной символической плотности столичного пространства с точки зрения метагеографии («метагеография как каллиграфия самого пространства») сначала надо бы приниматься не за проектирование ландшафта, а за помысление географического образа города «белых воротничков».
То есть над образом будущего города госчиновников надо бы буквально поколдовать, пошаманить, покамлать, забыв на время строго расчерченные проектные и методологические процедуры, а также менее строго очерченные, но не менее значимые, неформальные процедуры «утряски» внутриэлитных интересов. Надо бы сначала создать/представить географический образ, а потом уже вокруг него наращивать мясо железобетонных перекрытий и зеркально-стеклянных плоскостей.
Увы, эта метафора так и останется метафорой. Так, глава Департамента внешнеэкономических и международных связей Москвы Сергей Черемин заявил недавно, что местоположение города-спутника для госучреждений будет широко обсуждаться, проходить массу согласований и, в конце концов, станет предметом общественных слушаний.
Метагеографическое же прочтение будущего города (городка?) «белых воротничков» предполагает попытку ответа ну вот хотя бы на такие вопросы: каких литературных героев он (город) сможет породить, какие музеи, памятники, свалки, отходы, каких бомжей и криминальную статистику?.. Для них, для «белых воротничков», Чин-Сити будет ощущаться не как место развития – хотя, несомненно, как место построения изломанных кривых карьерных судеб, – но как место отправления своих служебных надобностей. Монофункциональность – это главная опасность, подстерегающая будущий город-спутник для госучреждений.
Город ведь – это сенсорно насыщенная, сложная среда. Но именно такой хаос и вызывает развитие когнитивных, то есть мыслительных, способностей. Будет ли воспроизводиться этот эффект в городе «белых воротничков»? Ответив на этот вопрос, мы, возможно, ответим и на вопрос об адекватности выбранного образа будущего Чин-Сити.
