Тупик абсурдов

В России народ всегда недоволен властью. Первоклашкой, присутствуя при дедовых спорах с друзьями, я слышал бесконечные проклятия в адрес «собаки Сталина». При Хрущеве это были политические университеты на веранде наших соседок, «сестер-гимназисток» Герцен (они трое доживали свой век вместе на даче у нас в Аркадии). Это было другое время и другие настроения. К Хрущеву относились хорошо, но почему-то с нескрываемой иронией называли его Никиткой. Эпоха Брежнева в моем сознании почему-то ассоциируется со словосочетанием «маразм крепчает». Я первый раз его услышал во второй половине 70-х от социолога Захара Файнбурга. Обычно после своего очередного посещения отдела науки ЦК КПСС перед отъездом к себе в Пермь он общался со мной и делился своими впечатлениями о скудоумии и невежестве жандармов от философии.

Но никогда уже за 60 лет своего присутствия, а потом активного участия во всех этих посиделках по разоблачению действующей власти я не слышал то, что слышу сейчас, чтобы это недовольство выражалось словом «тупик». Ненависть к Сталину шла от страха, от бессилия обреченных на ГУЛАГ. В те времена могли посадить каждого, и каждый это знал. Раздражение от маразма эпохи Брежнева и его бесконечных наград шло от стыда за свою страну, за себя. Но отчего нынешнее убеждение, что нет света в конце туннеля, что ситуация совсем безнадежная?

В массе своей те, кто разоблачает наш русский тупик, власть точно не боятся. И в этом, без иронии, я вижу наш громадный прогресс на пути свободы. Но одновременно, и это сущая правда, люди ничего хорошего от власти не ждут. И при этом на власть обижены, как бывают обижены дети на своих родителей. Одни не ждут ничего хорошего от власти потому, что, с их точки зрения, «и Путин, и Медведев заодно с ними, олигархами». Другие, и они составляют большинство политически активного населения, ничего хорошего от власти не ждут, ибо, с их точки зрения, она, эта власть, просто не в состоянии делать что-то осмысленное, последовательное и результативное. Тупик для многих, таким образом, означает осознание слабости государства, его неспособность адекватно оценивать ситуацию и принимать адекватные, разумные решения.

И мне думается, что этот нынешний тип недовольства властью наиболее опасен. В советское время недовольство сочеталось с верой в возможность благотворных перемен. Старики, друзья моего деда, связывали лучшее будущее со смертью Сталина. В эпоху перестройки, в конце 80-х – начале 90-х, лучшее будущее многие связывали со сменой системы, с демократией. Но особенность нынешней ситуации состоит в том, что большинство населения, кроме, конечно, экспертов ИнСоРа, не верит, что смена лидеров, а тем более модернизация политической системы в состоянии сделать их жизнь более пристойной. Я думаю, что в слове «тупик» сегодня люди делают акцент прежде всего на принципиальной невозможности уже вернуться назад и как-то по разуму построить и нашу политику, и нашу экономику. В нынешнем русском пессимизме, кстати, он имеет мало общего с традиционным катастрофизмом российской интеллигенции, есть настроение, которого никогда не было раньше в России. Нам катастрофически не хватает сейчас веры в себя, в дееспособность нашей власти и тем самым – веры в будущее страны. И совсем не случайно именно в последние два года, когда все заговорили о тупике, растет количество пессимистов, убежденных, что после эпохи советского самоистребления у русских вообще нет будущего.

Конечно, во всех этих разговорах о тупике многое идет от нас самих, от нашей психологии. Мы не умеем ценить то, что имеем, оцениваем свою жизнь исходя из желаемого, но невозможного. Обращает на себя внимание, что говорят о тупике, как правило, мужики не нуждающиеся, крепко стоящие на своих ногах. Все мои соседи, запрудненские мужики, которые ведут со мной разговоры о тупике, за последние 10 лет построили новые дома и обзавелись иномарками, правда, подержанными. Все это дает основание думать, что нынешние разговоры о тупике идут не столько от неудовлетворенного запроса на справедливость, сколько от неудовлетворенного запроса на разумное. Мне думается, что беда наша состоит в том, что наша власть не очень считается с потребностью русского человека в рациональном, целесообразном, поддающемся логическому обоснованию.

Зачем на пустом месте создавать «Сколково», когда есть десятки созданных в советское время научно-исследовательских центров? Власть одновременно берется за десятки проблем, за снос ветхого жилья, строительство новых дорог, благоустройство заброшенных земель, строительство домов для престарелых, но ни одно дело не доводится до конца, по крайней мере о нем забывают. Правая рука не знает, что делает левая. Сначала власть утверждает, что «не надо кошмарить бизнес», запрещает пожарным проверять организации чаще, чем раз в три года. А затем та же власть, после гибели полутора сотен людей во время пожара в «Хромой лошади», сажает руководителей пожарной охраны Перми в тюрьму.

В том, что власть делает в последнее время, действительно много откровенных абсурдов, которые не без основания сеют в России пессимизм и неверие в будущее своей страны. Никогда в истории России разум и разумное не подвергались такому серьезному испытанию, как сейчас. Наша власть отказывается от сертификации предметов потребления, а иногда даже лекарств, и делает нас заложниками стимулируемой вседозволенности. Общество страдает от роста преступности, от педофилов, похищающих и убивающих наших детей, а наша власть занимается либерализацией Уголовного кодекса. Дело дошло до того, что даже разбой с угрозой для жизни пострадавших мы переводим из разряда особо тяжких преступлений в тяжкие и т.д.

Надо понимать, что абсурдные, не согласующиеся с разумом действия властей не менее опасны для духовного здоровья общества, чем насилие. Абсурд, свидетельством чему все наши нынешние разговоры о тупике, провоцирует не просто неверие в будущее своей страны, но и рационализм, побуждает людей к непредсказуемым, иногда очень опасным поступкам. И если мы не хотим, чтобы вместо нынешнего слова «тупик» имя «Россия» связывалось со словом «могила», пора научиться соизмерять действия и программы власти с критериями разума. Еще раз повторяю: русский человек намного более рационален, намного больше испытывает потребность в разумном, последовательном и логически обоснованном, чем это принято считать.