Актуальность «гражданского накала» в нашем обществе проходит быстрее, чем происходит смена не то что времен года – смена дня и ночи. Сегодня уже с трудом вспоминается, что буквально пару недель назад все, кому было не лень, отпиарились на том, что власть-де создает атмосферу «террора и насилия» в стране. Но очень большой вопрос, кто создает ее на самом деле. Есть серьезные основания полагать, что оппозиции «культ насилия» присущ куда больше, чем власти и «околовластным организациям». Что, впрочем, логично.
Избиение журналиста Олега Кашина вызвало множество версий, многие из которых явно имели отношение не к попытке установить истину, а к самопиару тех, кто их произносил.
Но прошло время, и, когда волна схлынула, в сухом остатке оказалось лишь одно обвинение, прозвучавшее в отношении власти, – в создании «атмосферы террора и ненависти» в стране. Люди, которые озвучивают этот тезис, – родом из 90-х, где остались их главные карьерные достижения – политические и чиновничьи. Символом этого периода российской истории стал расстрел Белого дома: насилие было методом решения государственных проблем, включая конституционные. Именно этот принцип заложен в основу концепции «оранжевых революций», которые перекочевали из ХХ века в XXI.
К нынешней власти можно относиться как угодно, но она – и с этим трудно поспорить – увела страну из «беспредела» 90-х. Собственно, последние полтора десятка лет власть именно этим и занималась: наводила в стране порядок, как бы ни понимать это слово. И в эту модель абсолютно точно не вписывается насилие как политический инструмент. Потому что оно не вписывается в логику любого стабильного демократического правительства, которым российское, с рядом оговорок, все же является.
В то же время оппозиция в отличие от власти (скажем, президента Дмитрия Медведева сложно назвать выходцем из 90-х, хотя он в них, несомненно, жил) родом именно из 90-х, а не из нулевых. Может, именно в этом и кроется причина их друг с другом не политических даже, а эстетических разногласий?
Писатель Денис Драгунский именно так и считает. В связи с покушением на Олега Кашина общество, по его мнению, с понятным испугом вспомнило 90-е. «Это был важнейший период создания основ свободной рыночной экономики и демократии, не отнимешь. Но вместе с тем это была эпоха «прямого действия», мягко выражаясь. Открытое насилие было едва ли не единственным инструментом внедрения принципов частной собственности. Перераспределение активов и даже переформатирование политической картины происходило с помощью пули, взрывчатки, арматуры в руках оплаченных погромщиков. В двухтысячные годы принуждающее насилие стало прерогативой государства (к сожалению, не на 100%, как в благоустроенных демократиях, но в гораздо большей мере, чем 15 лет назад)».
По мнению Драгунского, активность оппозиционных политиков по поводу, например, того же нападения на Кашина связана «уж конечно, не с тем, что факт беспрецедентный: это случалось и в наши вертикально-стабильные времена, а 10–15 лет назад журналисты гибли и получали увечья едва ли не каждую неделю».
Культ насилия, пришедший из уличных разборок 90-х, выплеснулся в политику в нулевых. Арматурное решение применялось даже к целым странам. «Оранжевые революции», в которых участвовал тот же Борис Немцов, например, в качестве советника Виктора Ющенко, – не что иное, как насилие над Конституцией. «Третий тур выборов» – это и есть главный акт насилия. И дело даже не в том, насколько он «кровавый» или «бескровный», он сам по себе, по духу своему, чтобы ни говорили про «мирный характер акций», – силовой.
Но дело не только в этом. Революционный Майдан, на котором бывший российский вице-премьер был действующим лицом, где людей в палаточном городке не только кормили горячими обедами, но и учили грамотно противостоять ОМОНу, разве не был школой такого – самооправданного – насилия?
Интеллигенция как-то традиционно считает, что все, что говорит оппозиция, – по определению хорошо, а то, что говорят «прокремлевские» организации, по определению – плохо. Примерно такой же точки зрения, только с обратным знаком, придерживался Йозеф Геббельс. Но если разобраться: кто все же страшнее – какие-нибудь «Наши» или любые боевые отряды любых несогласных? Этот вопрос не случайно в очередной раз возник, когда лидеры «Солидарности» Борис Немцов и Владимир Милов после избиения журналиста Кашина обвинили власть в разжигании в стране «атмосферы террора».
Но в случае с Кашиным версии, озвучиваемые оппозицией, явно были рассчитаны на эмоциональное, а не вдумчивое восприятие. «Чиновник, публично потребовавший от Кашина извинений за оскорбление, назавтра не пошлет людей с арматурой. Люди, вывесившие на сайте портрет Кашина с печаткой «будет наказан», тоже не побегут с арматурой его бить. Так не бывает. Если это так, то стране осталось жить 15 минут, ибо это получается не страна, а блатное толковище», – отмечает все тот же Денис Драгунский.
«Я не думаю, что какой-то молодогвардеец, наслушавшись «легенд Селигера», ухватит биту и пойдет искать приключения на свою шею. Да, Кашин с ними, а они с Кашиным ругались сильно... Но лезть в «мокруху»?! Тоже мне фанаты непонятно какой идеи...» – утверждает обозреватель «Эха Москвы» Леонид Радзиховский на сайте радиостанции.
Да и перепадает тем же «нашим», молодогвардейцам и прочим околокремлевским «молодежкам» не реже, чем оппозиции. Ведь «прокремлевские» и «кремлевские» – это не одно и то же. И никакой индульгенции от власти у них, судя по всему, нет.
В июле во время акции петербургского отделения «Молодой гвардии «Единой России» у офиса «Справедливой России» был задержан председатель политсовета отделения Артем Мурзаков. В сентябре милиция задержала активистов «Наших», которые пытались пикетировать префектуру Северного округа Москвы. В октябре на пикете против реформы ЖКХ в милицию забрали начальника штаба МГЕР в Кировской области Александра Конышева. В ноябре во время попытки молодогвардейцев передать карту России в посольство Японии стражи порядка задержали одного из лидеров движения, члена Общественной палаты Андрея Татаринова. Пришлось пройти в отделение и нескольким участникам нашумевшей акции «Наших» против торговли просроченными продуктами в одном из московских супермаркетов.
...Разумеется, нельзя исключить, что в любой среде могут найтись не в меру инициативные персоны, которые на свой страх и риск решатся на физическое насилие. Но здравый смысл подсказывает, что такая вероятность среди «прокремлевских» активистов гораздо меньше, чем там, где насилие – норма, где всякий сопляк воображает из себя карающий меч партии, где само понятие «государство» – синоним мирового зла.
В то же время вспомним, как Борис Немцов и его единомышленники с энтузиазмом комментировали преступления «приморских партизан», убивавших людей только за то, что на них была милицейская форма, – «народ взялся за оружие против кровавого режима»... Вспомним, как все та же оппозиция приветствовала погром мэрии Химок экологическими «активистами» из «антифашистких движений». Вспомним, с каким воодушевлением несогласные, прошедшие школу НБП, провоцируют схватки с ОМОНом на Триумфальной площади. И как оживляется политическая жизнь оппозиционеров, когда с кем-то случается несчастье: убивают ли адвоката Маркелова, избивают ли журналиста Кашина. Есть ощущение, что в штабе немцовско-миловского движения «Солидарность» или, скажем, лимоновской запрещенной, но действующей под новыми вывесками НБП только этого и ждут.
Несколько лет назад на презентации книги Бориса Немцова в Красноярске его охрана избила студента, попытавшегося надеть на голову политика сачок для ловли бабочек. Присутствовавшие на мероприятии журналисты отметили, что и сам Борис Ефимович с кличем «Щас эту мразь мы оденем!» послал незадачливому перформансисту, которого скрутили телохранители, красивый прямой в челюсть.
Владимир Милов в августе прошлого года после несанкционированного шествия, устроенного несогласными, прилюдно заявил не понравившемуся ему журналисту: «Нечего вам здесь отсвечивать, а то по вашей мордочке давно железный прут плачет!»
Да и другие представители «Солидарности» насилием не пренебрегают. На апрельском политсовете движения член ОГФ и «Солидарности» Александр Хатов ударил в нос девушку и пнул в причинное место другого однопартийца – Игоря Гуковского.
Неудивительно, что высказывания «праворадикалов» вроде Немцова и Милова, попытавшихся из нападения на Олега Кашина раздуть пламя недовольства властью, разозлила даже тех, кто обычно сочувствует любым проявлениям оппозиционности.
«Ведь вы сами готовы уничтожить друг друга, – обращается к «непротивленцам» самое оппозиционное издание страны The New Times. – И повод для убийства совершенно не важен. Им может стать само существование оппонента. Или необходимость очередной громкой пиар-акции. Причина готовности к убийству – величайшая общественная развращенность», – констатирует журнал.
У молодежных организаций в силу возрастного максимализма есть общая тяга к радикализму – вне зависимости от страны и политической ориентации. Правые греки устраивают погромы в Афинах, левые испанцы – в Барселоне. И если «Наши» в свое время жгли книги Сорокина, то соратники Немцова из «Солидарности» сделали то же самое с книгой Владислава Суркова, а функционеры КПРФ предали огню чучело самого первого замглавы АП. Однако в силу своего «околовластного» позиционирования и «Наши», и «Молодая гвардия», создававшиеся в противовес «оранжистам», куда менее радикальны, чем оппозиционные «молодежные крылья» организаций вроде «Обороны», и даже взрослые драчуны из «Солидарности». Не говоря уже о запрещенных, но мало изменившихся даже в рамках внешне либеральной «Стратегии-31» лимоновских «нацболах».
Писатель Драгунский, с которым мы беседовали на предмет того, кто страшнее – власть или оппозиция, в конце разговора выдал афоризм собственного сочинения. «Не бойся власти – в крайнем случае она запретит оппозицию. Не бойся оппозиции – в крайнем случае она придет к власти. Бойся глупости – ибо из-за глупости противостояние оппозиции и власти бывает бесконечным и бессмысленным».
И не дай Бог – добавим, – чтобы глупость когда-нибудь взяла верх.