Бахтияр Тузмухамедов В опубликованной на днях первой в этом месяце порции «российских» постановлений Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) выделяется решение по делу «Маркин против России».
Константин Маркин – офицер Вооруженных сил, отец троих детей. Когда в 2005 году родился самый младший, Маркин обратился к командованию части с просьбой предоставить ему отпуск по уходу за ребенком до достижения им трехлетнего возраста. Командир в просьбе отказал, поскольку действующим законодательством такой отпуск положен только военнослужащим женского пола. Маркин обратился в гарнизонный, а потом и в окружной суд. Он не раз жаловался в Конституционный суд, утверждая, что действующие нормативные акты, не позволяющие ему три года посвятить воспитанию ребенка, являются дискриминационными по отношению к военнослужащим-мужчинам.
Отвечая Маркину, КС отметил, что законодатель предоставил право на отпуск за ребенком только мамам в военной форме, поскольку в наших условиях участие женщин в несении военной службы весьма ограниченно, а кроме того, материнство определяет особую роль женщины в обществе. При этом у отца остается право на однократный отпуск до трех месяцев, но это уж в крайних случаях отсутствия материнского попечения о детях. Если же отец решает самостоятельно заботиться о ребенке, законом предусмотрено досрочное увольнение с военной службы по семейным обстоятельствам.
Еще раньше жалоба Маркина была зарегистрирована в ЕСПЧ. В европейской инстанции он нашел защиту. Правда, из запрошенных им 400 000 евро в качестве компенсации морального ущерба, да еще приблизительно 2500 – на возмещение материального ущерба и судебных издержек ЕСПЧ счел возможным назначить лишь 200 евро, чтобы частично покрыть расходы на тяжбу. ЕСПЧ счел, что в отношении Маркина была допущена дискриминация по половому признаку в сочетании с нарушением его права на семейную жизнь. Суд не нашел «разумных и объективных» оснований для того, чтобы трехлетний отпуск предоставлялся только военнослужащим-женщинам. Он согласился с тем, что некоторые права военнослужащих могут быть ограничены и это не будет дискриминацией, а вот рамки на право на семейную жизнь – будут.
Попутно ЕСПЧ – впервые! – раскритиковал аргументы КС России: мол, тот не привел примеров и специальных данных, чтобы доказать, как трехлетнее отсутствие военнослужащего на боевом посту скажется на обороноспособности страны.
ЕСПЧ не разъяснил, каким образом в течение трех лет тяжелой родительской работы военнослужащий сохранит профессиональные навыки и боеготовность и сколько времени и средств потребуется на то, чтобы впоследствии подтянуть его до возросших за это время требований.
Нападки ЕСПЧ на КС необъяснимы. Уже не один год между двумя судами идет конструктивный диалог, ЕСПЧ нередко ссылается на практику КС в качестве как позитивного примера, так и источника аргументов при вынесении собственных решений. В свою очередь, КС взялся быть проводником правовых позиций ЕСПЧ, его видения современного состояния прав и свобод человека в российскую законодательную и судебную практику. Критика обидная тем более, что она малоубедительна, о чем, кстати, высказался российский судья ЕСПЧ Анатолий Ковлер, голосовавший против решения.
Проблема еще вот в чем: в феврале этого года КС вынес постановление, которым назвал решение ЕСПЧ по конкретному гражданскому делу, рассмотренному ранее российским судом, вновь открывшимся обстоятельством, открывающим путь к пересмотру внутреннего судебного решения. Тем самым КС проложил еще один путь для практики ЕСПЧ на российское правовое поле.
Я не хочу сказать, что в деле Маркина ЕСПЧ проявил черную неблагодарность, вполне возможно, что, движимый юридическим идеализмом, он вознесся над конкретной правовой и социальной ситуацией. Но своими недальновидными действиями ЕСПЧ внес сумятицу в российскую судебную систему. Маркин, заручившись решением ЕСПЧ и февральским постановлением КС, может теперь потребовать пересмотра своего дела по вновь открывшимся обстоятельствам.
Что делать КС? Можно смириться и, дождавшись удобного повода, попытаться найти доводы в пользу того, что менее чем за два года, прошедшие после вынесения определения по жалобе Маркина, ситуация изменилась настолько кардинально, что нормативные акты, признанные тогда конституционными, уже таковыми не являются. Или при случае сделать ответный выпад в сторону ЕСПЧ, усугубив конфликт. Можно снять неловкость в ходе личных контактов между судьями ЕСПЧ и КС, но за совместным чаепитием постановление не отменишь.
А можно прибегнуть к опыту других высших судов европейских стран, которым прежде приходилось уточнять параметры своих отношений с ЕСПЧ. Например, Федеральный конституционный суд ФРГ шесть лет назад вынес решение, кстати, тоже по вопросу о родительских правах, в котором с немецкой педантичностью обозначил пределы авторитета ЕСПЧ в германской правовой системе.
По нашей Конституции международные договоры обладают приоритетом применения по отношению к национальным законам. Конституция стоит выше, и гипотетический конфликт с международным договором должен разрешаться в ее пользу. Постановление ЕСПЧ – акт производный по отношению к международному договору, этот суд создавшему, и оно в определенных условиях может встать на один уровень с национальным законом. ЕСПЧ – орган вспомогательный по отношению к национальной правовой системе, но не замещающий ее. Устанавливая конкретное нарушение европейской Конвенции о защите прав человека, в своем ее понимании, ЕСПЧ пристало бы остерегаться подвергать сомнению представление КС о конституционности или неконституционности национального закона. Вторгаясь в сферу компетенции Конституционного суда, ЕСПЧ не только подрывает его авторитет, но и может испортить отношения со своим последовательным союзником.
Дарья Гармоненко 