Военное наследство

Нюрнбергский процесс 1946 года заложил целый ряд норм международного права.
Фото из книги «Великая отечественная война 1941-1945 гг»

Нынешняя политическая осень проходит под знаком дискуссий об итогах Второй мировой войны. Еще недавно эксперты обсуждали речь Владимира Путина в Вестерплатте (Польша). Теперь на смену ей пришли новые сюжеты. 16 сентября польский Сейм официально назвал ввод советских войск на территорию Западной Украины и Белоруссии четвертым разделом Польши. 24 сентября президент России Дмитрий Медведев с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН объявил о необходимости противодействовать попыткам пересмотреть закрепленные в Уставе ООН итоги войны. Впервые в истории события прошлого становятся реальным фактором раскола в межгосударственных отношениях.

Дискуссии о пересмотре итогов войны сами по себе не новы. Они начались без малого 60 лет назад и с тех пор не прекращались никогда. (Вспомним оправдывающие вермахт мемуары немецких генералов или споры о катынском деле.) Но нынешние баталии вокруг «военного наследия» имеют международно-политическую направленность. Современный мировой порядок функционирует на основе институтов Ялтинско-Потсдамской системы. Поэтому дискуссии о пересмотре Второй мировой войны означают потрясение основ всей нынешней мировой системы.

Во-первых, они ведут к эрозии понятия «державы-победительницы». Страны Восточной Европы при уже пугающей поддержке «общеевропейских» институтов внедряют тезис об «одинаковой ответственности Германии и СССР». В ответ Россия может сфокусировать внимание на предвоенной политике умиротворения Франции и Британии или на теме французского коллаборационизма в годы войны. Итогом станет размывание грани между победителями и побежденными во Второй мировой войне.

Во-вторых, возникает вопрос о правомерности сохранения ограничений суверенитета Германии и Японии. Московский договор 1990 года снял с Германии остатки оккупационного статуса. Но он сохранил введенные Боннским договором 1952 года запреты на проведение референдумов по военно-политическим проблемам, на требование вывода иностранных войск до подписания мирного договора, на развитие ряда компонентов вооруженных сил и на принятие внешнеполитических решений без консультации с державами-победительницами. За минувшие 20 лет Германия создала цепочку прецедентов, позволивших ей восстановить статус великой державы без изменения Московского договора. Дискуссия о «равной ответственности СССР и Германии» поможет Берлину вывести эту проблему на международно-правовой уровень.

Схожая проблема существует и в отношении Японии. Ее суверенитет частично ограничен Конституцией 1947 года и американо-японским договором 1961 года. Теперь в японском обществе усиливаются настроения в пользу расширения военно-политических прав Токио. Дискуссия о пересмотре итогов войны создает для этого необходимый информационный фон. (Справедливо ли, что по Сан-Францисскому договору 1951 года союзники ограничили территорию Японии островами Японского архипелага?)

В-третьих, возникает правовой задел для реформы Совета Безопасности ООН. Снятие ограничений суверенитета позволит Германии и Японии всерьез претендовать на получение статуса постоянных членов Совета Безопасности ООН. Отпадают и аргументы, препятствующие приему в постоянные члены СБ ООН Бразилии, Аргентины, Индии, Австралии и Индонезии. Отсюда – один шаг до постановки вопроса о пересмотре института права вето у постоянных членов Совета Безопасности ООН.

В-четвертых, современная система национально-территориальных границ в Восточной Европе была установлена Ялтинскими соглашениями 1945 года. Распад СССР и СФРЮ в 1991 году не изменил ситуацию, поскольку распад шел по внутренним административным границам союзных республик. В Варшаве любят поговорить о необходимости России «покаяться» за сталинизм. Но именно Сталин настоял на передаче Польше исконно немецких земель Силезии, Померании и Восточной Пруссии. О «европейских ценностях» любят поговорить в Бухаресте, Братиславе и даже Белграде. Но именно Советский Союз настоял на передаче им ряда венгерских земель. Польские и прибалтийские политики часто заявляют, что «Вторая мировая не кончалась до сих пор». Как должны воспринимать подобные сентенции в Берлине, Риме и Будапеште?

В-пятых, все наши представления о морали базируются на итогах Нюрнбергского процесса 1946 года. В Нюрнберге возник прецедент осуждения за несоблюдение международного гуманитарного права. В Нюрнберге был поднят вопрос о вине определенных типов идеологии и философии. В Нюрнберге впервые был официально зафиксирован тезис о равенстве всех народов и рас. Пересмотр итогов войны открывает путь к пересмотру решений Нюрнберга. Последствием может стать возрождение старой, «донюрнбергской», морали с ее представлениями о нормальности межгосударственных войн и неравноправном положении этнических групп.

В середине XIX века навязчивой идеей дипломатов был пересмотр решений Венского конгресса. Ради этого они до хрипоты спорили о роли Наполеона Бонапарта и правомерности создания Священного союза. Венскую систему в самом деле сломали. Последствием стала безудержная гонка вооружений и две мировые войны ХХ века. Стоит ли пересматривать историю Второй мировой войны ради подобного результата?