Патриарх как ответчик за Россию

По завершении визита Патриарха Московского и всея Руси Алексия II (1–4 октября) во Францию в Русской Православной Церкви (РПЦ) были вынуждены опровергнуть появившуюся в СМИ информацию о совместном православно-католическом богослужении в Нотр-Дам де Пари. 3 октября Патриарх просто совершил в соборе Парижской Богоматери православный молебен без участия католического духовенства. Конечно, пресса ошиблась: нет и не может быть православно-католических богослужений, слишком сложны взаимоотношения Церквей. Однако во Франции Алексий II столь часто говорил о единомыслии православных и католиков, что могло создаться впечатление: проблемы позади!

В интервью газете «Фигаро» Патриарх цитировал слова Бенедикта XVI о том, что «свобода без морали превращается во вседозволенность», и даже заявил, что его встреча с Папой может состояться чуть ли не в ближайшие годы. А выступая перед депутатами ПАСЕ 2 октября, Алексий II уклонился от ответа на весьма болезненный для католиков вопрос о «канонической территории».

Текст доклада Патриарха в ПАСЕ вплоть до выступления держали в строгой тайне. Это даже забавно, если учесть, что доклад стал, по сути, «сборной солянкой» из резолюций последних заседаний Всемирного русского народного Собора. К тому же депутаты ПАСЕ все это не раз слышали от представителей Католической Церкви - и о правах человека, и о социальной справедливости. Впрочем, похоже, на сходство позиций двух Церквей и делалась ставка.

В современном европейском политическом пространстве Римско-Католическая Церковь заняла определенную нишу – нишу носителя консервативного, традиционного взгляда на общество и его проблемы. Европейским либералам и демократам такой партнер по диалогу нужен: не слыша иной, противоположной точки зрения, не полемизируя с ее выразителем, рискуешь со временем утратить контакт с реальностью. Выступление Алексия II в ПАСЕ и реверансы в сторону католиков были призваны показать, что и РПЦ не прочь встроиться в эту «консервативную нишу». Она – тоже «европейская Церковь», с ее мнением тоже неплохо бы считаться.

Однако во Франции к Алексию II отнеслись не только как к главе Церкви. На него смотрели и как на представителя страны, в которой не все ладно с правами и свободами человека: то протестантской организации откажут в регистрации, то гей-парад запретят, то газету закроют. Ответчиком за страну Патриарх быть во Франции, в общем, не собирался. Но в какой-то мере ему пришлось сыграть эту достаточно сложную роль. К тому же председатель комитета по международным делам Госдумы РФ Константин Косачев, комментируя выступление Алексия II, заявил, что «это событие укрепляет авторитет России в целом в Европе и в мире». То есть говорим Патриарх, а подразумеваем Россия. А на Западе где Россия, там и президент Путин...

Еще в 70–80-е годы прошлого века на Западе с сочувствием относились к загнанной в угол Русской Церкви. Теперь же Алексию II в беседах с французскими журналистами пришлось в некотором смысле оправдываться и за взаимодействие Церкви со спецслужбами СССР, и за нынешние тесные связи с государством. Восприятие РПЦ на Западе изменилось: вместо подавленной режимом Церкви ныне это религиозная организация, добровольно и весьма охотно благословляющая действия российских властей. И это не случайно, ведь телекартинку богослужений с участием Владимира Путина и министров правительства РФ видим не только мы, но и европейские политики и журналисты.

Попрощавшись с Алексием II, депутаты ПАСЕ спустя несколько часов говорили о том, что Россия недолжным образом сотрудничает с Европейским судом по правам человека и оказывает давление на истцов с Северного Кавказа, где эти права периодически нарушаются. Если бы вопросы, на которые Патриарху довелось ответить в страсбургском Дворце Европы, не были заранее изучены и одобрены делегацией РПЦ, кто знает, не пришлось бы и ему говорить с парламентариями о ситуации на Северном Кавказе? Ведь об этом его на следующий день спрашивали представители французских СМИ! Равно как и об «одобрении» Церковью политики президента Путина.

Критику российских властей из уст представителей РПЦ можно услышать крайне редко. Для Запада этого порой достаточно: не критикуешь – значит поддерживаешь. А если принять во внимание, что Церковь то и дело стремится поставить знак равенства между понятиями «Россия», «русский» и «православие», то становится понятным, почему во Франции Алексий II оказался в роли заложника ситуации, которую сам не создавал.