Игорь Романов. Вчера истек срок, отведенный российским НПО для сдачи в Росрегистрацию отчетов о деятельности и расходовании денежных средств. Новая процедура вызвала очередную волну негодования со стороны организаций, обвинивших подразделение Минюста в дублировании функций налоговых органов. «Если перед налоговой инспекцией мы комплексно отчитываемся, то здесь требуют детально указать, сколько денег, грубо говоря, на скрепки ушло, сколько на оргтехнику, сколько еще на что, – возмущается лидер движения «За права человека» Лев Пономарев. – Все это делается, чтобы выдавить и напугать иностранные фонды, выделяющие нам гранты».
В самой Росрегистрации советуют не «устраивать истерии» и подчеркивают, что ничего смертельного в процедуре нет. Противостояние Росрегистрации с правозащитниками лучше всего демонстрирует главную особенность неправительственных организаций, действующих в России. Они воспринимаются сквозь призму политики, в качестве основного элемента, осложняющего отношения с Западом. Эту точку зрения наиболее внятно излагает член Общественной палаты Сергей Марков: «НПО – это главное политическое оружие XXI века. Если в XIX веке к власти приходили путем политических переворотов, в XX – через политические партии, то сегодня основное оружие усиления политической власти – это НПО. В преддверии федеральных выборов в России финансирование НПО со стороны Запада усилится, Госдепартамент США об этом уже открыто заявил».
Между тем подавляющее большинство НПО работают в социальной сфере, занимаются вопросами здравоохранения, экологии, благотворительности и т.п. По мнению президента Центра развития демократии и прав человека Юрия Джибладзе, сами власти политизируют неправительственные организации. «Заметны ведь только те из них, на которые в последние годы оказывается избирательное давление, – полагает эксперт. – Организации, связанные с защитой прав человека, борьбой с коррупцией, попытками добиться прозрачности власти, автоматически рассматриваются как политические, поскольку их трактовка этих вопросов расходится с позицией властей». Непомерно расширительное толкование властями понятия «политика» приводит руководство НПО в замешательство. «У нас запрещен общественный контроль за выборами со стороны общественных организаций, но мониторинг не запрещен, – отмечает директор Агентства социальной информации Елена Тополева. – Разве мониторинг выборов – это политика?»
Для России характерно негласное разделение НПО на «своих», поддерживаемых государством, и «чужих», существующих в основном на западные гранты. Государство продолжает экспансию в сферу НПО, формируя на свой лад институты гражданского общества. Полным ходом идет формирование Общественных палат в российских регионах. В соответствии с указом президента все министерства и ведомства обросли «карманными» Общественными советами, которые правозащитники не преминули назвать «муляжами гражданского общества». Интересно, что наиболее активными являются общественники, сгруппировавшиеся вокруг силовых министерств – Минобороны и МЧС. Проявляя повышенный интерес к системе НПО, государство действует не только с помощью «кнута Росрегистрации», но и пряника. Недавно при посредничестве Общественной палаты среди сотен НПО были распределены 250 млн. рублей, выделенные из федерального бюджета.
Финансовая сторона существования НПО вышла на первый план в период подготовки к федеральным выборам. В одном из своих выступлений экс-глава Центризбиркома Александр Вешняков назвал некоммерческие организации «стиральной машиной для отмывания денег», используемых политическими партиями в ходе избирательных кампаний. Неоднократно призывал руководителей НПО «прекратить жить на гранты» спикер Совета Федерации Сергей Миронов. Недавно Госдума запретила народным избранникам получать денежное вознаграждение от иностранных НПО. Организациям урезали и право делать пожертвования при проведении референдумов в России.
В пылу баталий пропадает вопрос об эффективности НПО. По данным ВЦИОМа, только 13% россиян знают о существовании некоммерческих организаций. При этом большинство респондентов – 40% – согласны с тем, что работа НПО «незаметна и не важна». Стоит отметить, однако, что многие организации существуют более десяти лет и располагают разветвленными региональными сетями.
В Думе к деятельности НПО относятся пренебрежительно, указывая на то, что «эффективность этих организаций низкая, поскольку их деятельность заключается в борьбе за гранты и их освоении». Практически все НПО, сказал корреспонденту в приватной беседе один из парламентариев, «имеют солидные аппараты, снимают офисы, оплачивают средства связи, поездки на разные симпозиумы и коллоквиумы». Депутат приводит расхожие данные: «Более трети денег, выделяемых НКО, идет на административные расходы».
«Коррупция и отмывание средств в НКО-секторе присутствует, – признает Джибладзе. – Хотя она ничуть не выше, чем в государственном секторе. Люди, работающие в организациях, тоже могут совершать ошибки, быть не очень компетентными в менеджменте». Однако государство интересуется финансовым положением НКО вовсе не для того, чтобы положить конец коррупции, уверен эксперт. Солидарна с этим мнением и Тополева: «Основная масса НКО работает профессионально и умеет эффективно расходовать средства. Потолок административных расходов для них – 20%, хотя есть и такие, где эта цифра составляет 8–10%».
Между тем правоту думцев признают и сами грантополучатели. Лев Пономарев пояснил «НГ»: «У меня 40% средств уходит на зарплату сотрудникам. Но даже если бы уходило и 100%, это нормально, поскольку мы не являемся посредниками и не занимаемся благотворительностью. Мы профессионально и качественно обслуживаем людей, не волонтеры же у нас работают». Корреспондент поинтересовался у правозащитника статьями расхода грантов. «Покупка техники и ее обслуживание, зарплата, командировки, оплата экспертов или адвокатов, услуги пресс-секретарей, обслуживание сайта и электронной почты, – перечислил Пономарев. – Важно не то, сколько уходит на зарплату, а какая эта зарплата. У меня она составляет – и я этим горжусь – 15 тысяч рублей. Считаю, это очень мало».
Можно предположить, что эффективные организации, добившиеся сокращения доли административных расходов, смогут рассчитывать на больший интерес со стороны бизнес-структур и социально активных граждан. Однако есть проблема малой связи между НПО и гражданами, уверена эксперт Московского центра Карнеги Мария Липман: «Мы наблюдаем прогрессирующую деполитизацию общества, снижение даже того немногого гражданского участия, которое у нас было в период бурных перемен». Такое положение дел, напоминает эксперт, для России традиционно: «Почти всегда у нас очень слабое общество, не способное защитить свои интересы и объединиться, чтобы изменять путь развития страны или содействовать принятию тех или иных решений». Для россиян, подчеркивает политолог, сегодня характерно привычное ощущение апатии: «от нас ничего не зависит, это они все решают».
Одна из причин недоверия граждан неправительственным организациям – иностранное финансирование. Однако слабое желание российских бизнесменов сотрудничать с отечественными НКО часто объясняется не только сомнениями в эффективности использования грантов, но и нежеланием быть вовлеченными в политику. Бизнес, подчеркивает Липман, не финансирует ничего, что хотя бы отчасти пахнет политикой: «Его хорошо научили – тут достаточно истории с Ходорковским, с одной стороны, с банком «Нефтяной» – с другой».
