Неуклюжие действия Вашингтона в ответ на настойчивое стремление Ирана возобновить свою ядерную программу могут усугубить ситуацию. Ведь сейчас по Ирану в США формируется двухпартийный консенсус, которого не было ни по Ираку, ни в более широких рамках войны с «Аль-Каидой».
К сожалению, этот консенсус носит искусственный характер, так как он основан на излишне упрощенном толковании угрозы, а также ошибочном мнении, будто дипломатические усилия исчерпаны или бесполезны. Он связан с преждевременным выводом, что у США не осталось иного выбора, кроме как прибегнуть к «военному решению».
С оглядкой на близость выборов нынешней осени и из желания продемонстрировать свою решительность и силу в сфере обороны администрация Буша и лидеры Конгресса ведут дискуссии, выделяющиеся ориентацией напоказ. Они преувеличивают иранскую угрозу и одновременно обходят стороной вопрос о серьезных последствиях в результате американского или израильского удара.
Вместе с тем нет анализа и проработки всего спектра возможных вариантов и путей действия в ответ на существующие и будущие шаги иранцев. Определяя и характеризуя угрозу, мы не должны допускать преувеличений и паники. Требуются, наоборот, точность и ясность.
По сообщениям СМИ и официальным заявлениям администрации Буша, Ирану требуется еще от 5 до 10 лет для создания ядерного взрывного устройства и средств его доставки. Если эти сообщения верны, то угроза, которую несет Иран Израилю, Западу и Соединенным Штатам, точнее может быть названа нарождающейся, а не серьезной или неизбежной.
Тем не менее вряд ли можно ощущать себя комфортно рядом с Ираном, поддерживающим ХАМАС и «Хезболлах» и к тому же обладающим ядерным оружием. Вызывают тревогу и беспокойство и недавние заявления президента Махмуда Ахмадинежада, включая его призыв к уничтожению Израиля. Однако как бы ни были несуразны и безобразны такие выпады, ориентированные на определенную аудиторию внутри страны, они мало что значат помимо бравады, как это было в свое время с обещаниями Никиты Хрущева «похоронить» нас.
В любом случае сочетание таких факторов, как оправданное желание не допустить распространения ядерного оружия, существования в Иране режима, который далеко не является транспарентным и надежным, и лидера, делающего странные и беспокоящие заявления, – все это побуждает некоторых обычно уравновешенных людей вроде сенатора Джона Маккейна изображать чрезмерно мрачную и тревожную картину.
Как заявил недавно Маккейн, «есть только одна вещь хуже, чем военный вариант. Это Иран, вооруженный ядерным оружием». Получается, что вашингтонские политики обращаются к двухвариантному балансированию на грани, напоминающему о времени, когда в залах Госдепартамента прохаживался Джон Фостер Даллес.
Выходит, что единственным курсом действий стала своего рода формула: «выпадет решка, то мы выиграли, а если орел, то вы проиграли». Иначе говоря, возможны лишь два исхода: либо полная капитуляция Ирана по ядерной проблеме, либо полное уничтожение иранских ядерных объектов в результате военного удара.
Маккейн и другие «ястребы» избегают обсуждения последствий такой операции. Однако в отличие от израильского рейда, разрушившего иракский реактор в Озираке в 1981 году, в данном случае потребуется широкомасштабная кампания воздушных бомбардировок для уничтожения не только двух десятков ядерных исследовательских объектов, но и баз иранских самолетов-истребителей, командных пунктов, позиций ПВО, и – чтобы упредить ответные удары по базам США в регионе – ракетных установок.
Угроза, создаваемая Ираном даже с ядерным оружием, не сильнее, чем та апоплексическая реакция, которая последует в случае подобного военного удара с его стороны и со стороны арабо-мусульманского мира. Бомбежка Ирана будет иметь катастрофические последствия: приведет к еще большей радикализации Ирана, распалит Ближний Восток и даст толчок цепной реакции в мире, которая может привести к захвату власти исламскими фундаменталистами в обладающем ядерным оружием Пакистане.
США могли бы в этой ситуации задействовать комбинацию дипломатических, военных и экономических мер. Прежде всего недвусмысленно и категорически заявить, что они никогда не нанесут первыми удар по Ирану с использованием ядерного оружия и отказываются от объявленной ранее в качестве цели смены режима в Иране. При этом стоит предложить нормализовать американо-иранские отношения и без задержек восстановить взаимное дипломатическое присутствие в Вашингтоне и Тегеране.
Можно было бы высказаться за проведение в ближайшем будущем саммита, возможно, на египетской территории, одобрить идею президента Владимира Путина об обогащении иранского урана на российской территории и под российским контролем, провести кампанию общественной дипломатии, ориентированную на иранских и арабских умеренных и реформаторов.
В эту же комбинацию мер можно было бы включить продвижение тезиса, что создание ядерного оружия обойдется Ирану крайне дорого, но мало чем поможет укреплению его безопасности; поддержать демократические чаяния иранского народа, подтвердить американскую поддержку Израиля и желание США помочь сторонам достичь всеобъемлющего мира между Израилем и палестинцами; расширить возможности контактов между американцами и иранцами.
Вашингтон мог бы также объявить о своей готовности развернуть и использовать для защиты Израиля надежную и полностью интегрированную систему противоракетной обороны театра военных действий в случае, если Иран будет продолжать программу ядерных исследований. Кроме того, можно было бы изучить возможность дополнительного размещения вдоль ирано-иракской границы системы ПРО для перехвата ракет на разгонной стадии в случае, если такая система будет надежной и Ирак согласится на эту меру.
Тегерану можно было бы также сообщить, что такие действия, как отказ от международного мониторинга, могут привести к объявлению против него целевых санкций, включая запрет на импорт Ираном технологий двойного применения. В то же время можно было бы подчеркнуть наше нежелание прибегнуть к бойкоту иранской нефти, так как это создаст трудности для иранского народа.
Хотя некоторые из этих мер и шагов могут выглядеть излишне чрезвычайными и даже радикальными, очевиден тот факт, что дипломатии, особенно во времена кризиса, присущ поиск компромисса.
Должны найтись люди, которые вскоре попытаются убедить президента Буша и некоторых членов Конгресса, что силу часто можно почерпнуть в сдержанности, а компромисс не всегда равнозначен умиротворению. Ведь дипломатия не может сводиться к простому: «Делайте то, что я вам говорю, или мы будем бомбить».