Анастасия Корня Дмитрий Рогозин, лидер партии «Родина»
═
Все это выглядит очень забавно. Сначала создается государственная партия, потом государственная оппозиция, затем государственные правозащитные организации, которые должны по-государственному защищать права человека. Происходит механизация российской политической жизни. Власть сама подталкивает общество к тому, чтобы оно задумалось – куда мы вообще идем. Попытка контролировать все и вся вместо диалога с теми, кто думает иначе, заменяя их на тех, кто вообще не думает, приведет к тому, что в оппозицию будет выталкиваться все общественное мнение. За 15 лет Россия успела ощутить дух свободы, и я сильно сомневаюсь в том, что с помощью палочной дисциплины сейчас можно всех построить. Это ошибка власти. Надо работать с существующими правозащитными организациями, и прежде всего с теми, кто исходит из необходимости изменений огрехов нашей жизни.
Государственные правозащитники не смогут говорить правду, потому что правда за деньги, даже за государственные, не покупается.
═
Геннадий Гудков, депутат Госдумы
═
Что касается «отсечения» общества от политического инвестирования, я считаю, что этого пока у нас, слава богу, нет. И это было бы абсолютно неверно: государство – это всего лишь механизм, через который общество должно осуществлять управление. Главная беда, я считаю, в том, что у нас произошла полная победа бюрократических кланов. В стране образовалась новая номенклатура, которая оказалась циничнее и хуже старой. И именно эта номенклатура сегодня боится за свою власть, поэтому чинит всяческие препятствия любым политическим силам, посягающим на всевластие бюрократов. И президент является заложником этой ситуации. Жесткая бюрократическая регламентация страны и привела к тому, что у нас сегодня есть проблемы со СМИ, проблемы с развитием политических партий и с их финансированием. Думаю, государство должно взять на себя финансирование партий, если общество сейчас на это не способно. Содержать достойно пять или шесть партий будет стоить 15–20 млн. долларов в год. Это не деньги, если речь идет о развитии политической системы страны.
═
Никита Белых, лидер СПС
═
Вряд ли госаппарат полностью монополизировал эту сферу. Я вообще считаю, что заявление президента о запрете финансирования правозащитных организаций из-за рубежа исполняться не будет. Найдутся другие формы и схемы, которые позволят международным организациям участвовать в финансировании проектов на территории России. В то же время подобные заявления и тенденции настораживают, поскольку сейчас в зоне постоянного внимания власти находятся те сферы, которые раньше предметом постоянного интереса не были. Государство предупреждает, чтобы западные инвесторы уклонялись от любых политизированных грантов – в надежде, что у них заработает самоцензура.
═
Алексей Макаркин, заместитель гендиректора Центра политических технологий
═
Государство фактически пытается закрепить монополию на определение инвестиционных направлений для негосударственных структур. Таким образом оно решает две задачи. Во-первых, осуществляет собственные инвестиции в правозащитное движение и в целом в общественные организации. И во-вторых, определяет, какие инвестиции политкорректны и политически допустимы со стороны предпринимателей. Учитывая, что на финансирование патриотической программы выделены гроши, речь идет о том, что негосударственные структуры продолжат финансировать различные российские, в том числе и общественные проекты. Но при этом им дается понять, что эти общественные проекты должны быть согласованны с государством. Власть не хочет, чтобы Запад финансировал оппозицию в какой-либо форме – в форме программ поддержки демократии, в форме грантов для оппозиционных политиков, для активистов молодежных программ. Но с точки зрения российского законодательства это законное и легальное вложение средств.
═
Станислав Белковский, директор Института национальной стратегии
═
Это признаки распадающейся власти, которая не верит в собственные силы и стабильность. Точно так же, позорно проиграв выборы в Абхазии и на Украине, Кремль обвинял во всем мифических американцев и олигархов, которые на самом деле имели очень условное отношение к результатам. Сегодня Кремль видит, что не в состоянии выстроить убедительную систему аргументов при общении с международными правозащитными организациями, поэтому создает таких фиктивных правозащитников, как Алексей Александров, Ольга Костина, думая, что таким образом может ввести кого-то в заблуждение. И действительно не понимая, что мир не живет в системе политтехнологических фикций и обмана, в котором живет администрация российского президента. Можно запрещать либо не запрещать финансирование правозащитников из-за рубежа. Можно создавать десяток или два фиктивных правозащитных организаций. Но это не только не улучшит позиции Кремля, но и, наоборот, ухудшит их, потому что все прекрасно понимают, что все это блеф и фикция. Поэтому все, что сегодня хаотически и истерически делает Кремль, на самом деле работает в интересах его противников благодаря бездарности и некомпетентности людей, которые сегодня определяют основные векторы внешней и внутренней политики.
