Пределы самообороны

Недавние высказывания высших военных руководителей России о возможности нанесения "превентивных ударов по базам террористов в любом районе мира" новы разве что в оттенках. Вспомните, пару лет назад некоторые российские политики едва ли не призывали президента бросить войска в Панкисское ущелье Грузии. Сам же Главковерх, ссылаясь на право России на самооборону, 11 сентября 2002 г. поручил Генштабу доложить ему предложения "о возможности и целесообразности ударов по достоверно разведанным базам террористов в ходе операции преследования". Строго говоря, речь шла об ответных действиях, но не нужно читать между строк, чтобы понять: ставилась задача уничтожить не только пришедшую из-за кордона группу, но и места ее базирования на сопредельной территории, тем самым лишая нарушителей возможности готовиться к новому прорыву.

Давным-давно, в 1837 г., на реке Ниагаре, разделявшей независимые Соединенные Штаты и британскую Канаду, произошел эпизод, на основе которого была построена международно-правовая доктрина допустимого применения силы в порядке самообороны в отсутствие явного вооруженного нападения. Англичане захватили и сожгли шхуну "Каролина", снабжавшую оружием и припасами сторонников канадской независимости, оправдывая это неотъемлемым правом на самооборону. Все бы ничего, да события происходили на острове, принадлежавшем США, под их же флагом плавала "Каролина", а среди сепаратистов большинство оказались американскими гражданами.

Из последовавших дипломатических акций нас интересует ставшее памятником международного права письмо государственного секретаря США Дэниела Уэбстера своему британскому партнеру лорду Эшбертону. В послании были сформулированы принципы упреждающей самообороны, необходимость в которой должна быть "сиюминутной, подавляющей, не оставляющей ни возможности выбора средств, ни времени на размышление".

Право на самооборону в ответ на свершившееся нападение – устоявшийся институт международного права, возникший задолго до принятия Устава ООН. Устав лишь подтвердил его, подчеркнув, что сам он "ни в коей мере не затрагивает" этого неотъемлемого атрибута всякого суверенного государства.

Право на упреждающую самооборону не получило столь же недвусмысленного закрепления в международном договоре, хотя многие юристы с мировым именем убеждены, что оно уже оформилось в международно-правовой обычай – неписаное правило поведения, признанное государствами в качестве обязательного. Основные элементы этого права основываются на послании Уэбстера, которое, кстати, помимо критериев неминуемости и масштабности угрозы указывает и другие пределы выбора средств противодействия: упреждающие действия должны быть соразмерны угрозе; силовым действиям непременно предшествуют настойчивые попытки мирного урегулирования, пока они не обнаружат свою полную бесполезность и нецелесообразность; необходимо предпринять все меры для сохранения жизни и безопасности невинных; виновных же нельзя уничтожать без разбору, щадя раненых и безоружных.

В какой степени дозволения и запреты постулатов Уэбстера применимы в современную эпоху?

Они никак не подходят к отношениям между государствами, способными к гарантированному уничтожению любого противника надежно защищенными средствами ответного ядерного удара. Да и государствам, в отношениях между которыми отсутствует фактор "второго удара", прибегнуть к упреждающей самообороне будет непросто. Велик риск военного и политического просчета, а в итоге – международного порицания, которое может принять форму коллективной самообороны в соответствии с Уставом ООН.

В эпоху Уэбстера угроза безопасности суверена могла исходить лишь от другого суверена, даже если последний действовал руками наемников или добровольцев, но не от разветвленной, децентрализованной и глубоко законспирированной террористической сети.

Прошедшие 160 лет коренным образом изменили представления о неминуемости угрозы и ее масштабах. Возникли доступные как государствам, так и негосударственным субъектам средства уничтожения и возможности их высокоскоростной доставки к цели. "Неминуемость", прежде исчислявшаяся неделями и днями, теперь уплотнилась до часов и минут. Что уж говорить о разнице между залпом из полутора сотен мушкетов и распыленным над мегаполисом отравляющим газом.

В идеальном мире Устава ООН право на самооборону возникает в ответ на вооруженное нападение, и хотя устав не утверждает однозначно, что такое нападение совершает лишь государство, иного варианта авторы этого договора не предвидели. В реальном мире разрушительный удар может быть нанесен с коротким временем предупреждения группировкой, не подчиняющейся никакому государству, и с территории, над которой национальное правительство не способно осуществлять контроль. Если есть неопровержимые доказательства неминуемости такого удара, если его ожидаемые мощь и глубина сопоставимы с действиями регулярной армии, а тяжесть последствий для населения и территориальной целостности страны могут оказаться такими же, как причиненные полномасштабной войной, тогда бездеятельное ожидание нападения будет равносильно преступному пренебрежению правителем своими конституционными обязанностями. Но правителю придется задуматься о том, сможет ли разведка предоставить ему свидетельства подготовки нападения, которые убедят его самого и которыми он готов будет позднее поделиться с международным сообществом, доказывая свою правоту. Смогут ли подчиненные ему вооруженные силы нанести подавляющий, но соразмерный контрудар, сведя свои потери к минимуму, но и не причинив ущерба мирному населению и имуществу государства, на территорию которого они вынужденно вторглись?

Уэбстер вовсе не случайно обставлял право на упреждающую самооборону юридическими ограничениями и условиями. Правительство, в котором он был одним из высших чиновников, управляло растущим, но все еще слабым государством. Надвигалась война с Мексикой, ставшая неизбежной после провозглашения сепаратистами-гринго в 1835 г. независимой Республики Техас. Два конфликта – на Юге и на Севере – сломили бы юную республику. Она избежала схватки с более могучим противником – бывшей метрополией, с максимальной эффективностью употребив умную и изворотливую дипломатию в сочетании с грамотным и дотошным использованием инструментария международного права.