Джеймс Шерр Каковы в целом последствия иракской войны для России? Можно сказать, что игра для нее еще не закончена. Оптимистичный - в понимании Путина и его советников - сценарий, на который они с равной обоснованностью и в то же время опрометчивостью поставили, явно провалился. Тем не менее у России все еще есть несколько привлекательных и доступных возможностей, лежащих на отрезке между случившимся исходом и "катастрофой", которой так опасались, пока коалиция столь быстро и решительно не достигла своих военных целей в Ираке.
Действительно, как и многие западные пессимисты, российские "оптимисты" полагали, что военные трудности окажутся гораздо весомее, чем предполагали стратеги из Пентагона, а последующие политические проблемы - массовое недовольство иракского населения и их "мирное сопротивление", турецкая и, возможно, иранская интервенции, дестабилизация соседних с Ираком стран - будут намного превышать то, с чем США смогли бы справиться в одиночку. В итоге Вашингтон был бы вынужден запросить помощь и тем самым отдал бы инициативу России и другим странам, заинтересованным в строительстве совершенно иного регионального и мирового порядка, нежели тот, что так агрессивно продвигали США.
Итак, этого не будет.
Пока радикальные уроки в Москве извлекать не научились, можно с уверенностью предположить, что Россия будет далее вести изысканную и тонкую борьбу с США и их союзниками, нежели предпримет продуманные и последовательные шаги по восстановлению атмосферы и содержания партнерства, имевшего место после событий 11 сентября. Эта борьба будет вестись по крайней мере на четырех фронтах.
Во-первых, будут и далее предприниматься попытки вместе с Францией и Германией поставить ООН в центр картины или как можно ближе к центру. Это - с четким пониманием того, что ООН одновременно является наиболее надежной сферой международного влияния России и той ареной, где у США больше всего недостает ни проворства, ни навыка.
Во-вторых, управляемая Кремлем армия неофициальных посредников будет эксплуатировать ту естественную двойственность по отношению к России, которая присутствует в американской и британской политике, не говоря уже о финансовых истеблишментах. Этим истеблишментам не только напомнят в энный раз об опасности "изоляции" России. Им также с легкостью покажут, что энергетическое партнерство с Россией, а также с российскими энергетическими подрядными организациями в Ираке будет крайне ценно для США в течение всего длительного и сложного периода трансформации, прежде чем иракские нефтяные ресурсы снова заработают.
Третьим фронтом будет сам Ирак, где Россия в отличие от США обладает изобилием информации, знаний, а также контактов среди профессиональной и технической элиты, услуги которой будут жизненно необходимы для реконструкции страны. Наконец, будут отыскиваться и находиться различные "мишени возможностей". Например - "свидетельства", показывающие, что истинными нарушителями режима санкций в отношении Ирака являются Украина и Болгария. (Хотя к настоящему времени должно было стать очевидно, что подобные "ходы" и "активные меры" все больше теряют свою привлекательность и эффект.)
В очередной раз у России будет соблазн недооценить сложность сложившегося положения, существующих барьеров, хотя они, несомненно, выросли. Первым является традиционно и неуклонно игнорируемая Москвой сила общественного мнения (к которой относится и конгресс США), которое просто не допустит, чтобы Россия была чем-то награждена или отмечена ввиду ее двуличия и "предательства". Даже если администрация Буша и попытается вернуть отношения с Москвой "в старое русло", она вряд ли будет стараться очень сильно и уж точно не станет инвестировать в это слишком большие политические ресурсы, противопоставляя себя общественному мнению и мнению конгресса.
Во-вторых, опасно недооценивать складывающийся консенсус в элите - в Совете национальной безопасности, Министерстве обороны и ЦРУ - в вопросе о том, что время, когда к России следовало относиться как к "особому случаю", а не как к любой другой "обычной" стране, безвозвратно прошло. Теперь, по их мнению, Россия должна, как и другие страны, оцениваться на базе ее реальных национальных интересов и реального поведения. При этом тонкая и сложная борьба, которую будет вести Россия, не только не дезориентирует эту элиту, но, наоборот, будет содействовать ее укрупнению и усилению - как по численности, так и по убеждениям.
В-третьих, Россия уже скоро осознает, что в отношении вопросов, чрезвычайно важных для ее реальных интересов - Калининград, Шенген, ВТО, - ее внешний альянс с Францией и Германией лишен и смысла, и содержания.
Сила российской политики, равно как и российской политической культуры, заключается в постоянном существовании в условиях противоречий и умении эксплуатировать эти противоречия. Сегодня, как и в прошлом, это умение скорее всего поможет России добиться некоторых краткосрочных выигрышей, однако при этом ее долгосрочные стратегические и экономические интересы пострадают. Эти интересы требуют от Москвы проведения незнакомого ей и трудного курса: совершения реального выбора.
Первым сигналом о том, что подобный выбор сделан, будет неафишируемый отказ от абсурдных публичных заявлений типа того, что Россия (по словам Игоря Иванова) "в течение последних двенадцати лет" ни малейшим образом не нарушила санкции ООН в отношении Ирака. Более выразительным сигналом стало бы устранение Путиным того круга советников и приближенных, которые завели его в сегодняшний тупик.
Дарья Гармоненко 
