Евгений Григорьев. Если верить слухам, пущенным под занавес минувшей недели, то уже сегодня мы должны были бы проснуться с новым министром иностранных дел. И звали бы его Григорий Явлинский, который всего несколькими днями раньше разъяснял загранице в интервью берлинской газете "Вельт", что в России нет ни стабильности, ни демократии - одна потемкинская деревня, готовая в одночасье рухнуть. И что интересы президента все более расходятся с интересами "группировок", к числу которых он отнес и МИД. Иного от Чайльда Гарольда российской политсцены трудно было бы ожидать. Но тем более непостижимо, кому это могло прийти в голову заняться подобными спекуляциями, ибо главный "яблочник", скупо поддерживая на словах нынешний внешнеполитический курс Кремля, в действительности реанимирует козыревщину, противоречащую концепции Путина, которая была представлена в пятницу в его выступлении в МИДе.
Собрание с российскими послами, приуроченное к приближающемуся 200-летию нашей дипслужбы, было подходящим поводом для того, чтобы определить стратегические ориентиры и первостепенные задачи внешней политики РФ. В столь развернутой форме президент это сделал впервые после судьбоносного для всего человечества 11 сентября. В его речи не содержалось принципиальной новизны. Но вместе с тем обращает на себя внимание во многом иная, чем еще недавно, расстановка приоритетов, задач и акцентов в российской внешней политике.
Ключевой долгосрочной задачей остается противодействие террористической угрозе. Однако она приобретает базовое значение в отношениях не только с участниками антитеррористической коалиции, но и, так сказать, в глобальных рамках взаимодействия с партнерами по СБ ООН, ДКБ, ШОС и другими международными и региональными организациями. Перед нашей дипломатией ставится цель ввести антитеррористическую деятельность в правовое русло, чтобы исключить на этом поприще сверхдержавный волюнтаризм и другие нежелательные явления.
Внимания заслуживает подчеркнутое Путиным убеждение в том, что в укреплении глобальной стабильности особая ответственность ложится на Россию и США. Собственно говоря, это всегда было не иначе, даже в годы холодной войны, когда появились договоры по ПРО, СНВ и другие договоренности, определявшие состояние мира. Но теперь, считает президент, в основе сегодняшних российско-американских отношений - новое прочтение национальных интересов двух стран, а также схожее представление о самом характере современных мировых угроз. Это весьма важный вывод, но он еще должен пройти проверку дальнейшей практикой, поскольку в американской политике нередко проявляется эгоцентризм.
Российская политика будет работать на укрепление доверительного партнерства России и США. Президент говорил о нем как об одном из наших безусловных приоритетов. Новизна, однако, в том, что фактически этот приоритет помечен ныне под # 1. Прежде первое место в официальных слагаемых российской политики занимали отношения со странами ближнего зарубежья. Сейчас СНГ отошло в речи президента на третью позицию. А на второй оказалось европейское направление.
Из этой мозаики слагается следующая картина. Партнерство с США - с упором на решение проблем безопасности, включая борьбу с терроризмом в ХХI веке, глобальную стабильность, нераспространение ОМУ, разоружение, решение региональных проблем, грозящих миру. Партнерство с Европой - это (кроме проблем безопасности и традиционных торгово-экономических вопросов) - формирование единого экономического пространства. Взаимодействие в рамках СНГ - это концентрация на проблемах безопасности, экономики и других делах огромного регионального евроазийского пространства с прицелом на обеспечение общих преимуществ в масштабах глобальной экономической конкуренции.
Таковы три основных направления российской внешней политики на современном этапе. Они всеохватны и уже поэтому автоматически определяют ее глобальный характер, что отнюдь не равнозначно великодержавности. Россия не претендует на какое-либо особое положение, требуя лишь уважения ее законных национальных интересов и равноправия. На счет равенства президент упоминал несколько раз, и, по-видимому, не случайно. Хотя не все круги за рубежом готовы вести себя в отношении Москвы с должным пиететом, действительно считать ее партнером, а не вожделенным податливым сырьевым придатком Запада. Между тем Россия все-таки не "Верхняя Вольта с ядерными ракетами", какой ее считали еще в советские времена из-за экономической провальности. Огромный потенциал страны сохранен, подчеркнул Путин, и, несмотря ни на какие проблемы и потери, остается таковым. А это важнейшая основа реалистической внешней политики.
Выступая перед дипломатами, Владимир Путин, естественно, не обошелся без критики в адрес МИДа. Серьезное упущение нашей дипломатии - в продолжающемся невнимании к соотечественникам за рубежом. Наиболее хромающей представляется экономическая составляющая деятельности российской дипломатии. Это видно по тому, что никак не удается обеспечить настоящий поток инвестиций в российскую экономику. Президент призывал послов не стесняться в таких делах. Однако, кстати, он сам мог бы последовать примеру хотя бы своего друга канцлера Герхарда Шредера, который традиционно берет с собой в самолет в зарубежные визиты десятки боссов германской экономики.
В отличие от настроений, имеющихся в США, а в прошлом определявших политику некоторых других стран, современная Россия не стремится быть "превыше всего и всех". Ее цель, сформулированная президентом, быть нормальным, уважаемым, равноправным членом международного сообщества. Но ее внешняя политика должна прежде всего исходить из правильно понятых национальных интересов, которые, с одной стороны, синхронны общемировым в деле обеспечения всеобщего мира, безопасности, стабильности, а с другой - призваны содействовать подъему экономики, процветанию благосостояния, комфортной жизни российского народа. В смысле обеспечения таких национальных интересов, пожалуй, может быть и Россия first.
