Кому нужна российская свобода?

Наша либерально-демократическая общественность удивляется позиции, занятой Западом в целом и США в частности по вопросу свободы слова и шире - демократии. Критики в адрес путинского режима звучит явно недостаточно для того, чтобы всерьез говорить о возможности международной изоляции страны. За Чечню Москву лишь слегка журят, не более того. Да и журят-то, кажется, без особой охоты, ради проформы. Зато в сфере реальных дел все обстоит как нельзя более лучше для данного этапа развития российской экономики. Одно лишь обещание Вашингтона способствовать принятию страны в ВТО дорогого стоит. А ведь американцы к тому же намерены отменить еще и пресловутую поправку Джексона-Вэника. Можно подумать, что заслуги нынешней кремлевской администрации качественно превосходят в сфере развития демократии все, что было сделано в годы правления президента Ельцина, который о такой благожелательности и мечтать не смел, несмотря на "личную дружбу" с едва ли не всеми лидерами "большой семерки".

Очень сомнительно, что нынешний кремлевский успех на международной арене объясняется только и исключительно сотрудничеством с США в ходе антитеррористической операции в Афганистане, как то иногда пытаются объяснить. Мол, Москва примкнула к "новой Антанте", не стала препятствовать расширению американского военно-политического присутствия в Центральной Азии и некоторых других странах Содружества, вот благодарные американцы и сделали вид, что "забыли" о проблемах российской свободы. Но пройдет немного времени, и...

И ничего не случится. Конечно, война в Афганистане стала очень удобным поводом для сближения Вашингтона с Москвой, но вовсе не явилась главной причиной происходящих на наших глазах глобальных геополитических перемен. И здесь важно отметить, что не Россия примкнула к антитеррористической кампании, а скорее Америка включилась в ту борьбу, которую Россия ведет все последние годы с международным религиозным экстремизмом и терроризмом. В этом смысле расклад в какой-то степени напоминает ситуацию, сложившуюся в Европе на первом этапе борьбы с фашизмом. Америка вошла в войну с запозданием, да и начала воевать не с Германией. Но все это - частности, а суть в том, что, приняв участие в "чужой" войне, Штаты вышли из нее ведущим государством планеты и этот статус с тех пор лишь сохранили и укрепили.

Вряд ли есть необходимость напоминать, что западные союзники никогда и ни в малейшей степени не заблуждались относительно истинной сути сталинского режима, что не мешало им всячески славословить генералиссимуса ровно до того момента, когда подобная необходимость отпала. И именно потому, что отпала она достаточно скоро, нам кажется, будто проблемы российской свободы (как и свободы вообще) всегда были актуальны для внешней политики Запада. На самом деле это не совсем так, и, заметим, даже трагедия на площади Тянаньмынь отнюдь не помешала тому, что объемы западных инвестиций в экономику Китая остаются пока недостижимой мечтой для экономики демократической России.

Для Запада принципиальное значение в отношениях с Россией имеют две вещи, и свобода, увы, к их числу не относится. Во-первых, это полный отказ не на словах, а на деле от советского наследия во всех его проявлениях - экономическом, идеологическом, психологическом. Сегодня этот отказ намного более очевиден, нежели в годы правления Бориса Ельцина, и не потому, полагаем, что первый российский президент был тайным адептом коммунизма, а потому, что колоссальная инерция прошлого со временем начинает угасать сама по себе. И нежелание новой власти реанимировать ее лишь ускоряет этот процесс. Поэтому Запад всерьез относится к попыткам российской стороны позиционировать себя в качестве сегмента западной цивилизации. Во-вторых, это уход от бесплодных, но очень опасных для себя и других поисков так называемого собственного пути развития. В России могут сколь угодно настойчиво твердить о том, что "поиск продолжается", но на Западе отлично понимают, что все эти усилия приведут в конечном итоге к построению системы, в силу объективных причин напоминающей то, что построено, скажем, в Сингапуре, в лучшем случае - в Чили. То есть возникнет нормальный развивающийся капитализм западного образца, разумеется, с элементами национальной специфики, но так оно обстоит повсеместно.

Складывается подозрение, что и в кругах российской политической элиты, и на Западе сложилось устойчивое опасение, что слишком уж безбрежная свобода не только не способствует развитию капитализма в России, но, напротив, тормозит этот процесс и во многом делает его непредсказуемым (что, напомним, хорошо понимал Столыпин, противостоящий Думе не из-за своей якобы дремучей консервативности, от убежденности, что бесконтрольные либералы развалят страну). В свете этого вполне понятна как сама идея "управляемой демократии", так и явная благосклонность цивилизованного сообщества к тем, кто эту идею реализует.

Помимо понятного удовлетворения предсказуемостью происходящего Запад не может не испытывать удовлетворения и от того, что в складывающейся новой парадигме взаимоотношений Россия не только неизбежно будет играть роль младшего партнера, но и понимает, что иного (по крайней мере в обозримой исторической перспективе) просто не дано. На этом фоне всерьез поддерживать критиков существующей власти, всерьез упрекать Россию за те или иные ее действия для Запада немыслимо, потому что нецелесообразно. Это - императив, который вряд ли будет подлежать пересмотру даже в случае весьма возможных тактических расхождений по тем или иным пусть даже и важным, но частным вопросам.