Андраник Мигранян КОГДА говорят о нынешней политической ситуации, обычно акцентируют внимание на таких событиях, как успешное наступление президента Путина на противостоящих ему губернаторов и владельцев средств массовой информации, а также на первом за последние годы ощутимом успехе российской дипломатии, связанном с кризисом в Югославии.
Но есть у нынешней политической ситуации еще одно измерение, имеющее глубокое символическое значение.
Прежде всего это относится к началу операции по подъему тел моряков с затонувшей подлодки "Курск". Решение о ее проведении далось президенту нелегко. Владимир Путин не мог не осознавать, сколь велика степень риска, которую он берет на себя.
Во-первых, операция крайне дорога и весьма опасна для осуществляющего ее персонала, что наводит на размышления о том, что соответствующие средства и усилия, возможно, следовало бы направить на какие-то другие цели, будь то восстановление Чечни, помощь пенсионерам, повышение зарплат учителям и врачам, дорожное строительство, подготовка к отопительному сезону - да мало ли у страны проблем!
Во-вторых, уже совершенно очевидно, что реально удастся поднять далеко не все тела погибших моряков, что порождает весьма драматические коллизии.
В-третьих, в общественном сознании вновь переживается ситуация августа со всем ее трагическим накалом страстей, обвинениями в адрес властей в систематической лжи и бездействии и т.д. Уже сейчас в ряде СМИ появились сообщения (причем на этот раз со ссылками на конкретных лиц) о том, что АПЛ "Курск" была будто бы потоплена ракетой-торпедой "Водопад", выпущенной с крейсера "Петр Великий". В связи с обнаружением записки, написанной капитан-лейтенантом Дмитрием Колесниковым, вновь возникают предположения, что правда о причинах гибели подлодки уже известна командованию флота, но она по-прежнему скрывается.
Вот на таком тяжелом фоне проходит эта операция.
Данный шаг потребовал от президента значительного политического мужества. Но все дело в том, что проблема операции на АПЛ "Курск" носит не только морально-психологический и политический, но и символический характер. Думается, президент Путин понимает, что без символов страна останется всего лишь территорией, а народ - населением.
В политике символы играют чрезвычайно важную роль. Эпоху перестройки и ельцинских реформ олицетворяли такие события, как катастрофа на Чернобыльской АЭС, вывод войск и последующая "сдача" Афганистана, опереточный "путч" августа 1991 года, штурм Белого дома в октябре 1993 года, Хасавюрт как итог бездарно проигранной чеченской войны, августовский финансовый, политический и моральный крах реформаторов и т.д. Все эти события закономерно оказались в общественном сознании лишенными чего-либо осмысленного, а тем более героического.
В какой-то степени атмосфера "дегероизации" создавалась не только по причине откровенно бездарной политики власти, но и вследствие позиции либеральных СМИ, предпочитавших, например, акцентировать внимание не на подвигах российских военнослужащих в борьбе с международными террористами в Чечне, а на бесцельных жертвах в ходе штурма Грозного в новогоднюю ночь, обглоданных собаками трупах российских солдат на улицах чеченских городов и т.д., что в значительной степени обусловило морально-психологический климат, сделавший возможной хасавюртовскую капитуляцию.
Начало эпохи Путина, если она претендует войти в историю как некий новый этап развития России, неизбежно должно олицетворять нечто героическое. Если бы Путин последовал советам тех, кто призывал не трогать лодку, оставив ее в качестве братской могилы для экипажа, это весьма серьезно подорвало бы самый дух народа. В любых других ситуациях возобладал бы соответствующий подход: для чего тратить деньги, технические средства, для чего выполнять обещания, когда всегда можно от них отказаться и т.д.
Если же говорить о чисто финансовом аспекте данной операции, то следует вспомнить, что даже предельно рациональные немцы не остановились перед восстановлением единства Германии, хотя это им обошлось как минимум в 2 трлн. марок. В политике символы играют значительно большую роль, чем любая экономическая целесообразность.
Не случайно именно сейчас в президентском окружении вновь обсуждается восстановление национального гимна на музыку Александрова, то есть именно того гимна, с которым были связаны самые великие свершения России в XX веке и который впервые прозвучал на переломном этапе Великой Отечественной войны. Речь идет о символах политической и волевой готовности власти и народа к действию, имеющих именно в данный период исключительно важное значение.
Это понимали наиболее крупные политики XX века. Спасение челюскинцев, Красное Знамя над рейхстагом, Парад Победы, когда фашистские знамена ложились к подножию Мавзолея, полет Юрия Гагарина в космос - все это были символы великой и трагической советской эпохи.
В свою очередь, безумно дорогая и запредельно рискованная программа полетов американцев на Луну, запуски "шаттла", сопровождавшиеся человеческими потерями, высадка американских десантников на Гренаде, размещение американских "Першингов" и крылатых ракет в Западной Европе вопреки шквалу общественного негодования символизировали силу духа лидеров Соединенных Штатов и их готовность противостоять наступлению коммунизма. Они ни на минуту не сомневались в целесообразности соответствующих затрат и жертв; более того, они были убеждены, что "есть вещи поважнее мира и разрядки напряженности".
Только благодаря необыкновенной энергии и настойчивости президента Рейгана в деле возрождения духа великой нации, утверждения идеалов и символов "неоконсервативной революции" США удалось, не считаясь ни с какими объективными преградами, преодолеть "вьетнамский синдром" - тот самый "комплекс пораженчества", который парализовывал ум и волю к противодействию "экспансии советского блока".
От того, обретет ли политика президента Путина новое символическое измерение, будет она столь же последовательна и решительна, в значительной степени зависит успех всех его экономических и политических начинаний.
Дарья Гармоненко 
