Юрий Буртин
 |
 |
|
Александр Твардовский. |
СТАТЬЕ Виктории Шохиной "Битва в пути", обозревающей 75-летнюю историю "Нового мира", мне посвящены два полемических пассажа. В них бездна остроумия, и состязаться в нем с автором было бы пустой тратой сил. О том, насколько они справедливы, читатель может судить и сам, если обратится к тексту моего интервью в январском "Новом мире", - искренняя признательность Виктории Шохиной за библиографическую ссылку. В частности, он увидит, что колкое предположение, будто из всей новомирской критики 60-х годов я запомнил только свою статью "О частушках", немножко не на тему. Я упомянул ее лишь в связи с заданным мне вопросом, соответствовали ли встречавшиеся тогда в журнале ссылки на Ленина взглядам авторов или были только данью цензуре. Поскольку за других в таких делах с полной уверенностью отвечать рискованно, мне и пришлось навлечь на себя со стороны Виктории Шохиной подозрение в эгоцентризме. Ладно, как-нибудь переживем. Зато я искренне благодарен ей за повод дать более обширную справку на тему: "Новый мир" Твардовского и цензура - и ниже охотно им воспользуюсь. Начну же с другого.
Виктория Шохина судит обо всем так уверенно и по-современному иронично, что у читателя, особенно молодого, черпающего представления о "Новом мире" эпохи Твардовского и о нем самом вот из этаких статей, может сложиться впечатление, будто автор хорошо знает и понимает то, о чем говорит. Между тем не только с пониманием прочитанного - судя хотя бы по отзыву Викторией Шохиной на упомянутое мое интервью, - но и с простым знанием предмета у нее проблемы. Поэтому позволю себе некоторые уточнения и разъяснения.
Виктория Шохина так отбирает цитаты из статьи Владимира Померанцева "Об искренности в литературе" ("объективная искренность", "партийная правда"), что отчаянно смелое выступление критика против неискренности, то есть иллюстративности, антихудожественности, холуйства литературы, проутюженной чугунными катками ждановских постановлений, выглядит прямо-таки официозным. "За эту статью, - пожимает плечами Виктория Шохина, - а также статьи, исполненные столь разными авторами, как Михаил Лифшиц, Федор Абрамов и Марк Щеглов, критический отдел "Нового мира" подвергается разносу. И в августе 1954 г. Твардовский уступает место Симонову".
Что за статьи поместил "Новый мир" и с чьей стороны его критический отдел (судя по тексту, только он) подвергся разносу? И почему, вместо того чтобы не обращать внимания на несправедливую критику или достойно на нее ответить, "Твардовский уступает место Симонову"? Проявил слабость, неспособность, как сейчас говорят, держать удар?
Я полагаю, Виктория Шохина не оставила бы читателя наедине с этими вопросами, если бы сама знала чуть больше. Прочти она все четыре статьи, она бы увидела, что "столь разные авторы" вполне сходятся в неприятии казенной литературы и проявившихся в ней идеологических стереотипов. Но она, видимо, не дала себе такого труда, а главное - явно ничего не слышала о постановлении ЦК КПСС от 23 июля 1954 г. "Об ошибках редакции журнала "Новый мир". Поэтому специально для нее цитата (опущен абзац о задачах Союза писателей): "ЦК КПСС отмечает, что редколлегия журнала "Новый мир" допустила в своей работе серьезные политические ошибки, выразившиеся в опубликовании ряда статей, содержащих неправильные и вредные тенденции (статьи В.Померанцева, М.Лифшица, Ф.Абрамова, М.Щеглова). Редактор журнала т. Твардовский и его заместители т. Дементьев и т. Смирнов готовили к опубликованию поэму А.Твардовского "Теркин на том свете", в которой содержатся клеветнические выпады против советского общества. Все эти факты свидетельствуют о том, что в журнале "Новый мир" наметилась линия, противоречащая указаниям партии в области литературы. (┘) ЦК КПСС постановляет:
Осудить неправильную линию журнала "Новый мир" в вопросах литературы, а также идейно-порочную и политически вредную поэму А.Твардовского "Теркин на том свете".
Освободить т. Твардовского А.Т. от обязанностей главного редактора журнала "Новый мир" и утвердить главным редактором этого журнала т. Симонова К.М.
Рекомендовать президиуму Союза советских писателей СССР обсудить ошибки журнала "Новый мир" и принять развернутое решение по данному вопросу" (см. "Дружба народов", 1993, # 11).
Ту же "неправильную линию" партийная критика находила, кстати сказать, и в прозе журнала (злобная статья В. Кочетова в "Правде" о романе В. Пановой "Времена года", жесткая проработка Э. Казакевича за повесть "Сердце друга", несколько раньше, на фоне "дела врачей", избиение романа В. Гроссмана "За правое дело"). Но, конечно, сатира Твардовского, изобразившего советскую действительность в виде загробного царства, - это было уже нечто вовсе непереносимое. Проигнорировав протестующее письмо поэта-редактора, твердо отстаивавшего свою правоту, бывшее сталинское Политбюро в полном составе (Ворошилов, Каганович, Маленков, Микоян, Молотов, Первухин, Сабуров, Хрущев) единогласно утвердило постановление Секретариата ЦК.
В свете сказанного, я думаю, читателю легче будет оценить по достоинству следующую обобщающую характеристику редакторства Симонова и Твардовского. Сближая их жизненные позиции с логикой поведения героя рассказа Д. Гранина "Собственное мнение" ("Он приучал себя терпеть и молчать. Во имя того дня, когда он сможет сделать то, что надо┘ Он поддакивал тупым невеждам. Он голосовал "за", когда совесть его требовала голосовать "против"), Виктория Шохина пишет: "Собственно, в редакторской практике Твардовского и Симонова никакой принципиальной разницы быть не могло. Оба они принадлежали к литпартноменклатуре, оба были сталинистами, оба любили литературу и знали толк в ней, оба умели вести игру на тех (далеко не всем доступных!) площадках, которые предлагали время и партия. Они вели эту игру точь-в-точь, как описано у Гранина. Но в отличие от гранинского героя им не раз удавалось стать честными сегодня. Кроме того, они умели выигрывать, то есть дожидаться того дня, когда можно будет сделать что надо┘".
Вот такая смесь великодушной снисходительности и высокомерия. Впрочем, без особой злобы. Просто такова у нас теперь критическая манера: мазнул походя дегтем чьи-то ворота и, посвистывая, поскакал дальше. Толковать в таком снисходительном духе о "старом" "Новом мире" и вообще о 60-х годах у нас сделалось хорошим тоном, своего рода визитной карточкой развитого современного вкуса, неоспоримым свидетельством интеллектуального и художественного превосходства нынешнего литературного поколения над тогдашним.
Симонова я здесь касаться не буду, ограничусь признанием, что в отличие от Виктории Шохиной ни в масштабах и свойствах личности того и другого, ни в их взглядах на жизнь и литературу, ни в редакторской практике я не вижу почти ничего общего. Остановлюсь лишь на двух моментах: на рекомендации Твардовского в качестве сталиниста и человека, который умел "терпеть и молчать", голосовать "за", когда совесть требовала голосовать "против", но которому все же "не раз (неужто даже не раз? - Ю.Б.) удавалось стать честным".
Отношение Твардовского к Сталину - обширная, исторически значимая тема, в которую здесь, однако же, углубляться не место. Ограничусь краткой справкой.
Молодой Твардовский, как и большинство его сверстников, с воодушевлением встретил сталинскую "коллективизацию", хотя жестокие картины "раскулачивания", одной из жертв которого стала семья его родителей, и много лет спустя стояли у него перед глазами ("Их не били, не вязали, Не пытали пытками. Их везли, везли возами С детьми и пожитками. А кто сам не шел из хаты, Кто кидался в обмороки, Милицейские ребята Выводили под руки" - "Страна Муравия", 1936 г., единственное у Твардовского, кроме нескольких малоудачных послевоенных стихотворений, произведение "социалистического реализма"). Но ни в "Доме у дороги", ни в "Родине и чужбине", ни в главной из его военных книг (и вообще главной книге всей нашей литературы об Отечественной войне) - поэме "Василий Теркин", этой, как выразился один читатель, "энциклопедии фронтовой жизни бойца", нет ни полслова ни о Сталине, ни о Ленине, ни о "руководящей роли партии", ни об Октябрьской революции. Все содержание этих книг - народ, русский характер, живой, "обшитый кожей тонкой" человек перед лицом войны и смерти; выраженная в них жизненная философия проникнута духом свободы от любых официальных ценностей. Это почувствовали все - от солдата в окопе до Ивана Бунина, вроде бы не замеченного в особой приязни ни к сталинизму, ни к ленинизму. "┘Это поистине редкая книга, - писал он о "Теркине", - какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный, солдатский язык - ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова!" Между тем отсюда, из славы, достоинства и ответственности народного поэта, - весь последующий Твардовский: и "Теркин на том свете", и поздняя лирика, и духовно-эстетическая основа "Нового мира". При всем уважении к Симонову, к нему это не имеет никакого отношения.
Во второй половине 50-х годов в поэме "За далью - даль" Твардовский предпринимает попытку посмотреть на Сталина глазами историка, объективно взвесить все pro и contra. Эта попытка, с виду законная, многими повторяемая и поныне, оказалась на деле логической ловушкой. В главе "Так это было" немало поистине гениальных мест, но цельного образа нет - ввиду ложности самой задачи. Вскоре поэт поймет, что применительно к такому явлению, как Сталин, лишь "одностороннее" изображение может быть по-настоящему объективным. И тогда он напишет поэму "По праву памяти", где уже без всякой "диалектики" проклянет "всеобщего отца" за бесчисленное множество растоптанных им человеческих судеб, за все, что он сделал с народом. А заодно и действующих кремлевских правителей с их политикой реабилитации Сталина и сталинского режима.
Таковы факты. Может быть, Виктория Шохина знает какие-то другие? Если нет, то в таком случае утверждать, что Твардовский был сталинистом, может только "тупой невежда" или человек, который сознательно лжет. Пусть Виктория Шохина сама выберет, какая из названных категорий подходит ей больше.
Однако, если ярлык "сталиниста" невозможно приклеить к собственному творчеству автора "Василия Теркина" и "Теркина на том свете", то, может быть, его общественное поведение в самом деле определялось причастностью к "литпартноменклатуре", а редакторская практика соответствовала жизненным установкам гранинского героя? Опять-таки ничего похожего. По всем наиболее острым политическим вопросам 60-х гг., будь то отмена цензуры и ждановских постановлений о литературе и искусстве (за что в 1962 г. поэт агитирует Хрущева), арест Синявского и Даниэля, травля Солженицына, психиатрическая расправа над Жоресом Медведевым или ввод войск в Чехословакию, он занимает позицию, диаметрально противоположную официально-партийной, и не "молчит", а "голосует против".
Впрочем, главный предмет его "голосований" - само содержание его журнала. Тут пора вернуться к затронутой выше цензурной теме. Верно ли, что подобно герою Гранина Твардовский-редактор "терпел и молчал", "поддакивал тупым невеждам" и такой ценой покупал возможность время от времени "сделать то, что надо". Отвечу и здесь простой справкой.
В архиве ЦК партии сохранились десятки (!) документов (многие из них теперь опубликованы), относящихся к "Новому миру" 60-х гг. По большей части это доносы цензуры и докладные идеологических отделов ЦК КПСС, адресованные в Секретариат ЦК. Они - о задержанных Главлитом публикациях "Нового мира", которые из-за несогласия с ним редакции передавались на решение "руководителей партии и правительства". Те почти всегда поддерживали своих бдительных подчиненных. Приведу простой перечень таких состоявшихся и несостоявшихся публикаций, отрицательное отношение к которым со стороны высшего партийного руководства засвидетельствовано известными мне документами.
1960 г. Повесть-эссе В.Дудинцева "Новогодняя сказка"; цикл стихотворений А.Ахматовой; роман А.Камю "Чума" (запрещен, в 1963 г. - вторично); мемуары И.Эренбурга "Люди, годы, жизнь", кн. 1-я; то же, кн. 2-я (с попыткой смягчить критику романа Б.Пастернака "Доктор Живаго").
1962 г. Речь Твардовского на ХХII съезде КПСС; статьи А.Дементьева (1958 г.), А.Кондратовича (1961 г.) и А.Марьямова (1962 г.) с критикой романов и литературно-общественной позиции В.Кочетова; статья И.Виноградова "О современном герое" (1961 г.); очерк Е.Дороша "Сухое лето" (1961 г.); мемуарный очерк В.Каверина "Белые пятна" (с попыткой реабилитации творчества М.Зощенко; очерк запрещен, в 1964 г. - вторично, опубликован в 1965 г.); цикл стихотворений М.Цветаевой (запрещен, опубликован в 1965 г.); мемуары И.Эренбурга, кн. 3-я и 4-я.
1963 г. Очерки В.Некрасова "По обе стороны океана" (1962 г.); повесть А.Яшина "Вологодская свадьба" (1962 г.) и подборка писем читателей в ее защиту (запрещена); рассказы А.Солженицына "Матренин двор", В.Войновича "Хочу быть честным" и Е.Ржевской "Второй эшелон" (снят, опубликован позднее); записки Е.Габриловича "Рассказы о том, что прошло" (сняты, в журнале не появились); редакционная статья "За идейность и реализм"; цикл стихотворений Е.Евтушенко (запрещен); "Театральный роман" М.Булгакова (запрещен, в 1964 г. - вторично, опубликован в 1965 г.); мемуары И.Эренбурга, кн. 5-я.
1964 г. Очерк Е.Дороша "Дождь пополам с солнцем".
1965 г. Статья Твардовского "По случаю юбилея" и подборка писем читателей в ее поддержку (запрещена); повесть А.Солженицына "Один день Ивана Денисовича" (1962 г.); Дневник Нины Костериной (1962 г.); мемуары генерала А.Горбатова "Годы и войны" (1964 г.); мемуары И.Эренбурга, кн. 6-я; роман А.Бека "Новое назначение" (запрещен, в 1966-м, 1967-м и 1971-м - еще трижды).
1966 г. Повесть В.Быкова "Мертвым не больно"; статья В.Кардина "Легенды и факты"; редакционная статья "Еще о легендах и фактах" (запрещена); записки К.Симонова "Сто суток войны" (запрещены, в 1967 г. - вторично).
1967 г. Повесть Б.Можаева "Из жизни Федора Кузькина" (1966 г.); статья В.Лакшина "Писатель, читатель, критик" (1966 г.).
1968 г. Роман А.Солженицына "Раковый корпус" (запрещен); статья К.Паустовского "Будущее нашей литературы" (1967 г.); статья А.Лебедева "Судьба великого наследия" (1967 г.); стихотворение Д.Самойлова "Александр Блок в 1917-м" (1967 г.); статья Ю.Буртина "О частушках" (панически боюсь язвительной Виктории Шохиной, но из песни слова не выкинешь); его же (под псевдонимом Ю.Васильев) рецензия-"коротышка" на книгу И.Грошева о национальной политике КПСС (снята, опубликована полтора года спустя без упоминания о выпаде Грошева против Солженицына); редакционная статья к столетию Горького "Великий художник"; другие материалы о Горьком из той же подборки (запрещены); очерк Е.Дороша "Иван Федосеевич уходит на пенсию" (снят, опубликован в 1969 г.); очерк В.Некрасова "Дедушка и внучек" (снят, опубликован в том же году позднее); статья М.Хитрова "Полесская хроника" продолжается" (снята, опубликована в том же году); рецензия Г.Березкина на поэму С.Смирнова "Свидетельствую сам" (снята, опубликована в том же году позднее); рецензия Р.Музафарова на книги, оправдывающие депортацию крымских татар (запрещена); письма К.Чуковского и группы ученых в защиту повести И.Грековой "На испытаниях" (запрещены); очерк И.Кона "Размышления об американской интеллигенции"; статья Д.Мельникова и Л.Черной "Преступник #1 Адольф Гитлер и его хозяева" (запрещена); статья Л.Фризмана "Ирония истории" (запрещена); публикация А.Володина и Б.Итенберга "П.Л. Лавров о Марксе и Интернационале" (запрещена); повесть В.Быкова "Атака с ходу"; роман Н.Воронова "Юность в Железнодольске".
1969 г. Поэма Твардовского "По праву памяти" (запрещена); статья Е.Плимака "Чернышевский и Шлоссер" (запрещена).
Об отношении ЦК КПСС к ряду других готовившихся публикаций "Нового мира" приходится говорить с долей условности. Дело в том, что в отличие от предыдущих лет, когда доносы Главлита сопровождались докладными идеологических отделов ЦК, по 1969 г. такая докладная не выявлена. По-видимому, на сей раз, в обстановке уже начавшегося разгрома журнала, сама записка Главлита, весьма необычная по своему характеру, была исполнением заказа этих отделов и не нуждалась в их визировании. Так что, судя по всему, именно с согласия ЦК журналу не разрешили опубликовать стихотворение Новеллы Матвеевой "Поэт и царь", рецензии Г.Федорова на "Историю Крыма", Н.Реформатской на собрание сочинений Маяковского и Л.Лазарева на повесть Д.Гранина "Наш комбат", статью О.Лациса "Опыт полувека".
Хотя перечень получился длинноват, но достаточно сопоставить его хотя бы с годичными отчетами Главлита (Госархив РФ), чтобы увидеть, что он вместил в себя лишь малую часть запрещенных и задержанных новомирских публикаций, не говоря уже о множестве таких, которые редакции удалось отстоять ценой больших или меньших потерь. И во всех наиболее острых и трудных случаях, когда публикации противились заведующие отделами, секретари ЦК, а то и полный состав Секретариата, Твардовский принимал удар на себя. Во внутрицэковских бумагах неоднократно звучат жалобы на его неуступчивость, в конце концов перешедшие в постоянное раздражение и острое желание положить конец такому неслыханному непокорству. Документы красноречиво говорят о накале и формах этой неравной борьбы.
"Необходимо отметить, что редакция "Нового мира", непосредственно его главный редактор А.Твардовский делали неоднократные попытки опубликовать в журнале повесть А.Солженицына "Раковый корпус". В конце декабря по указанию главного редактора часть рукописи была уже направлена в набор┘" (докладная записка заведующих отделами пропаганды и культуры ЦК КПСС В.Степакова и В.Шауро от 24 мая 1968 г.).
"Как явствует из письма А.Твардовского, он не делает необходимых выводов. Несмотря на рекомендации (отдела культуры ЦК. - Ю.Б.) по названным выше публикациям пятого номера, редакция журнала не предпринимает мер для замены материалов. Более того, получив ранее визу Главлита, редакция уже отпечатала эти публикации полным тиражом" (тот же В.Степаков и зам. завотделом культуры З.Туманова, 2 июля 1968 г.).
"В мае прошлого года Отделы пропаганды и культуры ЦК КПСС докладывали ЦК КПСС о серьезных идейных ошибках, которые содержались в материалах, подготовленных редакцией журнала "Новый мир" для публикации в четвертом номере за 1968 год┘ Однако редакция журнала не делала необходимых выводов из этой критики. В записке вносилось предложение поручить секретариату правления СП СССР решить вопрос о руководстве журнала "Новый мир".
ЦК КПСС одобрил предложение отделов (постановление Секретариата ЦК от 14 июня 1968 г. - Ю.Б.). В связи с этим секретариату правления Союза писателей СССР было поручено обсудить вопрос о руководстве журнала "Новый мир", имея в виду новые кандидатуры на пост главного редактора и его заместителей.
Секретариат правления СП СССР, рассмотрев вопрос об укреплении состава руководства журналом, предложил т. Твардовскому на должность зам. главного редактора нескольких авторитетных литераторов┘ Тов. Твардовский все рекомендованные кандидатуры отклонил. В то же время он настойчиво предлагал утвердить заместителем главного редактора В.Лакшина, неоднократно выступавшего в журнале с ошибочных идеологических позиций. Литературного критика А.Дементьева, ранее снятого с поста главного редактора этого журнала за серьезные недостатки в работе, т. Твардовский предложил вновь ввести в состав редколлегии. <┘>
Секретари правления СП СССР (тт. Марков и Воронков) рекомендовали т. Твардовскому перейти на штатную работу в секретариат правления СП СССР. Тов. Твардовский отклонил это предложение┘ В последнее время в советской печати... опубликованы серьезные критические материалы в адрес журнала "Новый мир" и его редактора А.Твардовского. В связи с этим в Отделе культуры ЦК КПСС состоялась беседа с руководством Союза писателей СССР (т. Марков). Было указано на необходимость ускорения решения вопроса об укреплении руководства редакции "Нового мира".
Так обстояло дело со "сталинизмом" Твардовского, с его "принадлежностью к литпартноменклатуре" и с его редакторскими установками. Нужно ли добавлять, что своими суждениями на эти темы Виктория Шохина поставила себя в глупое положение, а сблизив Твардовского с героем Гранина, поступила "точь-в-точь", как гоголевская унтер-офицерская вдова.
Последние, трагические недели "Нового мира" - особая тема; об этом следовало бы поговорить отдельно, тем более в год 30-летия разгрома журнала и 90-летия его редактора. Поэтому лишь вкратце отмечу, что и об этом "наиболее красочном этапе в жизни и судьбе "новомирцев" и вообще для советской фронды" Виктория Шохина знает не больше, чем о предыдущих. "В феврале 1970-го, - пишет она, - команда Твардовского вынужденно покидает журнал. Возникшая было идея бойкота нового "Нового мира" проваливается. Уходят Твардовский, Лакшин, Виноградов, Кондратович, Хитров, Сац, но остаются в редколлегии, возглавляемой теперь Валерием Косолаповым┘ Айтматов, Гамзатов, Дорош, Кулешов, Марьямов, Федин┘". Тут вполне точно указано лишь время действия. А в остальном┘ "Вынужденно покидает", "уходят" - явно не те слова, когда речь идет о следующем: Лакшин, Виноградов, Кондратович, Сац (к Хитрову это не относится) решением секретариата Союза писателей выведены из редколлегии; Твардовский уходит в ответ на это с письменным заявлением протеста; Хитров, Марьямов и Дорош тут же подают в секретариат свои заявления об уходе; когда в порядке партийной дисциплины их обязывают хотя бы числиться в редколлегии, двое последних отказываются получать зарплату и участвовать в работе редакции; к середине того же года отставка всех троих удовлетворена. Таким образом, только внештатные члены редколлегии (Айтматов, Федин и др.), игравшие в ней роль свадебных генералов, остаются и в новом составе. Вся же рабочая часть редколлегии ушла столь дружно, как это редко бывает в подобных ситуациях. По-своему, в иных формах продолжали "держать фронт" и рядовые редакторы, в большинстве оставшиеся на своих местах. Другое дело, что и более очевидный бойкот в тогдашних условиях (как, впрочем, и сейчас, когда возможности его намного больше) не мог иметь сколько-нибудь сильного общественного резонанса┘
Твардовский и его "Новый мир" принадлежат к тому лучшему, что есть в нашей истории после 1917 г. Но пошлость не терпит истинно высокого, в его присутствии ей неуютно, неловко, и ей крайне важно снизить его до себя. О, бедная, бедная!..
