Маменькин сынок

Валентин Резник. Будни Бытия. 

– М.: Content-Press, 2013.

У Валентина Резника вышла книга стихов «Будни Бытия». Ее трудно читать, потому что на одной странице иногда живут пять, шесть, а то и семь стихотворений. Но несмотря на такую густоту, ее хочется читать, потому что стихи действительно ЖИВУТ, они живые. А это, по-моему, лучшее, что можно сказать о стихах. Теснятся же они, потому что издать книгу стихов сегодня весьма трудно. За нее надо платить, а платить Вале нечем. Он пенсионер. Вот и втиснул в юбилейный сборник (автору недавно исполнилось 75, и это подарок семьи) все, что считал нужным. И в результате вышло так, что стихи оживленно общаются друг с другом, спорят, вторят друг другу, поддакивают, возражают. Потому что живые. Но, несмотря на такую густонаселенность, я, к своему изумлению, не нашла в книге одного стихотворения, которое в ней обязательно должно быть. Вот оно:

Я мамину фамилию ношу,

Поскольку ею был рожден 

в Карлаге,

И потому на гербовой бумаге

Я только ей одной принадлежу.

Как бы я ни был в мире одинок,

Я только с ней, пусть 

даже мертвой, дружен,

И мне никто кроме нее 

не нужен,

Я маменькин пожизненно 

сынок.

Валя Резник – сирота, детдомовец, слесарь высшего разряда. Но главное – он поэт. И об этом сейчас речь. Не надо искать в его стихах чего-то эдакого: какого-то особого размера, небывалых рифм. Вообще ничего не надо искать. Надо только найти его сборник и в него погрузиться. И если вы еще не разучились читать стихи, то вас поразит этот голос – то счастливый, то сдавленный и дрожащий от слез, то гневный, но, как ни странно, всегда молодой. Даже в стихах о старости. И как может быть иначе, если он и в свои 75 способен сказать, что «снег выпал, как счастливый случай...».

Лучшие стихи Резника достигают цели. А цель – сердце читателя. В наше время подобная цель – анахронизм. Чаще ставят другие цели – напугать, шокировать, заставить говорить о себе любой ценой. А Резник топчет одну дорожку, ведущую от сердца к сердцу, и не боится прослыть мастодонтом.

Иногда он слишком декларативен и прямолинеен, но это случается с ним оттого, что ему срочно надо «выкрикнуть слова, что давно лежат в копилке». Я имею в виду так называемую гражданскую лирику (простите за дурацкий школьный термин). Валентин Резник – дитя двух веков, где столько наломано дров, что, хоть и мудрено разобраться в этих завалах, обойти их невозможно, потому что они – завалы эти – становятся частью тебя, твоей судьбы. И разбираться приходится с самим собой, то проклиная время, в которое жил, то объясняясь ему в любви, то не зная как быть с этой любовью-ненавистью.

Я коротаю день короткий

Тем, что по городу брожу

И на прилавок, полный водки,

Без всякой зависти гляжу.

Не поверну проворно ухом,

Коль намекнут сообразить,

Что там какая-то сивуха,

Еще не то случалось пить.

Еще и до сих пор во взоре

Печаль, рожденная войной,

Я пил в таких размерах горе,

Что и не верится порой,

Как умудрился не сломаться,

Дожить до нынешнего дня.

Вот вам, ребята, рубль 

двадцать –

Опохмелитесь за меня.

Валентин Резник – поэт. Это слово не требует эпитетов. Боюсь, что его книгу не найдут в магазинах, и потому хочу дать читателю возможность убедиться, что Резник – поэт. А кто же еще может сказать «воробей – пернатая дворняга», или «и нет отбоя от небес», или в стихах «России»: «С признаньями к тебе не лез/ И в грудь себя не бил рукою,/ А просто, как в осенний лес,/ Вошел в тебя и стал тобою...».

Пожалуй, приведу напоследок одно стихотворение полностью:

Л.С.

Вот хожу я из конца 

в конец балкона

В безрукавке на истёрханном

меху,

А напротив долгосрочная 

ворона

На березовом качается верху.

Что, старуха? Как житуха?

Как с харчами?

Чем тебе могу я, старый хрыч,

помочь?

Ведь у нас с тобой эпоха 

за плечами,

Отошедшая совсем 

недавно прочь,

Где рожденный 

в подозрительной сорочке,

Я все время что-то строил 

и ломал,

Ты ж помойные 

обследовала точки,

Удостаиваясь басенных 

похвал.

И не надо ничего-то нам 

от мира,

Только чтобы он от горя 

не зачах,

Чтобы вечно ты была 

с головкой сыра,

Ну, и я чтоб с головою 

                           на плечах.