Денис Безносов
Сергей Нельдихен. Органное многоголосье/ Сост., подг. текста, примечания и подбор иллюстраций М.Амелина, вступ. статья Д.Давыдова.
– М.: ОГИ, 2013. – 512 с.
Собрание произведений Сергея Евгеньевича Нельдихена (1891–1942), трагичного и вместе с тем эксцентричного автора, участника третьего «Цеха поэтов», «поэта-дурака» по известной характеристике Гумилева, одного из первых последовательных русских верлибристов и теоретиков свободного стиха. Его тексты (прежде всего стихотворные) активно публиковались в 1920-е, а в 1930-е, разумеется, были запрещены. Став заложником своей ложной литературной репутации, поэт многие годы был неизвестен даже среди ценителей поэзии. И наконец, через 70 лет после смерти автора, выходит издание «всех, – написано в аннотации, – опубликованных при жизни и найденных в государственных и частных архивах стихотворений поэта, ненапечатанная пьеса «Фокифон», а также теоретические и историко-литературные статьи».
Будучи воспринят в литературной среде как «создатель поэзии дураков», то есть как крайне инфантильный, наивный и даже глупый автор, Нельдихен размышляет о сущности ума в свойственной себе почти автоматической манере в стихотворении «Ум и глупость»: «Не выяснено. Что такое умный, что такое глупый?/ Делец зовет глупостью непрактичность романтика,/ Новаторствующий иронизирует по поводу пушкиниста,/ Глупый всегда ошибется в подлинно умном…». И приходит к выводу: «Так что же такое ум, – раз и навсегда? –/ Способность знать всегда и во всем больше, чем надо знать,/ И самому додуматься до своей мерки для измерения всего». В сущности, именно таково кредо Нельдихена-поэта – стремление к обладанию «способностью знать всегда и во всем больше, чем надо знать» через нарочито наивное зрение, будто рисуемый в тексте мир запечатлен таким, каким был воспринят исконно, по-детски, и потому был воспринят правильно. Однако наивное зрение влечет за собой (мнимо) наивное же рассуждение, опять-таки преподнесенное в первозданном виде.
Поэт погружается в созерцание, пропускает мир сквозь себя и сливается с созерцаемым. Пространство статично, а время как будто постепенно стирает само себя («И в Древнем Риме шел обыкновенный дождь…»); но он вынужден существовать внутри пространства/времени, чтобы в итоге их преодолеть: «Надо только раз угодить времени и пространству, чтоб иметь возможность от них освободиться». Это нельдихенское слияние всего со всем (героя, предметов, природы, всего мира) в том числе отразилось на его работе с «синтетической формой».
В тезисах из «Основ литературного синтетизма» Нельдихен выделяет следующие признаки выбранной формы: «уничтожение вообще «рифм», «усложненность композиции», «протест против подчеркнутой ритмизации», «протест против сравнений и метафор», «скрытость технических приемов», «успокоенность восприятия», «стремление к обобщениям» и т.д.
 Сергей Нельдихен. 20 апреля 1929 года. Иллюстрация из книги |
Примером такой «синтетической формы» является одно из главных произведений Нельдихена – поэмороман «Праздник (Илья Радалёт)»: «–Лаборатория для медицинских исследований; –/ – Зайду, отдам свою кровь исследовать, –/ Пусть посмотрят, из чего состоит моя кровь;/ Конечно, там нет ни разных спиралей, ни запятых, ни палочек;/ Может быть, найдут в ней что-нибудь новое,/ Отчего я такой органный – величественный, простой и радостный…». Нерифмованный и не метризованный поэтический монолог, напоминающий модернистский поток сознания, возникает практически из ниоткуда – с внезапно замеченной вывески – и углубляется в жизнь героя, чтобы рассказать о нем достоверную правду, изнутри и, так сказать, без какой бы то ни было цензуры: «Когда так тепло и покойно,/ Невольно хочется любовных удовольствий,/ Когда так тепло и покойно,/ Разве может не думать о ней всякий мужчина?../ Женщины – двухсполовиноаршинные куклы,/ Хохочущие, бугристые,/ Мягкогубые, прозрачноглазые, завитоволосые…».
Нельдихен не только запечатлевает наивный взгляд и оценку сущего, кое-где он по-обэриутски (предвкушая обэриутов) абсурдирует реальность: «Стоит кувшин,/ Будто кот сидит./ От известных причин/ Молоко съел в кредит./ Вот и чайник рядком –/ Безнадежный верблюд:/ И крышка горбом,/ И воды в брюхе – пуд». Излом пространства, чья кубистическая суть чувствуется уже на уровне ритма, воссоздан поэтом максимально достоверно.
Иная ипостась нельдихенской поэзии – так называемые литературные фразы, короткие тексты, порой моностихи, одной из центральных тем которых является самоидентификация художника/поэта посреди предельно клишированного мира: «Не огрызаешься – никем не уважаешься»; «Чем шаблоннее – тем понятнее/ Чем понятнее – тем популярнее» и др.
