Архилох А знаете, господа, все не так однозначно, как кажется на первый взгляд. Вот привыкли мы упрекать скульптора Церетели за излишний монументализм, за пристрастие к большому, точнее – к огромному. И уже не хотим видеть ничего другого.
Между тем другое – существует! Да, существует! И очень скоро в этом сможет убедиться любой!
Другое, господа, это только что обнаруженная графика мастера. Причем не просто графика, а шелкография. То есть рисунки, отпечатанные на шелке... Но это еще не все! Ведь рисунок рисунку рознь, правда? Так вот, у Церетели этот цикл называется «Любовная гимнастика».
Только не надо хихикать, уподобляясь испорченным подросткам, которые слушают урок про пестик и тычинку.
Мы с вами все-таки взрослые люди! И знаем: в искусстве нет ничего запретного. Кроме бездарности! А в том, что Зураб Константинович одарен, никто не сомневается.
Тем более что рисунки эти делались вроде бы интимно и камерно. То есть без расчета на обнародование, господа! Исключительно для собственного удовольствия. Такая камасутра для одного...
Впрочем, на все 100 процентов я не уверен. Свечу, как говорится, не держал. Это я шучу, конечно, шучу... Кто со свечой в постель к Зурабу Константиновичу осмелится полезть! Да если и найдется такой безбашенный идиот, то там его бабахнет по балде какая-нибудь дрына из прежнего творческого наследия мастера. И никакого удовольствия.
Тем же, кто все-таки хихикает, краснеет и потеет, сообщаю: Камасутра великого Ватсьяяны лишь частично посвящена позам (коих у него всего-то 64!). А в широком плане это доверительный разговор о том, почему нужно быть хорошим гражданином, и размышления о непростых отношениях между полами. Плюс религиозно-философские и нравственные аспекты. Уверен, что у Зураба Константиновича гражданской составляющей (не говоря уже о нравственных аспектах) тоже уделено достойное место. Не меньше, чем у Ватсьяяны!
Так вот, возвращаясь к «Любовной гимнастике»: как уж они там у Церетели кувыркаются – пока неясно. Но дело не в этом. А в том, что таким макаром, через камасутру, возвращается скульптор к обычным людям, в натуральную, так сказать, величину.
И скоро он, может быть, перестанет пугать город и мир фигурами устрашающих размеров. А просто возведет Храм любви где-нибудь в центре столицы (ему разрешат, я уверен!) и пустит свою «Любовную гимнастику» по фронтону. Как, например, в Катманду.
Я бы только название посоветовал сменить на что-нибудь более возвышенное. А в целом пусть будет.
Чем Москва в конце концов хуже Катманду?!
Дарья Гармоненко 
